Услышав, что говорит Махиэнвер, хозяйка дворца слегка нахмурилась. Конечно, ей было приятно, что о её уме так отзывается гостья, но едва речь зашла об управлении гаремом...
"Если бы ты осталась во дворце Топкапы... как быдто это возможно... Поздравляю, Махиэнвер-султан, от моего доброго расположения к Вам остался только маленький лоскуток. Вы сами порвали полотно приязни."
Султанша резко обернулась и ответила:
- Что это за слова, Махиэнвер? - очи Гевхерхан недобро сверкнули. - Хвала Всевышнему, гарем не стоит бесхозным, он в надёжных руках, и никто не смеет это обсуждать и отрицать.
Девушка почувствовала, что от её хорошего настроения и следа не осталась, но всё-таки взяла себя в руки и изобразила на лице улыбку - не сразу, конечно, она появлялась постепенно, словно вытесняя мрачность на красивом лице султанши. Её глаза вновь приветливо засветились, и она произнесла чуть более дружелюбно:
- К Вам это не относится, конечно... Вы всегда... - дочь валиде-султан сделала голос нарочито вежливым и кротким - ...ладили с моей матерью и желали ей добра, не так ли?
Наступило молчание. Махиэнвер-султан то ли тяжело вздохнула, то ли просто кивнула головой - Гевхерхан толком не разобрала. Своим видом гостья изо всех сил показывала, что согласна с госпожой.
Следующая новость о наложнице возбудила в султанской сестре некое подобие любопытство. Да, сейчас она находилась вдали от дворцовой текучки и гаремных сплетен, но это абсолютно не означает, что они перестали её занимать. Конечно, часто посещать родной дом не приходится, поэтому остаётся довольствоваться слухами, распространяемыми теми, кто сам приедет сюда. Значит, яджансеза-хатун. Любопытно. Действительно, может ей посчастливится стать матерью шехзаде, а значит, султаншей... Надо будет съездить в Топкапы, проведать брата и Исмихан. С остальными братьями и сёстрами ей не хотелось видеться. Помолчав и поразмышляв, Гевхерхан, наконец, ответила:
- Откуда мы знаем, что предначертано, Махиэнвер? Если будет угодно Создателю, пвдишах возьмёт на руки сына.
Но сладующие слова собеседницы вновь всколыхнули ум и сердце молодой султанши. Собственные дети... Она уже почти два года замужем за Эркином-эфенди, а детей всё нет. Эркин не раз бранил супругу за холодность и нежелание исполнять супружеский долг. Гевхерхан это знала, но не хотела идти на поводу у человека, которого она ненавидела всем сердцем. Но также она памятовала и о том, что если она не уступит, то их брак даст трещину, а потом и совсем развалится. Тогда Эркин может пойти против Турхан-султан и повелителя, а этого османской насладнице очень не хотелось. Сколько раз этот вопрос заставлял её просыпаться ночью, умываться слезами и клясть свою судьбу, и вот теперь, когда во дворце нет мужа, приезжает эта проклятая, двуличная Махиэнвер, которая умеет словами зарезать насмерть. Зарезала, получилось...
Гевхерхан судорожно сглотнула, на мгновение потеряв прежний весёлый и невозмутимый вид, но сразу же исправилась, и улыбка вновь осветила её лицо.
- Да внемлет Аллах твоим молитвам. - ответила она.
В это время в сад, прямиком к беседке, проследовал ага. Гевхерхан поднялась со своего места. Евнух приблизился и торопливо зашептал:
- Мы с калфами были на рынке, госпожа. Я видел Эркина-агу, выходившего из корпуса янычар. Сегодня он вернётся пораньше. Вы знаете, как он относится к Махиэнвер-султан, поэтому...
- Достаточно, Сулейман-ага. Я всё поняла. Госпожа, - Гевхерхан обернулась к Махиэнвер, которая сидела с кофейной чашечкой в руках. - Эркин-эфенди возвращается. Он... не очень любит нежданных гостей, даже таких, как Вы. Всего доброго.
По знаку султанши, из дворца вышла Элиф-калфа с рабынями. Те, поклонившись Гевхерхан и Махиэнвер, поспешили сопроводить приехавшую хасеки до кареты. Гевхерхан же только обернулась на прощание, а затем скорым шагом пошла во дворец, стрелой взлетела на верхний этаж, и придя в покои, кинулась на кровать и зашлась в безудержном, но беззвучном плаче.