- Шехзаде! Вы меня слышите, шехзаде? Вставайте же скорее! Эркин-ага снова будет сердиться, что вы опаздываете. Вай, Аллах! Да ведь он снова заснул... Тысяча шайтанов на мою голову... Ой-е-э-э, и в самом деле, заснул... Шехзаде!
Голос прорывался словно бы из какой-то неизмеримой глубины, не давая шехзаде Эмиру снова погрузиться в тёплые и обволакивающие объятья сна. Голос был резкий, настойчивый, он разрывал ватную пелену сна, со всех сторон окутывающую Эмира, и ужасно раздражал шехзаде своим отвратительным поросячьим тембром. Больше всего шехзаде раздражало то, что этот голос был ему очень знаком, но он никак не мог вспомнить, кому бы он мог принадлежать! Но сон всё-таки пересилил, и Эмир перестал на какое-то время слышать противный, надтреснутый голос, а вместо этого увидел себя в своих же собственных покоях, только он сам сидит за столом и что-то рисует на бумаге остро отточенным пером. Однако сколько Эмир не всматривался в замысловатый рисунок, он не мог понять, что же изображено на нём. Было что-то похожее на дворцовую площадь, на которой толпится волнующийся народ. Вот он уже и сам находится на этой площади, среди огромной толпы людей. Вдруг народ начинает расступаться, и шехзаде видит, как через толпу проходит тесная колонна янычар. Вдруг Эмиру становится страшно, откуда-то приходит мысль, что янычары идут за ним, чтобы схватить его. "Они не посмеют этого сделать", - думает Эмир. - Это какая-то ошибка, такого просто не может быть! Ведь я же шехзаде, они не посмеют!.. Нет, наверное, я сплю и мне снится кошмарный сон.
Не успел Эмир об этом подумать, как всё исчезло: и площадь, и народ, и янычары... Он снова сидит в своих покоях. За окном сгущаются сумерки. Вдруг дверь отворяется, и на пороге появляется девушка в роскошном платье, убранном драгоценными камнями и различными украшениями. При каждом движении девушки раздаётся мелодичный звон, и смех у неё такой же звонкий и прекрасный.
- Почему ты смеёшься? - слышит шехзаде Эмир свой собственный голос, - Подойди ближе, я хочу увидеть твою улыбку и ещё раз услышать твой звонкий смех, что подобен весёлому журчанию ручейка. Как твоё имя?
Девушка снова засмеялась и подошла к Эмиру.
- Меня зовут Айсун, шехзаде, - ответила девушка, - Я пришла сказать тебе, что меч уже занесён и стрела выпущена. Но блеск ятагана пока не затмил твоей славы. Остерегайся...
Но шехзаде Эмиру не суждено было узнать, кого же ему следует остерегаться, потому что всё внезапно исчезло перед ним, и до его слуха донёсся ужасный, писклявый вой, от которого Эмир тут же проснулся и открыл глаза. Солнце уже давно встало и заливало своим светом покои. Рядом с ложем, прямо на полу сидел старый и верный слуга шехзаде, Бюлют-ага, и издавал какие-то странные гортанные звуки, сквозь которые по временам прорывались проклятия и упоминания о какой-то тысяче шайтанов. Это была любимая присказка старого слуги, которую он повторял всякий раз, когда его господин не хотел прислушиваться к его советам и наставлениям. Сама Шивекар-султан приставила слугу к Эмиру, когда он был ещё совсем ребёнком, и с этого момента Бюлют-ага ревностно исполнял свою службу. Однако когда шехзаде почувствовал, что он уже больше не ребёнок, его начало раздражать присутствие старого слуги в его покоях, тем более, что тот слишком часто начинал надоедать Эмиру своим бесконечным брюжжанием.
Эмир недовольно покосиился на слугу, который моментально перестал выть, заметив, что шехзаде, наконец-то, проснулся.
- Ай, Аллах! Шехзаде! Наконец-то, вы проснулись! А я-то уж и не знал, как вас добудиться. Неужто вы забыли о ваших упражнениях на мечах? Мало вам того, что вы вчера сбежали от Эркина-аги, которому ваша матушка - да хранит её Аллах - доверила вас!
Эмир отмахнулся от Бюлюта-аги, как от назойливой мухи.
- Тысяча шайтанов на мою голову! - сердито заворчал слуга, - Что скажет матушка, если узнает о вашей выходке?
- Бюлют-ага! - закричал Эмир, которому уже порядком надоело терять время на бесполезные препирательства со слугой, - что это с тобой случилось! Разве ты объелся накануне рахатлукума? Или, может, выпил вина, хотя по законам Шариата, которых ты, как я вижу, не соблюдаешь, всякому правоверному мусульманину за подобную провинность полагается сто ударов плетьми на площади перед всем народом! Разве ты забыл?
Слуга испуганно замахал руками, словно призывая в свидетели всё, что его окружало, однако Эмир не стал его больше слушать. Он вспомнил, что опаздывает на тренировку с Эркином-агой, начальником янычарского корпуса, и в несколько секунд оделся, на ходу снимая со стены свой любимый ятаган, подаренный ему повелителем на день рождения. Одевшись, шехзаде Эмир выбежал из своих покоев, пробежал мимо сонных часовых и выбежал в коридор, ведущий к выходу из дворца. Настроение у него сразу же поднялось, когда он вспомнил о вчерашнем разговоре с султаном и о предстоящей церемонии вручения меча. А ещё он вспомнил о странном сне под утро, и о той девушке, которая пыталась его предостеречь от чего-то, или от кого-то. Что бы это могло значить?

На площадке перед янычарским корпусом уже находился Эркин-ага, который при виде шехзаде поклонился ему и подал знак сопровождающим его янычарам отойти в сторону и не мешать предстоящей тренировке. Эмир заметил, что сегодня у янычарского аги хорошее расположение духа, а это значило, что с ним можно будет поговорить, и разговор получится интересным. В минуты, когда у Эркина было весёлое настроение, он болтал без умолку, так что у шехзаде под конец тренировки уши сами собой начинали сворачиваться в трубочку, хотя он старался и не показывать своей невнимательности к рассказам Эркина-аги.
Поздоровавшись с Эркином-агой, Эмир взял у подошедшего слуги тяжёлый лук и несколько стрел. Все шехзаде в начале каждой тренировки стреляли из лука по цели, которую определял сам Эркин. Особенно трудным заданием было попасть в движущийся предмет. Обычно Эркин давал задание одному из своих подчинённых повесить на острие ятагана тюрбан и поднять ятаган высоко над головой. Как только один из шехзаде натягивал тетеву, янычар отдалялся на определённое расстояние, и шехзаде должны были попасть в тюрбан и не промахнуться. Если же у Эркина-аги было плохое настроение, он давал особенно изощрённые упражнения. Например, шехзаде должны были сбить яблоко с головы одного из слуг или охранников корпуса, и при этом постараться не промахнуться, чтобы ненароком не убить человека. Такие упражнения никогда не нравились эмиру, но он не осмеливался спорить по этому поводу с Эркином, зная, какая буря негодования последует за этим. Откровенно говоря, стрелять из лука он не любил, ему больше было по душе сражение на мечах. И поэтому, если ему выпадало сбить яблоко с головы янычара, он всегда брал немного вверх, и от этого стрела улетала далеко прочь. Эркин часто сердился за это на Эмира, но юноша с жаром пытался доказать неразумному аге, что он не потерпит такого издевательства над рискующими своими жизнями султанскими подданными, и что если Эркин не прекратит подобные зверства, он тот час же доложит обо всём повелителю, который даже не догадывался о проделках своего бывшего наставника. Но на следующих занятиях повторялось то же самое, а Эмир не решался рассказать обо всём повелителю.
Вот и теперь Эмир с большой неохотой взял лук, приготовившись выслушать в свой адрес множество укоров и порицаний.

Отредактировано Шехзаде Эмир (2015-11-24 22:36:16)

Шехзаде Эмир явно обрадовался тому, что сегодня не придётся начинать тренировку со стрельбы из лука. В глубине души он ещё надеялся, что, может быть, ему удастся разговорить Эркина-агу, и, тем самым, отдалить тот момент, когда глава янычар в знак окончания упражнений по фехтованию ударит плашмя своим ятаганом по ятагану Эмира. Вот тогда-то на юношу посыпется град упрёков и обидных колкостей, потому что стрельбы из лука шехзаде не выносил. За несколько лет, проведённых под чутким руководством Эркина, Эмир успел хорошо изучить своего наставника, и потому знал его сильные и слабые стороны, при желании мог надавить на больную точку, и тогда предводитель янычар немного усмирял свой пыл. Разговаривать с Эркином-агой было ужасно интересно, но ещё более интересно было просто наблюдать за ним, за его действиями. И очень часто подобные наблюдения вызывали у Эмира приступы неудержимого хохота, особенно когда Эркин выходил из себя по какому-нибудь незначительному пустяку. Иногда Эмир приходил на плац немного раньше и прятался в ближайших кустах, чтобы понаблюдать за тем, как Эркин будет беситься, когда шехзаде снова не придёт вовремя. Сначала янычар просто мерил большими шагами площадку вдоль и поперёк. Слуги почтительно расступались перед ним, давая ему дорогу. Потом он начинал расхаживать всё быстрее, всё нетерпеливее, поигрывая своим ятаганом и устремив свой взор на султанский дворец. При этом он обязательно о кого-нибудь спотыкался и начинал приплясывать на одной ноге, чтобы не упасть, и тем самым, не выставить себя посмешищем в глазах своих подчинённых. В такие моменты весь плац оглашался оглушительными проклятиями и ругательствами, о которых Эмир раньше даже и не догадывался. В конце концов, Эркин выходил из себя, и начинал топать ногами и кричать, что если сейчас же шехзаде не явится, то он вынужден будет пойти к Шивекар-султан, или прямо к повелителю с прошением, чтобы его отстранили от должности наставника. После этой бурной тирады шехзаде Эмир разражался звонким хохотом и выходил из своего укрытия, потому что больше терпеть не было сил.
Вот и сейчас, беря меч, юноша краем глаза увидел, что Эркин прячет в карман какую-то записку. "Интересно", - подумал про себя Эмир, - что бы это могло значить? От кого эта записка? Может, там что-нибудь важное, какое-нибудь донесение? Или, может быть, записка от женщины?
Шехзаде слышал от слуг, что у Эркина-аги частенько заводятся новые поклонницы, а точнее было бы сказать, новые жертвы его ненасытной и жадной до женской красоты и ласки натуры. Шептались даже, что янычарский ага подстерегает юных, ничего не подозревающих девушек по вечерам, в каком-нибудь тёмном закоулке, и заманивает их в корпус, чтобы там всласть позабавиться с ними, вкусив от запретного плода, который, как известно, сладок. Однако шехзаде Эмир старался не верить этим досужим сплетням и поменьше слушать эти бесполезные разговоры. Людская молва всегда приписывает тем, кто выше её, хорошие, или дурные качества, которыми объект их ненависти или почетания, на самом деле, не обладает.
Однако Эркин, кажется, заметил свой промах, и, поспешно убрав записку, сделал свой первый выпад, который шехзаде блестяще отразил. Фихтование было любимым занятием Эмира, в этом с ним не могли сравниться даже вечно подтрунивавшие над ним Орхан и Алемшах, которые, напротив, славились своей меткой стрельбой из лука и чётким попаданием в цель. Шехзаде Эмир всегда приходил в бешенство от частых подколов со стороны братьев, но старался никогда не показывать своей обиды. Часто Орхан и Алемшах тренировались вместе с Эмиром, а вот Сулейман посещал тренировки довольно редко, и Эркин за это на него совсем не сердился, потому что был наслышан об увлечении Сулеймана толкованием священного Корана и философией. За эти занятия Сулеймана поощрял и сам повелитель, который даже разрешал ему пропускать тренировки. Эмира всё это очень задевало, он даже в тайне завидовал Сулейману, который сидит, наверное, в это время где-нибудь в саду под деревом, погружённый в свои мысли, и даже его сестра Эсма, которая часто навещает его, не может отвлечь его от этого задумчивого состояния.
Теперь настала очередь Эмира. Он сделал молнеиносный внезапный выпад снизу и слева с подсечением - приём, которому Эркин научил Эмира, и который получался у Эмира очень хорошо. Этот приём применялся в тех случаях, когда нападающий хотел выбить оружие у своего противника. Однако Эркин-ага ловко отразил удар и совершил несколько коротких выпадов, которые Эмир с ловкостью отразил.
- Я вижу, Эркин-ага, что у тебя сегодня хорошее настроение! - весело проговорил юноша после очередного отражения атаки. - Может быть, ты поведаешь мне историю, которая смогла тебя так развеселить? Или, может быть, та записка, которую ты так тщательно прячешь от меня, придала тебе бодрости, а?
И Эмир громко рассмеялся своим чистым смехом. Внезапно он заметил, что Эркин нахмурился и остановился, как бы в нерешительности, словно бы обдумывая, что ответить этому зазнавшемуся юноше на его дерзкие слова. Однако слово было сказано, и Эмир с интересом ожидал ответа, замахиваясь своим мечом для следующего выпада.

Отредактировано Шехзаде Эмир (2015-12-07 20:53:26)

Шехзаде удивился. Он думал, что янычар станет уклоняться от прямого ответа, не скажет ему прямо, от кого эта записка, а будет ходить кругами, словно хищная птица вокруг своей поверженной жертвы. Тут Эмиру стало любопытно. Разговор принимал новый оборот, который с недавних пор начал интересовать Эмира, и с каждым днём этот интерес разгорался с большей силой, подобно постепенно разгорающемуся пламени в очаге. Он начал задумываться о женщинах, о своём будущем гареме и о том, что, скорее всего, ему не хватит и всей жизни, чтобы постичь загадочную женскую натуру. Ему нравилось издали наблюдать за девичьими играми, нравилось слышать их звонкий смех, и всякий раз у него от этого смеха сладко замирало сердце, и он думал о том, что и у него когда-нибудь будут собственные наложницы, и что они будут уважать и почетать его также, как и брата Мехмеда. Но это всё в будущем, а пока...
Шехзаде едва успел заметить брошенное в него яблоко. Реакция его была молнеиносной, и вот уже две половинки яблока лежат у его ног. Эмир услышал укоризненный голос янычара, упрекающего шехзаде в задумчивости, и, в то же время, Эркин-ага хвалил Эмира за быстроту реакции. Юный шехзаде долго учился этому приёму. Много раз ему доставалось твёрдым красным яблоком по лбу, и всякий раз Эркин-ага начинал это упражнение сначала до тех пор, пока шехзаде не достигал более или менее сносных результатов. Однако если раньше у Эмира получалось только подцепить яблоко на свой ятаган, то сегодня впервые он смог разрубить его на две ровные половинки, он сам не понял, как это у него вышло. Эркин-ага, кажется, остался доволен.
Теперь можно было переходить к давно мучившему Эмира вопросу. Но как это сделать? Он не знал, с чего начать и решил начать издалека.
- Эркин-ага, я вчера навещал нашего повелителя. Хвала Аллаху, он уже совсем здоров, болезнь полностью оставила его. Как ты знаешь, в конце лета наши войска отправляются в поход против неверных венецианцев. Наш султан возлагает на янычар большие надежды, он говорит, что ты должен быть его глазами и ушами, ведь он доверяет тебе также, как и самому себе. Мой брат говорит, что и меня возьмёт с собой, мой возраст уже позволяет мне присоединиться к числу наших славных воинов!
Восторженная речь Эмира явно обрадовала янычара. Юноша увидел, как у Эркина загорелись глаза, а на устах заиграла улыбка. Эмир очень хорошо знал этот неприкрытый азарт во взгляде янычара. Такой взгляд у него бывает только перед большими походами и опасными авантюрами. Повелитель всячески поощрял Эркина-агу, выделял его, и вскоре янычарский ага заслужил такое доверие, которым, наверное, вряд ли мог бы похвастаться даже сам великий визирь Кёпрюлю Мехмед-паша. Поэтому любые слова похвалы в адрес Эркина-аги были ему чрезвычайно приятны, и шехзаде Эмир искренне радовался за своего наставника, потому что, хоть он и любил иногда над ним подтрунить, он всё же любил и уважал своего учителя.
Выдержав небольшую паузу, Эмир продолжал:
- Однако до этого похода ещё достаточно времени. Войска должны подготовиться, пополнить запасы провианта и фуража, поскольку война может затянуться, и, возможно, нам придётся провести в походе всю зиму. Я нисколько не сомниваюсь, что наши славные аскеры одолеют этих гяуров и вернутся домой с победой. Наш повелитель обещал мне, что до похода я пройду обряд посвящения в янычары и вручения меча, а также он вместе с моей матушкой соберёт для меня мой собственный гарем! Ты даже представить себе не можешь, Эркин-ага, как я рад! Однако я очень волнуюсь, ведь все мои братья уже давно прошли это посвящение и я остался последним, кому эта церемония ещё предстоит. Мне бы очень хотелось, чтобы ты тоже присутствовал на этом посвящении.
Эмир умолк, ожидая, что же ответит ему наставник.

Отредактировано Шехзаде Эмир (2015-12-28 22:20:11)

Эмир заметил, что, доставая каштаны из кармана, янычарский ага снова (случайно или намеренно) вытащил записку. "Что бы это могло означать", - подумал Эмир, - дразнит он меня, что ли, этой запиской, или хочет о чём-то рассказать, предостеречь меня? Но разве мне угрожает какая-то опасность?
Он на минуту задумался. Почему-то вдруг в памяти снова всплыл сегодняшний сон. Незнакомая ему хатун... Как, кстати, её звали... Хм... А впрочем, это сейчас не важно... Эта хатун произнесла странные слова, говоря о какой-то грозящей ему опасности. "Меч уже занесён, стрела выпущена", - вспомнил Эмир, - берегитесь... Но кого? Разве у него есть враги? Нет, это невозможно. Разве могут быть врагами его немногочисленные слуги? Но ведь они верны и преданы ему, готовы отдать за своего шехзаде свои жизни. Но тогда кто? Собственные братья? Эту вероятность не стоит исключать и сбрасывать со счетов, однако все братья - он знал это наверняка - любят его и неприменно придут ему на помощь в трудную минуту. Однако был один момент, который заставлял юношу усомниться в преданной любви своих братьев, а в особенности одного из них - шехзаде Орхана. Эмир чувствовал, что Орхан завидует ему, он всегда завидовал ему, с первого дня его жизни. Но причины этой зависти, которую Орхан всячески пытался скрыть, Эмир никак не мог разгадать. Разве он виноват в том, что является младшим сыном покойного султана Ибрагима и с момента своего рождения был окружён теплотой и заботой, которой всегда был обделён Орхан. От этого характер его стал жёстким, даже чёрствым, ему не свойствены были те порывы души, которые заставляли Эмира трепетать и сердце биться чаще. Орхан привык брать от жизни всё, он часто говорил Эмиру, что не стоит ждать от жизни, пока судьба соизволит повернуться к тебе лицом и счастье само упадёт тебе в руки.
- Мы сами творцы своей судьбы, - говорил Орхан, - нам и только нам суждено вписать наши имена в скрижаль времени, переписать собственную судьбу. Ждать у моря погоды и ничего не делать при этом способны только такие мягкотелые птенцы, как ты, Эмир! Ты знаешь, что ты никогда не станешь правителем этого государства, так что оставь пустые надежды. У тебя уже наступает подходящий возраст, скажи своей драгоценной матушке, что хочешь отправиться в санджак, уверен, что ты станешь хорошим санджак-беем, вот где тебе по-настоящему выпадет счастье управлять вверенными тебе людьми.
Эмир часто обижался на Орхана за такие речи, и с жаром спрашивал у него:
- Но почему же тогда ты сам не отправляешься в санджак? Твой возраст уже давно позволяет тебе сделать это! Да и к тому же не стоит мне всякий раз напоминать о троне! Ты прекрасно знаешь, что я никогда не жаждал власти так, как ты. Но тебе тоже вряд ли когда-нибудь улыбнётся счастье взойти на Османский трон, потому что наш повелитель отдаёт предпочтение Сулейману, а решение повелителя - закон! Сулейман справится с этим тяжким трудом гораздо лучше тебя, Орхан, можешь быть в этом уверен!
На шум прибегали Эсма и Пейкан и разнимали разгорячённых спорщиков.
- Тебе, Орхан, видно, доставляет удовольствие задевать Эмира, - говорили они, - оставь его! Если мы ещё раз услышим, что ты обижаешь нашего брата, мы доложем обо всём повелителю!
Однако подобные сцены повторялись часто, а сёстры всё не решались рассказать об этом ни повелителю, ни кому бы то другому. Вероятно, они боялись гнева старшего брата, который подавлял их своей силой и неукратимой энергией. Однако когда у Орхана было хорошее настроение, он рассказывал Эмиру о женщинах, посвящая своего наивного собеседника в тайны, рассказывая Эмиру о том, о чём раньше он даже не догадывался. Эмир слушал эти рассказы с недоверчивостью. Но, в то же время, его привлекали такие рассказы. По дворцу ходили слухи, что у Орхана есть какая-то тайная наложница, с которой он проводит свободное время и о которой не знает даже сам султан. Орхан под страхом смерти заклинал брата не проболтаться об этом никому, а Эмир часто подшучивал над Орханом:
- Что же это у тебя, Орхан, до сих пор нет ни одного шехзаде? Ведь этим ты ещё больше упрочил бы своё влияние в этом дворце и стал бы ближе к нашему повелителю. Глядишь, он тебе своим приемником назначит вместо Сулеймана, а?
Орхан злился на Эмира за такие слова, шипел и топал ногами. И Эмиру становилось смешно, он знал, как можно поддеть брата, но особенно в этом не переусердствовал, потому что в глубине души побаивался Орхана.
Краем глаза юноша успел заметить летящие в него каштаны, он слышал наставления Эркина-аги о том, что нужно полностью сосредоточиться на своём мече, слившись с ним в единое целое. И он словно бы увидел себя со стороны, почувствовал себя мечом, рассекающим каштаны. Свист воздуха, звон стали - и вот уже половинки каштана падают к его ногам. Услышав последние слова янычара, Эмир вздрогнул. Эркин будто сам подтолкнул его мысли, направив разговор в интересующее Эмира русло. Вопрос словно сам собой слетел у юноши с языка:
- Что ты имеешь в виду, Эркин-ага? Я не совсем понял тебя? Разъясни мне эту интересную мысль.

Отредактировано Шехзаде Эмир (2016-02-28 11:18:23)

Шехзаде очень заинтересовала эта мысль, высказанная учителем. Он даже подумал, что вот сейчас как раз и настал тот долгожданный момент, когда можно будет выведать у Эркина-аги всё, что он знает на давно волнующую Эмира тему. Но он тут же одёрнул себя, подумав, что не стоит совершать столь необдуманный и опрометчивый поступок, так как любой неосторожный шаг, жест или слово может привести к абсолютно обратному действию, и тогда уже ничем и никак нельзя будет исправить этого положения, нельзя будет найти достойный шехзаде выход из сложившейся ситуации. Однако Эмир понял, что молчание начало слишком затягиваться, он ещё раз взглянул на только что разрубленные им каштаны и неуверенно проговорил:
- Мне очень понравилась эта мысль, Эркин-ага. Я обязательно запомню всё, что ты сказал сейчас, и постараюсь воспользоваться твоими советами при первой же возможности.  Однако... - он на секунду замялся, - однако... Даже не знаю, как сказать это... Мне хотелось бы как можно больше и подробнее узнать у тебя об этом вопросе. Ну, я имею в виду, в вопросе о женщинах. Кстати, до меня доходили слухи - может, конечно, это всё враньё и пустые сплетни - о том, что янычары иногда, в дни досуга, когда им особенно нечем заняться, проводят время с... Одним словом, с хорошенькими хатун в довольно сомнительных заведениях. Уж не знаю, так это, или нет, но об этом мне сказал мой брат Орхан...
И тут Эмир прикусил себе язык и даже готов был провалиться сквозь землю, потому что он ненароком выдал тайну, в которую его совсем недавно посвятил Орхан. Видимо, в тот момент Орхану просто хотелось чем-нибудь насолить младшему брату, как-нибудь поддеть его колким словом - он хорошо знал о слабости Эмира подсматривать тайком за девушками из султанского гарема. Однако Орхан строго-настрого запретил Эмиру болтать об этой тайне на каждом шагу, и уж тем более остерегаться, чтобы об этом случайно не узнал Эркин-ага, иначе он придёт в неописуемую ярость, и тогда ему несдобровать. И вот теперь Эмир стоял перед своим учителем весь красный, точно его только что опустили в котёл с кипятком. Он не знал, как ему теперь быть и что делать, а между тем Эркин-ага начал постепенно меняться в лице, выходя из себя. Юноша понял, что теперь он не то, что не получит ответа на долгожданый вопрос, но ещё и станет свидетелем настоящей янычарской бури, которой боялись все без исключения, и, что было сквернее всего, эту бурю навлёк он сам и остановить её ему уже будет не под силу.
Однако думать и действовать нужно было быстро, Эмир решил потянуть время, чтобы как можно больше отдалить момент, когда янычарский ага окончательно выйдет из себя. Шехзаде понял, что мирно эта тренировка уже не закончится. Поэтому он заговорил быстро и отчётливо, всякий раз бросая взгляд на Эркина-агу, чтобы убедиться, что буря миновала.
- Ах, Эркин-ага, прости меня, я знаю, что не должен был всего этого говорить, но у меня не было выбора. Орхан сказал, что он не хотел, чтобы ты узнал об этом, так как это великая тайна. Он сказал, что ему проболтались дворцовые стражники, а те узнали от слуг из вашего с Гевхерхан дворца. А ещё по дворцу ходят слухи, что и ты, якобы, не минуешь этих отдалённых кварталов Стамбула, и что у тебя там даже завелась какая-то прелестная черноокая хатун. Я, конечно, не верю всем этим досужим сплетням, тем более, что я достоверно знаю о том, что ты верен моей сестре Гевхерхан и никогда не дашь её в обиду. Однако ведь и у самого Орхана есть множество тайн, о которых не знает никто, даже сам султан. Но я слышал, что у него самого во дворце есть какая-то таинственная наложница, с которой ему трудно расстаться даже в свободные от занятий часы. Я думаю, что именно из-за этой наложницы он совсем перестал ездить на охоту с нами и даже не участвует в дворцовых праздниках. Сказать по правде, меня всё это немало заботит, но я...
И тут Эмир понял, что совершил вторую, ещё более грубую ошибку, выдав своего старшего брата с головой. Теперь Орхан, если узнает о неосторожности Эмира, тут же убьёт его на месте. Он почувствовал себя каким-то разносчиком сплетен и великих тайн, он прекрасно знал, что его язык не доведёт его до добра, и старался не превращаться в дворцовых сплетников. Однако, слушая каждый раз все эти пересуды, он поневоле превращался в такого же сплетника, и это его ужасно раздражало. Он пытался перебороть в себе чувство обязательно пересказать кому-нибудь только что услышанную новость, и иногда ему это даже удавалось. Но сейчас он просто не знал, куда ему деваться, так ему было стыдно и неловко. Однако когда он снова посмотрел на янычара, то не увидел больше в его глазах дьявольских огоньков ярости и злости, а наоборот - большую заинтересованность и внимание. Тут Эмир совсем смешался и даже отступил на шаг назад, ожидая ответа предводителя янычар.

Отредактировано Шехзаде Эмир (2016-04-08 07:46:56)