Капалы Чарши, он же Крытый Рынок - то место, в котором Шивекар доводилось бывать всего два раза. Всё, что нужно было для полного счастья, заказывалось во дворце и доставлялось прямиком в покои султанш. Неважно, о чём шла речь - о драгоценностях ли, о нарядах или благовониях, - всё поставлялось в Топкапы по первому требованию. Надо сказать спасибо повелителю, при котором его гарем ни в чём не знает отказу. Не знала его и Шивекар-султан... по крайней мере, до того момента, когда Стамбул не почтила своим приездом средняя сестра султана - Фатьма-султан хазретлери. Узнав, что после рождения шехзаде Эмира, Ибрагим-хан отрядил в личное пользование Шивекар казну Дамаска, госпожа затаила сильную злость на "хасеки с янтарными очами". Да и не только ей перепало - Хюма Шах, добрая подруга Шивекар, тоже оказалась в немилости, так что отвечать на все оскорбления и унижения, как ни верти, а придётся. И султанши нашли отличный способ: месяц тому назад они отрядили в Манису надёжного человека, которому было поручено собрать сведения о покойном Сулеймане-паше, да и вообще о семейной жизни супругов. Должна же оказаться хоть какая-нибудь загвоздка, которую в случае чего можно успешно применить против зарвавшейся дочери Кёсем-султан (при всём уважении к валиде, Шивекар не могла отзываться о Фатьме с хорошей стороны).
Результат превзошёл все возможные чаяния. Гонец вернулся не один, но привёз с собою того, кого все считали погибшим во время охоты. Кёр Сулейман въехал в Стамбул инкогнито, но нашёл способ передать в гарем Топкапы небольшое послание. Шивекар-султан прочла его вечером, в канун сегодняшнего визита в город. Письмо гласило:

Досточтимая Шивекар-султан!
Приношу свою благодарность и припадаю к Вашим стопам за милосердие, мне оказанное. Не будучи в силах постигнуть, как Вам довелось узнать о том, что я не мёртв, спешу тысячу раз заверить Вас, что Вам не придётся жалеть о моём приезде в Стамбул. Отшельническая жизнь на окраине Сарухана, вдали от посторонних глаз, не умалила во мне рвения к службе Османскому Государству. Если же Вам будет угодно заручиться моей помощью, осмелюсь просить Вас прибыть до полуденного намаза в Капалы Чарши и разыскать ювелирную лавку Ахмеда-эфенди.
Тысячекратно верный Вам,
Арнавут Сулейман-паша.

Прочитав всё это, "янтарная лиса" решила воспользоваться удобным случаем и посетить Крытый Рынок, благо, дворцовыми правилами это не возбранялось (разумеется, если хасеки-султан выезжает со свитой и охраной, приличествующей её высокому статусу).
Прибыв на место, Шивекар вышла из кареты, в чём ей помогли две проворные служанки. Верная Рукийе-калфа также сопровождала госпожу и последовала за нею. Рынок был люден, пёстр и прямо-таки оглушал гомоном сотен голосов, различными запахами, ошарашивал теснотою и суетой. Шивекар, изрядно отвыкшая от такого столпотворения, сначала терялась, но потом, вспомнив, зачем она здесь, собралась с духом.
Лавку Ахмеда-эфенди хорошо одетым женщинам указал первый же прохожий. Султанша, дабы не показаться неучтивой, пожала доброхоту руку, а когда разжала, в руке изумлённого турка остался небольшой мешочек с золотом.
Лавка оказалась не слишком просторным помещением, к тому же, света тут явно не доставало. Хорошо, что сейчас только первая половина дня, а что будет, когда начнёт вечереть? Впрочем, это не слишком заботило хасеки, оказавшуюся на пороге и озирающуюся. Служанок Шивекар предусмотрительно оставила за дверьми, не желая, чтобы разговор с пашой был ещё кем-нибудь услышан. В лавке было подозрительно пусто, и султаншу пробрал холодок при мысли, что всё это - от письма до визита на рынок - может оказаться чьей-то хитроумной ловушкой. Ан нет: из смежной комнаты навстречу высокой гостье поспешил невысокий, сухощавый торговец в приличной одежде и чистом тюрбане. Хозяин, не иначе.
- Добро пожаловать, госпожа. Паша ожидает Вас в соседней комнате.
- Ахмед-эфенди, - строго начала Шивекар, окидывая собеседника с ног до головы, - надеюсь, ты понимаешь, что не следует попусту произносить имя паши? В противном случае, тебе придётся горько пожалеть о своём существовании.
Вместо ответа, Ахмед-эфенди лишь учтиво поклонился и широким жестом пригласил хасеки-султан в соседнее помещение. Перед тем, как пройти туда, Шивекар посмотрела на ювелира более мягко. Разумеется, она не собиралась причинять зло этому горемыке, но постращать, хотя бы для виду, требовалось.
В комнате, о которой говорил хозяин, всё было прибрано, а посередине стояла резная ширма. По одну её сторону стоял высокий мужчина, весь в чёрном. Видно было, что это человек серьёзный, умный и исполнительный. С такими всегда приятно иметь дело.
- Приветствую в Стамбуле, паша хазретлери. - начала Шивекар. - Иншалла, Вас не утомила долгая дорога, да ещё и под прикрытием?

Шивекар усмехнулась. Странные речи говорит паша. Кто же знал, что соглядатаи, посланные в Манису, найдут самую важную улику против Фатьмы-султан? О такой удаче никто и предположить не мог. Но вслух своих мыслей султанша не высказала, чтобы не настроить пашу против себя. По одному тону его стало понятно, что он велеречив только на письме, а характером очень крут.
- Мы с Хюмой Шах-султан посылали в Манису верного человека, так как нам стало известно, что за Вашей супругой, прости Аллах, водятся тёмные дела. Сначала мы получили письмо от слуги, в котором говорилось, что на Вы не просто погибли на охоте, но Вас должны были убить по приказу госпожи. Но никто из нас и подумать не мог, что Вы не просто живы, но и приедете в Стамбул.
Вышла пауза. Шивекар-султан стояла у перегородки, серьёзная, со сцепленными в "замочек" пальцами. Умные живые глаза госпожи время от времени смотрели сквозь прорези ширмы - таким образом хасеки пыталась вычислить, что на уме у паши. Но его чёрное одеяние было непроницаемо, поверх тюрбана был ещё и капюшон, так что складывалось впечатление, будто Сулейман-паша нарочно прятал под несколькими слоями плотнейшей ткани свои мысли, опасаясь, что какой-нибудь нечестивец всё выведает. В какое-то мгновение султанша забеспокоилась: а не оскорбился ли паша, услышав такие речи о себе и о Фатьме-султан? Впрочем, если он умный человек (а в зятья Кёсем-султан попадают люди с большим разумом), то не станет обращать на это внимание... Хотя когда османский мужчина претерпел оскорбление, особенно предательство женщины, пусть даже и госпожи, его следует бояться, как огня.
- Вижу, Вы смущены, паша... - решила исправиться Шивекар, чтобы не испортить разговор, - тогда прошу извинения, если невольно оскорбила Вас. Однако речь идёт о чести Османской Династии. Пока о том, что Вы живы, знаю только я. Но слишком долго скрывать Вас в Стамбуле невозможно - валиде непременно узнает о том, что Вы живы. Поэтому я сейчас прошу у Вас одного: расскажите, что случилось между Вами с Фатьмой-султан?
Вновь тишина. В комнате становится душно, потому что ласковое утро сменяется жарким днём. Султанша ощутила, что ей жарко находиться в комнате, но раз уж она покинула дворец и откликнулась на письмо Сулеймана-паши о встрече, нужно держаться до конца. Тем более, что сведения, которые может сообщить "безвременно умерший", если, конечно, они есть, сослужат хорошую службу.
"Он очень умён, этот Сулейман-паша. Недаром же Кёсем-султан его приблизила, ввела в семью, отличила важной должностью... С этим человеком не худо быть в хороших отношениях, он может быть очень полезен нам. Хорошо бы, чтоб и Хюма поговорила с ним и обсудила всё. Если будем действовать против Фатьмы втроём, то её легко будет вывести на чистую воду... А что, если он всё ещё любит свою супругу и, может быть, простил её? В таком случае останется только одно: подстроить так, чтобы Кёсем-султан увидела его живыми. Тогда к нашей драгоценной госпоже у валиде-султан будет много вопросов. Очень много. Так или иначе, а Фатьме не отвертеться."
Так размышляла Шивекар-султан, ожидая ответа паши. Она не ждала, что Кёр Сулейман выложит всю подноготную, как на блюдечке, но, всё-таки, надеялась на лучшее. Должна же у него быть хоть капля мужской гордости? Или же он настолько предан султанше, что даже не захочет преподать ей маленький урок? Что ж, если последнее верно, то урок преподадут они с Хюмой, на то они и объединились против Фатьмы, которая по приезде в Топкапы возненавидела двух любимиц Ибрагима, но зато души не чаяла в Турхан.
"Как бы там ни было, - мысленно заключила Шивекар, - а Сулейман-паша в Стамбуле. Он - живая улика против Фатьмы-султан".

Рассказ паши заинтересовал хасеки-султан. Шивекар уже убедилась, что Фатьма-султан - женщина с норовом, нетерпима к дерзким и непокорным людям, но то, что она взаправду способна на убийство мужа (пусть не своими руками, а через слуг), не на шутку смущало и пугало. На какую-то секунду женщине стало чуточку жаль Сулеймана-пашу, которому в жёны досталась не благочестивая султанша, а... Если бы Шивекар знала бранные слова, она бы щедро угостила Фатьму-султан таковыми, но (хвала Аллаху), дворцовый турецкий язык, которым она общалась с той же валиде, не предусматривал оных. Нет, ругательные слова имелись в запасе у хасеки, но они не отражали сути Фатьмы.
"Ох уж эта Фатьма-султан..." - думала Шивекар. - "Не пощадила мужа, который на руках её носил! Так-то она ценит заботу валиде о ней..."
- Не смущайтесь. - наконец, произнесла Шивекар, взвешивая каждое своё слово. - Наперёд Вам говорю: я не желаю причинить никакого вреда Фатьме-султан, и именно поэтому и спрашиваю Вас обо всём этом. Но если Вы начали говорить, то говорите до конца: на что Вам пришлось пойти ради госпожи?
Воцарилась тишина. В продолжение этого молчания Шивекар пересыпала в голове разноцветные крупицы мыслей. Какой грех взял на свою душу паша ради своей жены? Султанша даже подумала, что зашла уже слишком далеко, входя в суть этого дела. Может быть, Сулейману-паше пришлось совершить убийство - например, убрать с дороги Фатьмы-султан какого-нибудь неугодного человека? Это было пока что единственное объяснение словам гордого арнавута. Но Шивекар больше не желала разгадывать таинственные речи паши, пока он сам не растолкует их.
"Если ради нашей госпожи такие видные люди, как Сулейман-паша, готовы на любое богопротивное безрассудство, нам, женщинам, надо держать с нею ухо востро." - думала Шивекар, стоя у ширмы. Наконец, устав размышлять о том, что именно совершил санджак-бей Манисы, хасеки унеслась мысленно в Топкапы, в свои покои, где на попечении Рукийе-калфы остались маленькие Гюльсюм и Эмир. Чуткое материнское сердце рвалось к детям, хотя султанша пробыла в Крытом рынке не больше часа. Правду сказать, госпоже начали становиться в тягость духота и темнота комнаты, раздражал людской говор за окнами, мешающий сосредоточиться. Султанша начала, было, уже тяготиться самим этим разговором, но вовремя спохватилась: раз уж подвернулся такой удобный случай уличить Фатьму-султан, его упускать не следует. Паша по-прежнему молчал, из чего Шивекар заключила, что на его совести лежит тяжкий грех, да ещё и перед всем народом.
- Вижу, наша госпожа тяжко приковала Вас к своему сердцу... - задумчиво проговорила хасеки, решившись взять верх другим способом. - Слушаю Вас, паша, и диву даюсь: я наслышана о Вас как об отважном воине, а только гордости в Вас нет ни на акче. Неужели Вам не хочется переговорить с глазу на глаз с Фатьмой-султан? Поймите, наконец, что мне необходимо знать всё доподлинно, чтобы обеспечить Вам благополучное возвращение к своим обязанностям. К тому же, Кёсем-султан, узнав, о Вашей смерти долго сокрушалась. Потеря надёжного и преданного человека - это всегда горе. Посудите сами, какова будет радость валиде, когда Вы откроетесь. Но это следует сделать не сразу. Сначала нужно несколько поостудить Фатьму-султан.
Выдав эту пламенную тираду, Шивекар смолкла. У неё не осталось в запасе доводов, чтобы немного разговорить пашу.
"Каменный истукан, а не человек!" - с раздражением подумала Шивекар. - "Каждое слово из него нужно клещами вытягивать..."