Утро заглянуло в Топкапы румяным заревом. Красные лучи заплясали по окнам, стенам, занавесям. Девушки просыпались в общей комнате, понуждаемые калфами. И то сказать - хорошее ли это дело, спать, когда дел невпроворот? Инджифер-калфа, принадлежащая к когорте "самых крикливых", сегодня особенно лютовала. Виной в том было плохое настроение, в котором, в свою очередь была повинна одна венецианская мерзавка, возомнившая, что ей всё дозволено. Сбежала, бестия, неизвестно куда, и ни слуху о ней, ни духу.
- Поднимайтесь, поднимайтесь! - покрикивала Инджифер, прохаживаясь вдоль спальных мест. Девушки, позёвывая, сворачивали тюфяки и перины, убирали подушки и одеяла. Утро начиналось не лучше и не хуже тысячи предыдущих, но калфа пребывала в скверном настроении, а это значит, что сегодня этим пигалицам потачки не будет. Всякая вина виновата будет.
"О, Аллах, Всемилостивейший и Всемогищий, пошли мне терпения!" - мысленно причитала Инджифер, наблюдая за мышиной вознёй наложниц, наблюдаемой ею ежеутренне. - "И зачем я только взвалила на себя такую обузу, как Гюльнюш-хатун? Исчезла, нахалка, из дворца, теперь ищи её, проклятую... А придёт Рефия-хатун, что я ей скажу, какими глазами буду смотреть на неё?"
Одним словом, гаремные дрязги с самого утра овладели разумом Инджифер, отчего её и без того дурное расположение духа становилось всё хуже и хуже. 
- Одевайтесь - и на занятия! Наставники ждать вас не собираются! - кричала женщина, периодически отвлекаясь от своих мыслей. Девушки, заслышав резкий голос калфы, стали живее поворачиваться. Постели уже были убраны, и теперь наложницы переодевались и приводили себя в порядок. Час протёк в таких хлопотах, а о том, где сейчас обретается Гюльнюш, по-прежнему никто не знал.
Наконец, все девушки одеты, причёсаны, стоят с писчими и письменными принадлежностями в руках, готовые чинно идти на первый урок. Инджифер удовлетворённо оглядела каждую. Что и говорить, с такими несмышлёными пташками только криком и можно разговаривать. Наложницы двинулись из общей комнаты в тот отсек гарема, где располагались классные комнаты. И когда Инджифер уже собиралась отправиться по своим делам, с противоположной стороны коридора показалась... Гюльнюш! На ней уже не было простого рабочего платья, в котором ходят новенькие рабыни. Вместо него, надет был воздушный, синий с серебристой вышивкой наряд. Инджифер, увидев такую перемену, отчего-то разозлилась ещё больше: мало того, что исчезла невесть куда, так ещё и где-то хорошую одежду раздобыла!
- А ну, иди-ка сюда, хатун! - по-змеиному зашипела Инджифер-калфа, идя навстречу, а затем цепко и больно хватая нарушительницу порядка за локоть. - Отвечай, бессовестная, где была?  Разве не знаешь, что без спросу нельзя покидать гарем?! Я-то думала, ты девушка с умом, а ты такая же, как все! Ну-ну, погоди, Рефия-хатун узнает, и тогда тебе не миновать фалаки.
И калфа так посмотрела на девушку, словно хотела сжечь её заживо одним взглядом.

Отредактировано Инджифер-калфа (2017-08-04 13:08:35)

Инджифер аж побледнела от гнева. Эта негодница почти целые сутки пропадала неизвестно где, а теперь является в гарем с торжествующим видом, да ещё и заявляет, что Евгения для всех умерла. Женщина подумала, что девчонка или бредит и заговаривается, либо... либо...
"Аллах всемогущий... Неужели?" - догадка потрясла Инджифер. Значит, эта своевольница не просто так шаталась в саду, вернее, этот её проступок обернулся для неё благом. Кого же она там встретила? Может, Турхан-султан? Может, валиде сменила Евгении имя?
Калфа, одержимая любопытством и всё ещё не остывшей злостью, сделала порывистый шаг в сторону девушки. Венецианка стояла, спокойная и надменная, и глядела на свою наставницу сверху вниз.
- Говори, несчастная, что это за смерть такая? Загадками ты меня с толку не собьёшь. Клянусь, я тебя так высеку, что ты сама забудешь, как тебя зовут. Ну? - и хатун смерила Евгению уничтожающим взглядом, в глубине души понимая, что этим толку не добьёшься.
"Вот ведь бесстыжая. Стоит и смотрит так, словно перед ней не её воспитательница, а пустое место. Ну, погоди, красавица, я знаю, как из тебя выбить всю дурь - так тебя выхолощу, что соловьём запоёшь. Евгения умерла, видите ли! А кто ж тогда передо мной? Уф, и покажет нам всем эта бестия..." - то зло, то невесело думала калфа, ожидая ответа.
- Моё терпение на исходе, хатун. Говори, или... - и Инджифер занесла руку, чтобы ударить молчунью, как вдруг в коридоре появился один из евнухов. Он быстрой походкой шагал в сторону двух женщин. Завидев калфу, ага поклонился и с почтением произнёс:
- Инджифер-хатун, у меня приказ повелителя. Махпаре-хатун перевести на этаж фавориток. Кроме того, наш милостивый падишах щедро одарил свою возлюбленную. Эй! - и евнух дважды хлопнул в ладоши. Восьмеро расторопных слуг вышли из-за угла. Шли они парами, причём каждая пара несла сундуки. Один - с роскошными тканями, другой - с драгоценностями, а два других были доверху наполнены новейшей чеканки дирхемами. У Инджифер от изумления едва не отвисла челюсть.
- Махпаре? О ком это ты, эфенди? Ради Аллаха, и так настроения никакого нет, а ты ещё о какой-то новой фаворитке толкуешь. Кто она?
Евнух простодушно пожал плечами:
- Да, я вот об этой хатун, что рядом с тобою стоит.
Повисло долгое и недоброе молчание.

Всё произошедшее никак не укладывалось в разумной голове Инджифер. Она видела сундуки, видела довольную собой хатун и чувствовала, как у неё немилосердно чешется язык, чтоб выбранить мерзавку за всё то беспокойство, что она причинила обитателям гарема. Но теперь, поняв, что перед ней не простая рабыня, а любимица самого султана, да кроме того, ещё и столь ценная в его глазах, прикусила язык и спрятала три мешка с бранью куда подальше.
- Что прикажете, Инджифер-хатун? - услужливо подкатился евнух, когда речь дерзкой Евгении, а вернее, теперь уже Махпаре бла закончена. Калфа отплатила доброхоту уничтожающим взглядом.
- Ты ещё здесь? Ступай, готовь комнату на этаже фавориток! А ты, пташка, слушай меня внимательно. - женщина резко повернулась к нарушительнице гаремных правил и сделала серьёзное лицо. Говорила она уже не так сердито, как раньше, но в голосе всё ещё слышалось раздражение. - Теперь ты - фаворитка нашего падишаха, султана Мехмеда-хана хазретлери. Никто не смеет, кроме членов его семьи, называть его по имени, а ты позволила себе неслыханное. Услышу из твоих уст это ещё хоть раз - не от меня наказание примешь, а от самой валиде Турхан-султан.
Инджифер говорила поучительным тоном, не спускала глаз с юной баловницы. Та слушала молча, не пропуская ни единого словечка, но у женщины было такое чувство, что даже валиде с этой егозой не управится - уж больно своенравны эти венецианки. Впрочем, ведь и сама Инджифер была ею, её дом был на острове Ретимнон, жила она в простой семье, небогатой и очень зависимой от господских прихотей. Ей хорошо было известно, что такое - гнуть спину перед богачами, и прибыв в Топкапы из неё вышла отличная служанка для валиде Турхан. Приняв магометанство, получив имя Инджифер и со временем сделавшись калфой, эта раздражительная и сердитая женщина, здорово отыгралась на евнухах и наложницах, держала воспитанниц в покорности и никому не спускала, шкур драла за любую провинность. И вот теперь перед нею стоит девушка, тоже венецианка, как и сама Инджифер (правда, калфа не знала доподлинно, откуда та родом - с Крита ли, из самой Венеции ли), и в этой упрямой, дерзкой и заносчивой хатун она уже сейчас видела не простую наложницу, а будущую госпожу. В том, что эта пташка оперится, отрастит огненные крылья и опалит ими своды этого дворца, сомнений не возникало.
- Жить будешь на этаже фавориток, ни в чём нужды не будешь знать. Но помни, услышу о ссорах или стычках - не посмотрю, что ты султанова любимица, покараю. Всё поняла, Махпаре-хатун?
Девушка кивнула. Инджифер ухмыльнулась, подумав: "Махпаре... И придумал же повелитель этой замухрышке такое имя, будто она в самом деле его стоит."