Ирум не бежала, а прямо-таки летела по коридору, ведшему к покоям самой Хюмы-султан. То ли удача этим вечером была в хорошем настроении, то ли у Ирум появилась способность передвигаться бесшумно, однако ей не встретилось ни одной живой души. Только у самых дверей стояли аги, безмолвные, с опущенными головами. Калфа потребовала отворить, на что получила отрицательный ответ.
- Хасеки хазретлери отдыхает, Ирум-калфа. Приходи завтра.
- Это важно, эфенди, клянусь Аллахом... - умоляла женщина, но евнух был непреклонен. Тогда Ирум сама начала стучать в двери с настойчивостью, достойной лучшего применения, но не в этот раз. В комнате послышались шаги, и через секунду одна из девушек впустила Ирум внутрь. Вид Хюмы-султан, с распущенными волосами, в прекрасном синем наряде, очаровал и пригвоздил к месту незваную гостью. Ирум поклонилась госпоже, хотя ноги и стан отказывались повиноваться.
- Хюма Шах-султан... - почтительно и смущённо произнесла Ирум, - простите мою дерзость, однако мне не к кому обратиться, кроме Вас...
Сказав это, калфа замерла в ожидании. В её голове проносились лоскутки совсем недавно пережитого страха. Дело в том, что Ирум невольно стала свидетельницей одного разговора, а точнее, его обрывка. Разговаривали Турхан-султан и Нериман-калфа. Речь шла о... никяхе, и не чьём-нибудь, а Ирум-калфы. Вот только с кем? Этого женщина уже не услышала. Опасаясь разоблачения, она бросилась со всех ног в покои своей султанши, потревожив её покой. Одним словом,, Ирум была готова ко всему, в том числе, и к буре негодования.