Весенний день выдался на славу! С моря дул приятный солёный ветерок, солнце уже начинало довольно ощутимо греть затылок. Фехми-ага спустился по мраморной лестнице, ведущей в дворцовый сад и зашагал по дорожке, по обеим сторонам которой возвышались фруктовые деревья, ветви которых сплетались над головой, образуя живой шатёр, который в жаркие дни не позволял палящим лучам солнца пробиваться сквозь листву, создавал приятную тень и прохладу. Фехми-ага шёл в беседку, где по обыкновению собирались представители султанской семьи по случаю праздника или пышного обеда, устроенного одной из султанш. Сегодня был как раз такой день. Турхан-султан решила устроить пышный обед и пригласить на него Хюму Шах-султан со своими шехзаде. С самого утра повара готовили различные вкусности - всем хотелось, чтобы обед прошёл хорошо и никому не хотелось лишиться головы из-за какой-нибудь мелочи. Ожидался приход повелителя, однако султан Ибрагим был с самого утра не в духе, и когда Фехми-ага зашёл к нему, султан недовольно оторвался от карт и закричал на все покои:
- Что это значит, Фехми-ага! Я же просил, чтобы меня не беспокоили! Что опять случилось!
- Повелитель, простите, - запинаясь, начал хранитель покоев, - Турхан-султан устраивает сегодня обед, на который приглашена ваша супруга Хюма Шах-султан...
- Скажи Турхан-султан, чтобы она не ждала меня, ты меня понял. - Уже более мягким тоном проговорил повелитель, - А теперь уйди, не мешай мне.
Фехми-ага низко поклонился и вышел. Ему не нужно было повторять дважды, он привык понимать повелителя с полуслова.
В беседке уже было много народу: на самых почётных местах сидели Турхан-султан и баш хасеки Хюма Шах-султан, каждая со своими шехзаде и султаншами, слуги вносили всё новые кушанья, калфы  следили за порядком и чистотой. Были приглашены знатные беи с жёнами и детьми. Дети резвились и играли друг с другом, весело смеялись. Хюма Шах-султан держала на руках маленького шехзаде Сулеймана, который всё никак не мог усидеть на месте и постоянно капризничал, требуя, чтобы и ему позволили присоединиться к остальным детям.
Фехми-ага поклонился султаншам и отошёл в сторону, чтобы не мешать. Он выбрал такое место, откуда отлично было видно всё, что происходит в беседке, а также и всё, что происходит вне её. Он останавливал каждого слугу с подносом и сам пробовал яства, чтобы удостовериться в том, что они не отравлены. Он никому не мог доверять в этом дворце, и даже самому себе, и поэтому он тщательно проверял всякую мелочь, которую могли пропустить другие служители дворца. За эту верность и преданность его и приблизила к себе Турхан-султан, и Фехми был беззаветно предан ей, стараясь уловить то, что она хочет сказать, по одному лишь движению ресниц, шевелению губ или взмаху руки. Но вот, наконец, все яства были расставлены, все были на своих местах, и обед начался. Фехми-ага всмотрелся в толпу служанок, выходящих из беседки, и вдруг его взгляд остановился на одной из них, кажется, это была служанка Хюмы Шах-султан. Он и прежде часто видел её, правда, мельком, но никогда не подходил к ней и не заговаривал с ней. Но сейчас эта девушка была последней из выходивших из беседки служанок, и невольно их взгляды встретились. И тут хранитель покоев вдруг понял, что его тело отказывается ему подчиняться, он не мог пошевелиться и всё смотрел на эту прекрасную хатун, красота которой поразила его в самое сердце. Ирум-хатун - так, кажется, звали эту девушку - улыбнулась ему, и эта улыбка словно придала ему смелости, он решил подойти к ней и заговорить. Но прежде, чем он успел об этом подумать, Ирум-хатун первая начала разговор, и её голос мелодичным звоном хрустальных колокольчиков отозвался в его сердце.

Отредактировано Фехми-ага (2016-06-24 17:00:45)

Этот невинный вопрос девушки подействовал на Фехми, как ушат холодной воды на голову. Он и освежил, и одновременно вернул хранителя покоев с небес на землю. Первый миг очарования этой красавицей прошёл, и Фехми-ага ощутил внутри какое-то опустошение. Однако это чувство не было ощущением гадливости или отвращения, а совсем наоборот: вместе с этим кажущимся опустошением пришла и какая-то странная лёгкость. Ирум смотрела на него своим открытым, лучистым взором, и ему было хорошо от того, что она вот так просто на него смотрит, что заговорила с ним, хотя раньше они никогда не заговаривали друг с другом и часто проходили мимо, издали бросая друг на друга взгляды, в которых была лишь строгая официальность и напыщенность и ничего более. Но сейчас всё было совсем иначе, Фехми-ага почувствовал какой-то подъём, прилив сил, однако он всё никак не мог справиться с волнением, охватившим его. Наконец, он подумал, что пауза уже слишком затянулась, и ответил, стараясь не смотреть больше Ирум-хатун прямо в глаза, иначе он рисковал снова провалиться в их бездонный омут:
- О, не беспокойтесь, Ирум... Ирум-хатун, наш повелитель - да дарует Аллах ему долгих лет жизни на этой грешной земле - с самого утра пребывает в дурном расположении духа, когда я вошёл к нему, чтобы сообщить о назначенном обеде в саду и о том, что его все ждут, он прогнал меня, сказав, чтобы ему никто не мешал, так как он очень занят. Так что передайте султанше, что повелитель не будет присутствовать сегодня на обеде.
Ему хотелось продлить свою речь, хотелось сделать так, чтобы Ирум-калфа никуда не уходила отсюда, но он не знал, как и чем он может удержать её. Девушка в ответ произнесла обычные слова благодарности, повернулась и уже хотела идти прочь, даже не взглянув на него. Это разозлило Фехми, он подумал: "Гордая девчёнка! Гордая и бездушная! Неужели она вот так просто сейчас пойдёт обратно в беседку и мы больше с ней не увидимся до конца обеда? О, Аллах! Она ведь даже не взглянула на меня. Можно подумать, я какой-нибудь бездушный предмет, с которым всякий может поступить, как ему заблагорассудится! Ну уж нет! На этот раз я не допущу очередного промаха".
Он уже привык к тому, что все женщины и девушки, встречающиеся на его пути, относились к нему с какой-то холодностью и вели себя с ним так, словно общение с ним навивает на них скуку и стремились поскорее отдалиться от него, чтобы окунуться в весёлую и шумную компанию своих сверсниц, даже не догадываясь о том, какую жестокую, незаживающую рану они оставляют в душе этого чёрствого и холодного, как им казалось, молодого человека. Он давно уже смирился с этим, думая, что это всё проделки злого рока, и уже не надеялся на то, что в жизни ему повезёт. Всю жизнь выполнял чьи-то приказы, слушал чьи-то советы, но никогда не мог воспользоваться советами собственного сердца, потому что его сердце наглухо было запечатано в ледяном ларце за семью замками, а ключи от тех замков были выброшены каким-то злым духом проведения в глубокую бездну сознания, и растопить этот лёд не под силу было даже самой искусной чаровнице, как казалось ему. Но когда он увидел быстро удаляющуюся по дорожке Ирум-хатун, вся кровь бросилась ему в лицо, он подумал, что вот так, наверное, уходит жизнь из тела умирающего человека, и остановить её не может уже ничто. Однако он собрал все свои силы и крикнул:
- Постойте, Ирум-хатун, остановитесь! Куда же вы идёте? Я и сам мог бы сообщить об этом султанше, вам совершенно не стоит утруждать себя. Вернитесь, мне хочется ещё вам что-нибудь сказать...
Он смешался и не знал, что сказать дальше. Немного придя в себя, он заметил, что Ирум остановилась и повернулась к нему. Когда он взглянул на неё, то увидел, что она вся зарделась, вот только он не мог понять, от чего: то ли от яркого весеннего солнца, заставляющего кровь быстрее течь по жилам, а сердце биться чаще, то ли от быстрой ходьбы и неустанной работы в гареме. Наконец, он бросил эту затею разгадать скрытую от него тайну, подумав, что верного ответа он всё равно никогда не узнает, и сам пошёл навстречу девушке. Наконец, когда они приблизились друг к другу на дозволенное приличиями расстояние, он вдруг вспомнил, что ведь совсем недавно Ирум-хатун назначили хюнкяр-калфой в гареме.
- Я слышал, у вас новая должность, Ирум-хатун? Это правда? В таком случае, вас можно поздравить. Как же вы справляетесь? Не докучают ли вам наложницы своей бесконечной болтавнёй?
Он усмехнулся. Девушка тоже усмехнулась в ответ. Разговор мало по-малу начинал входить в спокойное, безмятежное русло.

Отредактировано Фехми-ага (2016-06-25 17:59:34)

Хранитель покоев проследил за взглядом Ирум-хатун. По правде говоря, ему не очень-то было интересно наблюдать за султаншами, слушать их разговоры, а уж тем более прислушиваться к их каждодневным ядовитым сплетням, стрелы которых они постоянно нацеливали друг против друга, из-за чего, на первый взгляд, такое мирное общение двух султанш, случайно встретившихся в коридоре или в каком-нибудь другом месте, спокойно могло перерасти в настоящую ссору или, что ещё хуже, нешуточную драку. Да-да, было и такое! Фехми-аге доводилось разнимать двух разъярённых фурий в султанских одеждах, которые то и дело норовили выцарапать друг другу ясные очи своими острыми кошачьими коготками, при этом оскорбляя друг друга не самыми лестными выражениями, так что даже сам Фехми отворачивался, чтобы скрыть удивление и накатывающий на него невольный смех, который начинал его разбирать в такие моменты. Сказать по правде, это занятие не из приятных, разнимать дерущихся женщин, да к тому же в таких драках и ему частенько попадало. Так что гаремные служанки и евнухи, когда он проходил, частенько шептались по поводу его расцарапанного лица или синяков под глазами.
Тем временем в беседке раздался громкий смех, это смеялась Турхан-султан, причём делала она это так, как никто другой. Смех её был звонкий, заливистый, но, вместе с тем, в нём слышались и ядовитые нотки, и всякий раз, как хранитель покоев слышал этот смех, мороз пробегал у него по коже и он невольно ёжился и старался переключить своё внимание на что-нибудь другое. Остальные султанши примолкли и ждали, когда отсмеётся Турхан, чтобы продолжить беседу, но тут Салиха-султан произнесла какую-то колкость, от чего в беседке на мгновение наступила неловкая пауза. Обстановку разрядил детский плач, все бросились утешать ребёнка, и мало-помалу беседа султанш приобрела свой прежний характер.
Фехми-ага отвернулся и посмотрел на Ирум. Она стояла, ожидая его ответа. Он лихорадочно вспоминал её последнюю реплику, наконец, вспомнил и проговорил машинально, словно разговаривал не с ней, а с самим собой:
- Да-да, вы правы, начнётся буря. Эта буря не утихнет до тех пор, пока будут живы на земле женская ревность и соперничество, стремление стать матерью наследника, чтобы укрепить своё положение. Так было всегда, так есть и будет. Не нам судить об этом, Ирум-хатун. Мы всего лишь песчинки в море, которое создал Аллах. Если бы нас не было, мир от этого не стал бы ни лучше, ни хуже, но сам человек способен изменить этот мир, сделать его лучше или хуже. Такова воля Аллаха, и мы лишь должны подчиняться его воле.
Фехми-ага замолчал, так как сам удивился своей словоохотливости. "И куда это меня занесло", - подумал он с досадой, - для чего я ей всё это рассказываю? Может, она совсем меня не слушает и ей совсем не интересно всё это.
Чтобы не выглядеть слишком напыщенным и уйти с этой философской темы Фехми решил вернуть разговор в прежнее русло.
- Так значит, вы говорите, что вам нравится ваша должность? Но ведь она, наверняка, отнимает у вас слишком много сил и времени. Неужели у вас совсем нет времени, чтобы задуматься о себе, о своей судьбе? У вас такой грустный взгляд, Ирум-хатун, если бы я хоть чем-нибудь мог развеять вашу печаль! Скажу вам правду, улыбка больше подходит вам, но когда грусть лежит у вас на сердце, вы становитесь ещё более прекрасной. Как знать, может быть, именно в этом заключается ваша тайна, которую я не в силах разгадать, но к разгадке которой я смогу приблизиться лишь тогда, когда вы сами немного поведаете мне о вашей печали, если вам это будет не в тягость.
Он замолчал, испуганный, что сейчас Ирум-хатун обидится и уйдёт, замкнётся навсегда и ни с кем не захочет разговаривать, и во всём этом будет виноват лишь он один, хранитель покоев! Он готов был провалиться сквозь землю от негодования на самого себя, но к его удивлению девушка не ушла, но её грусть стала ещё более заметна.

Отредактировано Фехми-ага (2016-06-25 23:25:52)