И снова день, и снова сад. А что? Сидеть во дворце, когда природа так и манит к себе, не имеет никакого смысла. Гевхерхан велела обустроить себе местечко в беседке и спустилась в сад, одетая в сиреневое платье с серебряными узорами на рукавах, у ворота и на подоле. В этом одеянии она сама была похоже на весну, чувствовала себя в нем очень удобно и свободно. Калфы встретили султаншу у беседку поклонами, провожая к столу, на котором стояли фрукты, шербет и сладости. Гевхерхан села, вынула из-за широкого и тяжёлого серебряного пояса маленькую книжечку со стихами. Это были стихи её славного дела, султана Ахмед-хана, который писал под именем Бахти. Перед глазами красавицы заструилась тёмная, филигранно выписанная вязь, султанша окуналась в словесный родник, молодящий и исцеляющий. Накануне у неё вышла крупная ссора с Эркином, и дело бы дошло до рукоприкладства, если бы не какое-то известие, заставившее агу уехать, не попрощавшись. Гевхерхан-султан только и видела, как янычару выводили коня, как тот вскочил в седло и с гиканьем, поднимая пыльные столбы, умчался прочь. Госпожа в тот момент ничего не желала, кроме одного: пусть он не возвращается подольше...
Гевхерхан читала. Читала и плакала. Султан Ахмед души не чаял в своей Кёсем, которую Гевхер помнила маленькой. До конца своей жизни великая султанша оставалась прекрасной, её волос не касалась седина, несмотря на то, что пережила она очень много. Удостоится ли её несчастная внучка такой любви? Такой же чистой и вечной, какую носил в своём сердце Ахмед? Часто Гевхерхан приходилось слышать уверения в пламенной и страстной любви, особенно ночами... Может, Эркин-эфенди, действительно, любит её? Кто знает... Но девушка терпеть не могла его голоса, в нём звучала сила, воля и страсть, но любви не было совершенно...
В это время послышался стук копыт. Гевхерхан поднялась с места и вышла из беседки. Приставив ладонь к глазам, она пристально вглядывалась в дорожную пыль, поднятую всадниками. Их было двое.
  - О, Аллах... - прошептала султанша, внутренне сжимаясь в комок. - Неужто Эркин-эфенди возвращается, да ещё и не один?
Через минуту стало ясно, что это не Эркин. На чёрном и рыжем конях во двор въезжали братья-шехзаде - Эмир и Алемшах. Оба одетые по-охотничьи, словно собирались, либо возвращались с промысла. Лицо Гевхер сразу просияло, потому что она соскучилась по братьям, а во вторых, потому что страшная догадка не оправдалась.
К наследникам сразу подступило четверо слвг, которые помогли им сойти с коней, а затем взяли поводья и повели скакунов в стойла.
  - Мои отважные шехзаде... - поспешила с приветствиями Гевхерхан, - Вы принесли счастье в этот дом.
Обнявшись с каждым поочерёдно, девушка проводила их в беседку.

- Шехзаде хазретлери... - невысокий чауш с умными и добрыми глазами, кланяясь, вошёл в покои наследника. Юноша сидел за книгой, и появление слуги его несколько сбило с толку. Алемшах поднялся с место, резко звхлопнул книгу и, заложив руки за спину, подошёл к незваному гостю. Ага аоклонился вторично, после чего поднёс юноше сверток с султанской печатью. Шехзаде изумился и повел бровью, на что чауш сразу же пояснил: - Наш повелитель дарит Вам вот это одеяние для охотничьего промысла.
Алемшаху вновь пришлось изумиться, так как повода к таким подаркам не было, но обижать брата отказом совершенно не хотелось, поэтому юноша принял свёрток и отослал чауша, наказав ему передать благодарность брату и властелину.  Развернув его, Алемшах дался диву: наряд, присланный ему, походил не на охотничий, а скорее, на торжественно-выездной. Такой больше подошёл бы для пятничного приветствия или какой-либо другой церемонии, но для охоты... О том, что это, всё-таки, промысловый наряд, напоминали кожаный пояс и такие же вставки на кафтане. Юноша решил примерить его, чтобы потом отложить до лучших времён. Едва облачение было завершено, и шехзаде глянул на себя в зеркало, как пришёл еще один гость, и на сей раз более желанный. Брат Эмир любил являться баз уведомления и даже иногда без стука, но это мелочи. Известие о спешной отлучке Эркина привело Алемшаха сперва в замешательство, потом вызвало любопытство, так что на предложение поехать к Гевхерхан наследник ответил согласием. Он соскучился по сестре, поэтому мешкать было незачем.
Кони неслись во всю прыть, словно тоже по кому-то скучали. Всю дорогу братья оживлённо беседовали, причём Эмир несколько раз подтрунил над старшим братом из-за странного наряда. Алемшах нисколько не обижался, только улыбался, подставляя лицо встречному майскому ветру.
На подворье роскошного дворца сестры братья приехвли вместе, шаг в шаг. Расторопные аги мигом помогли им слезть с сёдел и занялись обустройством коней. Все несколько удивились, что шехзвде явились запросто, без провожатых и слуг, что гораздо более пристало османским наследникам. Алемшах вяло отшучивался, потому что ему не было дела до дворцовых формальностей, особенно теперь.
После взаимных приветствий и объятий с сестрой, все трое отправились в беседку, где всё было приготовлено для тёплой семейной беседы.
  - Ты превратила свой дворец в райский уголок, сестрёнка. - шутил Алемшах, но на самом деле, он был поражён тому, с каким вкусом был разведён сад, как замечательно на его фоне смотрелся дворец. - С твоего позволения, буду теперь бывать здесь чаще. Да и другие что-то уж очень засиделись в Топкапы, надо и их сюда привезти. Взять хотя бы Рухшах - целыми днями вынюхивает гаремные сплетни. Да и остальные не лучше. Ты бы тоже к нам приехвла как-нибудь, м? - и Алемшах собственноручно принял из рук калфы свежесваренный кофе и расставил чашки. - А теперь рассказывай, что стряслось, что Эркин так быстро уехал из Стамбула?

Шехзаде Эмир сразу почувствовал перемену в тоне и настроении сестры. Он всегда улавливал даже самые малейшие признаки назревающих бурь и конфликтов, заметил, с какой неохотой Гевхерхан говорит о своём супруге, и это ещё больше убедило его в том, что брак сестры с безжалостным и коварным янычаром никогда не был, да и не может быть счастливым. Разве может быть счастлив человек, если каждую секунду, каждое мгновение он живёт в постоянном страхе? До каких пор его сестра будет испытывать эту боль отчаяния и одиночества? Ведь в этом дворце она совсем одна, никто здесь не в состоянии утешить её добрым словом и отвлечь от грустных мыслей! С калфами и слугами разговаривать бесполезно, так как ничего нового, кроме бесконечных дворцовых сплетен, старых, как сама вселенная, они поведать не могут. И тогда Эмиру стало по-настоящему жаль сестру. Сердце его сжалось, словно его сдавили гигантскими клещами, а в душе происходила борьба. Если бы кто-то сейчас взглянул на Эмира, он не нашёл бы на его лице и тени волнения и беспокойства. Зато внутри него бушевал настоящий вулкан, который готов был в любую секунду выплеснуть наружу раскалённую лаву негодования и ненависти к несправедливости жизни.
Вот о чём думал Эмир по дороге в беседку. Он надеялся, что освежающая прохлада виноградных листьев, которыми сплошь была укрыта беседка, сможет хоть на минуту остудить то пламя, которое разгорелось в его молодом, бурливом сердце. Однако он ошибся. Он погрузился в глубокую задумчивость, из которой он никак не мог найти выхода. Наконец, Алемшах нетерпеливо дёрнул его за рукав, желая узнать о причинах этой задумчивости.
- Посмотри на сестру, Алемшах, - грустно сказал Эмир, - неужто ты не видишь, в каком она подавленном состоянии. Мне это не нравится. Скорее всего, здесь не всё так просто, тебе так не кажется?
Брат только посмеялся над словами Эмира, однако было видно, что и он чувствует себя "не в своей тарелке".
Наконец, принесли обед. Ароматные, сочные ломтики жареного мяса, щедро посыпанные мелкой зеленью, были аккуратно разложены по тарелкам, грецкие орехи в меду так и манили, словно бы норовя сами собой запрыгнуть в рот к тому, кто пожелает их отведать. Виноградные гроздья буквально сгибались под тяжестью крупных, спелых ягод. Поначалу Эмир ел с большим аппетитом, однако подняв глаза на Гевхерхан, он заметил, что она даже не притронулась к еде. Аппетит пропал, словно его и не бывало. Эмир отставил в сторону серебряные приборы. Он услышал, что Гевхерхан спрашивает о новостях из дворца, но он не знал, что ответить ей. В голове у него теснилось слишком много мыслей, они то и дело мешались одна с другой, прыгали, словно взбесившиеся котята, и Эмир никак не мог уловить самую главную из них. Он пробурчал что-то неразборчивое, смешался и замолчал. Все засмеялись. Алемшах начал что-то оживлённо рассказывать, но Эмир не слышал то, о чём он говорит. У него сами собой начали сжиматься кулаки, ногти больно впились в ладони, лицо превратилось в непроницаемую маску, и никто, даже самый близкий человек, не мог бы сказать с точностью, о чём он думал в эту минуту. Он впервые осознал, что по-настоящему ненавидит Эркина. Он даже подумал, что если бы янычарский ага в эту самую минуту вошёл в беседку, в которой сидели сейчас братья, Эмир наверняка убил бы его. Он твёрдо поклялся, что если с сестрой что-то случится, он будет мстить, и месть эта будет страшна и беспощадна. И тогда никому не поздоровится! Он решил поделиться своими мыслями с Алемшахом, но только в тот момент, когда их никто не будет слышать.
Между тем все обратили внимание на задумчивость Эмира. Эмир понял это, и чтобы не навлекать на себя лишних подозрений, произнёс оживлённым тоном:
- О, пустяки! Сегодня слишком жарко, я немного отвлёкся, но, надеюсь, больше этого не повторится. Простите мне мою неосторожность. Новостей во дворце у нас не так уж и много. Повелитель готовится к очередному походу против Венеции. Эти проклятые гяуры воображают, будто они главные в этом мире. На самом же деле настоящий властелин мира - наш великий падишах, властитель солнца и луны, рек и морей, всего, что мы видим и не видим. В предыдущей военной компании венецианцы отняли у нас Крит, часть наших владений. Теперь наше великое войско идёт в поход, чтобы взять у них то, что принадлежит нам по праву, и никто не сможет нам в этом помешать!
Эмир умолк, поняв, что разошёлся не на шутку. "Ну, теперь Алемшах обязательно начнёт смеяться над пылкостью моих суждений", - подумал Эмир, и, чтобы пауза не слишком затянулась, продолжил:
- Я недавно был у Мехмеда, он разрешил мне отправиться вместе с ним в поход! А ещё он сказал, что после того, как мне вручат меч и пройдёт церемония посвящения в янычары, он вместе с моей матушкой соберёт для меня настоящий гарем!
По мере того, как Эмир говорил, грустные мысли постепенно вытеснялись лёгкими и радостными. Однако он успел заметить, что при упоминании о янычарах Гевхерхан вздрогнула и по её лицу пробежала еле заметная тень. Но было видно, что она явно обрадовалась последним словам брата.

Отредактировано Шехзаде Эмир (2016-01-06 00:09:55)

Услышав о том, что Хайриниссе опять стало хуже, Гевхерхан ощутила, как вся холодеет. Это была единственная из сестёр, которую девушка любила до самозабвения, до потери пульса. Раньше, живя в Топкапы, ягевхер прятала свою сестренскую привязанность, никого не выделяя из остальных. Теперь же, находясь вдали от родного дома, она поняла, как сильно ей не хватает присутствия Хайри. Немудрено, что за идею брата султанша ухватилась с отчаянной цепкостью. Во-первых, здесь сестре будет спокойнее, чем дома, среди гаремных интриг. Во-вторых, наконец-то появится человек, с которым можно поговорить по душам, ибо с братьями и остальными сёстрами не очень-то хотелось изливать душу. В-третьих, в присутствии самой юной из османских султанш, Эркин-ага не посмеет вести себя привычным образом, Гевхерхан лично предупредит его об этом. Возможно, он потребует некоторой "компенсации" по отъезде сестры, но сейчас это волновало госпожу куда меньше. Хорошо бы, если Хайри осталась подольше - это будет на пользу и ей самой, и её старшей сестре.
Весть о посвящении Эмира тоже привела красавицу в хорошее расположение духа. Она видела, что младший брат очень возмужал, стал настоящим мцжчиной, и поэтому время церемонии меча уже подошло вплотную. Разумеется, ягевхерхан ни за что на свете не пропустит это торжество, она должна увидеть это. Правда, будучи истинной дочерью Турхан-султан, Гевхер мыслила на несколько ходов вперёд, и мысли эти были далеко не радужными. Эмир был последним из шехзаде, кто проходил обряд и давал клятву. Как только торжество завершится, он станет полноценным соперником Мехмеда. Тот, конечно, по-прежнему будет считать его просто братом, но ягевхерхан чувствовала, что с того дня будет относиться к шехзаде совершенно по-иному. Вряд ли они ещё когда-нибудь соберутся вот так, запросто, без особых поводов и церемоний... разые что быдет большая необходимость. Гевхерхан чувствовала, как внутри уже сейчас начиналась борьба сестринского чувства со здравым смыслом и расчетом. Её смущало ещё одно: в народе говорили о том, что не миновать бунта. И немудрено! У теперешнего султана целых шесть соперников, и когда младший его брат примет присягу на верность Осман-и Девлет*, среди янычар возникнет раскол, а это прямая дорожка к великой смуте. Мехмед будет находиться под угрозой свержения. Настроение вновь ухудшилось.
- Что ж... - начала Гевхерхан сдавленным голосом. Чтобы тот начал слушаться её, девушка сделала маленький глоток кофе. - Я обязательно приеду на посвящение в янычары. Когда назначено торжество... Потом обязательно приму у себя Хайриниссу, и будет лучше, если она будет гостить у нас как можно дольше. Уверена, Эмине Ферахшад-султан не будет возражать.
Говоря об этой женщине, Гевхерхан повела бровью в сторону Алемшаха. Она рассчитывала, что тот убедит свою валиде, и она отпустит дочь сюда. Откровенно говоря, Гевхер относилась к остальным жёнам отца с крайним недоверием. Даже Шивекар-султан всегда в чём-то подозревала. Султанша считала, что первая жена султана Ибрагима, несмотря на добрые отношения с Мкхмедом, все равно что-то замышляет. Иначе и быть не может, ведь в Топкапы у всех есть свои тайные мечты и цели. Эмине-султан не являлась исключением. Она была наравне с остальнвми хасеки, но почему-то ей Гевхерхан особенно не доверяла.

*Osman-î Devlet - Османское Государство (ст.тур)

Отредактировано Гевхерхан-султан (2016-01-08 20:30:22)