Уже третий день Кайя жила в Топкапы под опекой Фатьмы-султан и великой валиде. Девушка горела желанием увидеть повелителя, но её удерживали по той причине, что государю немного нездоровилось, и даже визиты близких могут его утомить. Исмихан огорчалась, но повиновалась. Наконец однажды в покои юной султанши вошёл ага и сообщил:
- Госпожа, повелитель прислал за Вами.
Девушку словно подменили: её глаза загорелись радостью, на устах заиграла улыбка. Она видела повелителя всего один раз, в тот вечер, когда они с тётушкой только-только приехали в столицу, и вот теперь у Исмихан, наконец-то, появится возможность поговорить с ним. Султанша шла по коридорам, ведущим в султанскую опочивальню, взволнованная, но счастливая. Она много слышала о дяде, поэтому в душе Кайи смешались два чувства - родственная привязанность и любопытство.
В первую минуту, когда она зашла в комнату, называемую Хас Одасы, и огляделась, то никого не увидела. Ей это показалось диковинным, потому что раз повелитель отрядил за нею агу и просил прийти сюда, значит и сам он должен был находиться тут... Кайя не сразу увидела, что в покоях есть ещё один проём, не имеющий двери, но завешенный лёгкими портьерами. Оттуда открывался вид на террасу. Девушка припомнила, что когда был жив её отец, султан Мурад, она ни разу не приходила в его комнату. Покойный падишах любил устраивать для дочки конные прогулки, прохаживаться с нею по саду, а то они отправлялись на Золотой Рог, где проводили целый день. Всё это теперь представлялось Кайе розовым воспоминанием, но не более.
Султанша робко ступила на террасу. Она разглядела диван, человека в богатом тюрбане, сидящего к ней спиной. Девушка обошла диван и вздохнула с облегчением: перед нею сидел повелитель. В его глазах сияла доброта, в руках он держал янтарные чётки и ловко перебирал их. Звуки далёкого моря, крики птиц и тихое шуршание чёток слились воедино и действовали умиротворяюще. Исмихан не пожалела лучистого сияния в глазах, чтобы взглянуть на повелителя с как можно большей любовью.
- Государь, - нежно произнесла девушка, кланяясь перед властителем трёх континентов, - я счастлива видеть Вас и говорить с Вами.
С этими словами она приблизилась и приложилась к руке могущественного правителя.

По-отечески добрый поцелуй вызвал в душе Кайи тысячу эмоций, а в сердце - тысячу воспоминаний. В её груди словно зацвел розовый куст. Смуглые щёчки девушки тронул лёгкий румянец смущения. Давно ей не говорили ничего более ласкового. Даже Фатьма-султан редко позволяла себе такое,.. Так говорить и целовать могли только двое людей на всём белом свете - папа и мама. Исмихан до сих пор хранит в памяти сильные руки отца, помнит, как он поднимал её на руки, да так легко, словно малютка Кайя ничего не весила. А мамины глаза и губы... И её голос... Исмихан и по сей день вспоминает мотив колыбельных и прочих песен, которые знала и часто пела Айше-хатун. И вот теперь, спустя столько лет, с нею опять заговорили так, как умеют только любящие родители. Душа юной султанши откликнулась на голос и привязалась к повелителю не меньше, чем к Фатьме-султан в своё время.
- Вы меня помните, повелитель, да? - едва сдерживая слёзы, проговорила девушка. - Я Вас тоже не забыла...
Она, действительно, не забыла давнишней встречи с будущим повелителем. Тогда она была совсем маленькой и резвой. Выскользнув из-под надзора калфы, бывшей у неё в услужении, малютка Исмихан пустилась прочь из гарема и бежала до тех пор, пока не оказалась в каком-то странном тупике. Перед нею были тяжёлые ажурные двери, резьба на которых была очень тонкой и искусной. Из-за дверей на девочку смотрели два несчастных глаза. В них было столько боли, отчаяния. Должно быть, владельцу таких печальных глаз нанесли глубокую рану, которая никогда не затянется. Девочка застыла на месте и не решалась пошевелиться. Так прошло добрых пять минут. Когда страх немного отступил, Кайя подошла к двери вплотную. Человек резко отступил, заслоняясь от маленькой султанши, словно от слепящего солнечного света.
- Кто ты? - детский голосок прозвучал в пустом коридоре необыкновенно звонко, хотя Исмихан и не кричала. Незнакомец отнял руки от лица и вновь взглянул на маленькую гостью. - Ты меня боишься? Не бойся, меня зовут Кайя, а тебя?
- Кайя... - раздалось по ту сторону дверей. Человек снова приблизился и посмотрел на малышку. Та тоже не отводила глаз и внимательно рассматривала странного мужчины, точнее, юношу. Вид у него был, как у чахлого цветка или растения.. - Скажи мне, кто ты? Ангел, да?
Малышка улыбнулась.
- Нет! - рассмеялась она. - Я просто девочка. Мой папа - султан Мурад-хан.
Глаза юноши наполнились слезами. Лицо его исказилось от подступающих рыданий.
- О, Аллах! Как у такого бездушного палача могло родиться такое прекрасное дитя! - в и без того надтреснутом голосе узника послышались слёзы.
- Не говори так про папу. - строго произнесла Кайя и даже погрозила пальчиком. - Он добрый, он любит меня.
- И я тоже тебя очень люблю, Кайя. Я брат твоего папы, меня зовут Ибрагим. Шехзаде Ибрагим. Скажи, ты будешь иногда приходить и говорить со мной?
Девочка задумалась.
- Не знаю... У меня мама очень строгая, да и Зехра-калфа не отпустит... Но я попробую, обещаю.
С того дня Исмихан больше не видела бедного шехзаде Ибрагима. Конечно же, мама и папа обо всём узнали и приставили стражников, которые больше никого не подпускали.
Вспомнив всё это, Исмихан опустила глаза.
- Мне было всего три года. Вы назвали меня ангелом. - произнесла султанша, улыбаясь, но тут же улыбка сошла с её лица при следующих словах. - А моего папу - палачом...

Невозможно передать, до чего была тронута Исмихан таким отношением к ней. Султанша предчувствовала, что её жизнь в Топкапы будет счастливой, и этому во многом поспособствует именно повелитель. Кёсем-султан, конечно же, тоже очень рада приезду внучки, но она, наверное, не привыкла показывать свою радость при всех.
Чего душа пожелает... А чего ещё желать этой юной, совсем неопытной душе, кроме воссоединения с близкими? А впрочем, было одно желание, которое Кайя захотела осуществить уже тогда, когда её с Фатьмой-султан карета только въезжала в город.
- Повелитель... - робко вымолвила девушка, не будучи в силах продолжать. Мысль о том, что перед ней находится не прежний узник, а падишах семи стихий, не давала ей покоя и лишала султаншу дара речи. - Мне ничего не нужно. Все те, кого я душевно люблю, рядом, и это главное. Но... когда мой отец был жив, мы с ним часто ездили на Золотой Рог, где проводили целый день. Так вот, я хотела спросить, не отпустите ли Вы меня туда? Так хочется вспомнить детство...
Исмихан сама не заметила, как из её уст полились такие откровенные речи. Ибрагим-хан хазретлери слушал очень внимательно, не говоря ни слова. Впрочем, по его глазам Кайя видела, что повелитель не против такой поездки. Повисла пауза, в продолжение которой султанша припомнила один из таких дней, проведённых на Золотом Роге с покойным султаном Мурадом.
Тогда над Стамбулом распустил незримые крылья пряный и пахучий август. Исмихан-султан в сопровождении служанки и двух евнухов направлялась к дворцовым конюшням, где, как ей сказали, уже дожидается отец. Девочка бойко шла по дорожкам, норовя оставить своих слуг далеко позади.
Султан Мурад-хан, высокий, с чёрными волосами, усами и бородой, в тёмно-синем наряде, уже оседлал своего вороного Джезу, что в переводе означало "возмездие" и ждал свою красавицу-дочь уже сидя верхом. Маленькая госпожа остановилась, как вкопанная. Папа казался ей таким грозным на своём коне, в тёмных одеяниях...
- Мой солнечный лучик, частичка души моей, Исмихан-султан пришла! - с неподдельной нежностью, казалось, столь несвойственной для себя, произнёс Мурад, ступая на землю и беря дочурку на руки. - Ты готова? Можем пускаться в путь?
Малютка Кайя серьёзно кивнула. В присутствии отца ей почему-то хотелось казаться спокойной и забыть, что она - всего лишь ребёнок.
В этот момент один из конюхов вывел к отцу и дочери медового цвета ахалтекинскую лошадь с точёными ногами, длинной гривой и добрыми глазами. Мюнире чуть не взвизгнула от восторга.
- Ты должна придумать ей имя. - сказал отец.
- Пери! - выпалила девочка первое, что пришло в её хорошенькую головку. В самом деле, лучшего имени для такой красавицы нельзя было придумать. Султан улыбнулся.
Через два часа, аккурат к полудню, отец и дочь уже садились в прекрасную лодку, специально сделанная для прогулок маленькой султанши по Босфору. Мурад отпустил гребцов и сам взял в руки вёсла. Малютка Исмихан сидела под пурпурным балдахином и любовалась водной гладью. Вёсла скрипели, Босфор вторил шумом воды, а отец не выпускал вёсел. Всё было просто чудесно. Сейчас девушка вспоминала это, и на её глаза наворачивались слёзы.