- Ты - Кёсем-султан? - тихо и глухо раздалось прямо перед султаншей. Это был даже не вопрос, а, скорее, утверждение. Дервиш был уверен, что перед ним стоит сама валиде-султан. Ханзаде чувствовала, как язык прилипает к гортани, нежные ладони покрываются потом, словно у ученика столяра, которому мастер дал задание сколотить первый в жизни стул или ящик для перевозки. А ещё и этот нехороший холодок вдоль позоночника... Султанша не отступала, она стояла, как вкопанная, чувствовала, как её стопы срастаются с землёй. Дервиш тоже стоял, пристально, со звериным огнём в глазах рассматривал женщину. Те несколько шагов, которые он сделал до этого, казались жалким расшаркиванием. Теперь он стоял! Стоял, а Ханзаде чудилось, будто он приближается к ней. Несколько бесконечных мгновений дервиш пытался вытащить глазами из души султанши что-то сокровенное, будто искал ответа на свой простой и ясный вопрос, потом выхватил кинжал и, держа его наготове, остриём вниз, приготовился к нападению. Госпожа в ужасе замерла, кровь застыла и превратилась в твёрдый красный гранит. Ещё мгновение, и он, как полоумный, кинулся на беззащитную дочь Кёсем-султан.
Удар пришёлся бы в самое сердце или хоть пониже, под левое ребро, если бы не шум сзади, топот и мелькнувшая перед испуганными глазами султанши, мужская фигура. Кто-то высокий и сильный с отчаянной храбростью ринулся на помощь. Ещё один силуэт, у него - высокая шапка бостанджи... Кто это, что за люди, как здесь оказались и по чьему наущению вызвались прийти на выручку, Ханзаде гадать не приходилось. Она нашла в себе силы отойти к стене и наблюдать, как двое расправляются с... ах, если бы с одним. Дервиш успел оглушительно свистнуть, и из ближайших домов в проулок выскочили ещё шестеро. Все - с дикими лицами, перекошенными то ли от злобы, то ли от жажды совершить некое богоугодное дело... Звон оружия, рычание раненных, звук падающих тел, всё это приводило Ханзаде в трепет, доводило до лихорадки. Всё тело женщины тряслось, она всем корпусом прислонилась к стене. Приспешники "служителя веры" уже были мертвы, когда незнакомец, тот, первый, приступил к зачинщику этой резни. Он тряс его, клял и бранил, выпытывал имя того, кто стоит за этим злодеянием, кому на руку смерть Кёсем-султан. Дервиш только и успел произнести что-то о тайне, которую он уносит с собой в могилу. Дальше Ханзаде не могла смотреть и слушать. Последнее, что она увидела - это страшное, посиневшее, с тремя кровавыми струйками изо рта и ноздрей, подлого убийцы. В себя её привёл ласковый голос спасителя.
- Цела. - коротко, срывающимся голосом, ответила Ханзаде. Ноги у неё подкашивались, она тут же сомлела бы, упала прямо на руки незнакомцу, но усилие воли не отпускало рассудок и сознание, и султанша всё ещё достаточно крепко стояла на земле. Протекла долгая минута. Женщина часто дышала, словно от долгого бега, сердце колотилось, как бешеное, свет застила отвратительная пелена. Ханзаде прижала руки к лицу и не могла отнять их от глаз. Сделала это лишь тогда, когда ей стало душно. Она порывисто сдёрнула с себя вуаль, забыв всякие приличия. Дышать стало вольнее, только теперь женщина начала понимать, что опасность грозит не ей, а матери, валиде, Кёсем-султан!
- Валиде... моя валиде, она в опасности... надо, надо возвращаться... - зашелестела султанша одними губами, словно творила молитву или накладывала на себя оборонительный заговор, как делала повитуха, которая пришла когда-то в их с покойным Байрамом-пашой дворец, чтобы разрешить мучившуюся госпожу от бремени. Женщина читала заклинание, чтобы оградить себя, весь дом и роженицу от злых духов. Заговор не подействовал: ребёнок родился полумёртвым и не прожил даже суток. А сейчас не понадобилось никаких молитв, Всевышний сам послал спасение, послал крепкую мужскую руку и твёрдое плечо.