Тахшилли- Нуман-паша сидел рядом со своим бывшим другом Семизом-пашой и прямо-таки терялся в догадках, куда клонит этот хитрый лис, чего он добивается. Музыка не смолкала весь вечер, напиткам и яствам не было конца. Нуман взял с подноса маленький сахарный кусочек лукума и обратился к Семизу с такими словами:
- Никому не дано знать, что ждёт нас завтра, паша, ведь человек сам творец своей судьбы. Я никогда не стремился за высоким чином, и вы это прекрасно знаете, а вот вам, достопочтенный паша, следовало бы задуматься над вашим будущим, и причём хорошенько задуматься. Одни правители сменяют других, одна эпоха сменяется другой, важно лишь остаться на плаву, иметь горячее сердце, но холодный рассудок. Мне не хотелось бы омрачать этот праздничный день ссорой с вами, а если вам будет угодно, мы можем продолжить этот разговор в каком-нибудь другом месте.
Нуман отхлебнул немного холодного шербета, мысли потекли сами собой, цепляясь одна за другую. Паша вспомнил осенний октябрьский вечер 10 лет назад, мейхану и мирную беседу с Азизом-пашой и Искендером-пашой. Ах, сколько воды утекло с тех пор, сколько всего изменилось! Семиза-паши тогда не было с ними, и он не мог знать, о чём, а точнее, о ком говорили друзья в тот вечер. С Кара Семизом-пашой они тогда были большими приятелями, но теперь... Из закадычных друзей паши теперь превратились в злейших врагов, однако где-то в глубине души Нуман-паша ещё надеялся, что всё можно изменить к лучшему.

Отредактировано Тахшилли Нуман-паша (2017-06-23 16:10:44)

Азиз был рад нежданно завязавшейся беседе. Разговаривать с пашами ему не слишком хотелось, а инициатива шехзаде хазретлери стала для него спасительной соломинкой. До того момента, как брат повелителя обратился к нему, Азиз тонул в скуке.
- Сколько я знаю нашего повелителя, он никогда не принял бы неправильного решения, шехзаде. Всё, что делает султан Мехмед-хан - ради блага нашей империи, а так же собственной семьи. И этот брак - тоже.
- Я бы не был таким уверенным. - отозвался шейх-уль-ислам. Это был уже немолодой, высохший, как спичка, старец, в белой чалме и дорогом, но неброском халате. - К этому бракосочетанию приложила руку и валиде-султан. Наша госпожа бесконечно умна, но здесь она допустила ошибку.
- Ваши уста столь почтенны, шейх-эфенди, - начал Азиз, бросая на учёного мужа гневный взгляд, - что я не смею указать Вам на то, сколь опасны Ваши речи.
Азиз, не привыкший говорить медоточиво, поразился, насколько мягко и тонко прозвучала это отповедь. В лучших традициях османского дворцового этикета, шайтан его побери...

Шахин Хайдар, приближённый султана, можно сказать, друг его семьи, был одним из счастливцев, присутствующих на праздничной трапезе в честь никяха Гевхерхан-султан. Для него не было тайной имя супруга госпожи - Эркина-агу знал ещё покойный отец Хайдара. Эти два янычара были очень во многом схожи. Оба жестокие, сластолюбивые, безжалостные и мстительные люди. Хайдар затруднялся сказать, кто кому уступал во всех этих сомнительных достоинствах.
До поры до времени всё шло чинно-благородно. Звучала приятная музыка, ичогланы разносили изысканные кушанья и напитки в золотых чашах. Хайдар чувствовал себя немного скованно на празднике, так это первое торжество, на котором ему удалось побывать, почувствовать себя хоть немного важным для государя и его семьи.
Праздник шёл своим чередом, пока один из прислужников, удалившийся, чтобы переменить блюда, не вернулся в султанские покои, прямо подошёл к Хайдару, что-то сказал ему на ухо и удалился. Хайдар спал с лица и побледнел.
- Повелитель! - едва не выкрикнул юноша. Все затихли. - Гевхерхан-султан стало дурно. Госпожа без сознания!
Он сам не помнил, как выговорил эти слова. Они произвели действие взорвавшейся бочки, до отказу набитой порохом. Все звуки в покоях смолкли, музыка оборвалась на полутакте. В следующую секунду по комнате прошелестел едва различимый ропот гостей. Падишах, ни слова не говоря, рывком поднялся со своего места и, распахнув двери, скорым шагом вышел из покоев. За ним поднялись и проследовали шехзаде Эмир и Мурад. Хайдар, было, тоже хотел сопровождать повелителя и его августейших братьев, но вовремя припомнил, где было отведено место для праздника султанш, и остался сидеть на месте. Мысли его были невеселы.

До определённого времени всё шло прекрасно. Невеста была приветлива со всеми, включая даже самых заклятых недругов матери. Сегодня все старались забыть о взаимной распре и просто наслаждаться отменными кушаньями, музыкой, танцами, беседами и сплетнями. Лишь Гевхерхан не могла изведать всю прелесть вечера в полной мере. Внешне она, разумеется, выглядела спокойной, но в её душе было пусто, холодно и страшно. Во-первых, мысль о том, что ей придётся жить под одной крышей с человеком, которого она ненавидит и боится (до неё доходили слухи о бесчинствах будущего супруга, к тому же их первая встреча произвела на султаншу не самое, скажем так, отрадное впечатление). Во-вторых же, девушка считала мгновения до неминуемого обморока. Ей было жутковато осознавать, что через какой-нибудь час или полчаса она уподобится мертвецам, только что расставшимся с жизнью. Брр, даже думать об этом не хотелось.
И вот, когда Гевхерхан уже собиралась что-то сказать Хайриниссе, почувствовала, что холодеет. Просторные покои поплыли перед её глазами, потеряли цвет и форму, глаза закрылись, а тело обмякло и стало ватным. Султанша упала без всяких признаков жизни. Последнее, что она услышала, оказался материнский возглас отчаяния.

Недобрая весть поразила султана так же, как нежданная гроза повергает одинокий чинар. Владыка османов поднялся и быстрым шагом направился в ташлык, где в этот час должен был проходить праздник. Он слышал позади себя шаги и негромкие пересуды. По голосам падишах узнал братьев - Мурада и Эмира. Им не воспрещалось входить в гарем, тем более, что и их покои были расположены именно в этой части дворца.
Когда сиятельному взору Мехмед-хана предстала лежащая посреди комнаты сестра, бледная, с закрытыми глазами, без всяких признаков жизни, султан ощутил, как радость оставляет его.
- Валиде, что произошло? - гневно начал падишах, недобро глядя на мать. Ему было ведомо, что именно она являлась первопричиной такого состояния сестры. Не сказать, чтобы молодой правитель был сердит на Турхан-султан, но согласие на брак дал неохотно. Его пользу он осознавал, но душа его болела за Гевхерхан.
- Госпожа переутомилась, хюнкяр'ым. - произнесла лекарша, которая к моменту появления султана уже принялась хлопотать над бесчувственным телом Гевхерхан. - Хвала Создателю, опасности для здоровья нет. Но лучше всего будет отвезти госпожу в её новый дворец, подальше от шума. С ней могут поехать надёжные слуги, которые будут ухаживать за нею. Два-три дня - и наша султанша поправится, иншалла.
Мехмед строго взглянул на врачевательницу.
- А почему нельзя отнести Гевхер в её покои?
Лекарка замялась на секунду, но быстро нашлась и ответила:
- Во время поездки Гевхерхан-султан пойдёт на пользу свежий воздух, повелитель. Это лучшее средство от её недуга. А во дворце за нею будет присмотр. И уж разумеется, надо сообщить Эркину-эфенди, чтобы до выздоровления султанши... - хатун сделала многозначительную паузу, и Мехмед без труда понял, о чём шла речь.
- Делай всё, что сочтёшь нужным, эким-кадын. - весомо проговорил падишах. - За мою сестру ты отвечаешь головой.

Элиф слушала все разговоры молча, умело делая вид, что напугана и растеряна. Умом-то она понимала, что всё наладится, и обман не раскроется. Самое главное, чтобы она была безотлучно при Гевхерхан-султан. Тогда за неё точно не будет нужды тревожиться. Главное - попасть во дворец вместе с госпожой. Эркина-агу, разумеется, не допустят до больной, а даже если такое и случится, найдётся какой-нибудь способ отослать его в Топкапы или в корпус.
Женщина решила попытать счастья у валиде-султан. Лучше всего будет, если она добьётся разрешения поехать во дворец.
- Валиде-султан, позвольте мне поехать вместе с Гевхерхан-султан. Долгие годы я рядом с нею, и сейчас моё место там же, где и она.
К великому облегчению, валиде сделала знак, означающий одобрение и разрешение. Элиф спешно поклонилась и вышла из покоев вслед за повелителем и шехзаде.