Возвращаясь из Хасбахче, Хафса чувствовала себя освежённой и обновлённой. После длительной жизни в Адане, фактически в четырёх стенах, под беспрестанным надзором Мустафы-паши, привольная жизнь в Топкапы, где ей невозбранно можно было выходить в сад или даже выезжать в люди. До выезда в люди Хафса была не охотница, а вот садовые прогулки ей были очень даже по сердцу. В гареме султанша застала лекарку. Молодая госпожа изумилась: с чего это вдруг в ташлык наведалась хеким-кадын? Неужто кто-то из наложниц или (упаси Аллах!) из госпожей занедужил?
- Подойди, хатун. - неожиданно сама для себя выпалила Хафса, жестом подзывая лекарку. Та повиновалась. - Кто болен?
Женщина склонила голову и, не глядя султанше в глаза, проговорила, словно подсолнечную лузгу на землю сплёвывала:
- Хайриниссе-султан ночью было худо, госпожа. Эмине-султан горем убита. Слава Аллаху, маленькая госпожа сейчас сладко спит.
Хафса возвела глаза к небу. Она ещё не всех двоюродных сестрёнок и братишек выучила в лицо и узнала по именам, но о Хайриниссе султанша услышала раньше всех. История о том, как радовался Ибрагим рождению самой младшей из дочерей и как потом сокрушался о её недуге. Вот почему сейчас Хафса решила навестить безутешную мать, а заодно и полюбоваться на спящую сестричку.
- Ты можешь идти. - бросила госпожа, идя в сторону лестницы, ведущей на верхние этажи, где жили представительницы султанской семьи - и прирождённые, и введённые в династию.
На покои Эмине Ферахшад Хафсе указала одна из девушек. Не удостоив указчицу даже благодарным кивком, султанша скрылась в коридоре. В комнату Эмине дочь Мурада пропустили беспрепятственно. Покои младшей хасеки оказались недурно обставленными, а её хозяйка сидела на своей широкой постели под изысканным балдахином. В кровати лежала девочка, худенькая, смугленькая, с закрытыми глазами. Хафса сразу заприметила её, и султаншу поразили тонкие тёмные бровки, безмятежные, чему-то улыбающиеся губки... Казалось, этот ребёнок совершенно здоров. Ах, как бы Хафса, которая видела Хайриниссу впервые в жизни, но уже любившая её всем существом, желала, чтобы это было правдой...
Эмине поднялась навстречу незваной гостье и присела в учтивом поклоне.
- Я не вовремя? - спросила Хафса вполголоса. В иное время она бы не преминула громко и чинно поприветствовать хасеки, но сейчас, когда в комнате спит ребёнок, да ещё и уставший после нового припадка, ей совесть помешала кичиться.
Ферахшад едва заметно мотнула головой. Конечно, ей можно было бы попенять за это, но Хафса решила отбросить чинопочитание, в конце концов, Эмине - часть султанской семьи, такая же, как Айшехан-султан, Фатьма-султан и все другие. Хафса это прекрасно понимала, но это ей не мешало показывать своё превосходство над фаворитками султана.
- Как она? Я только что встретила лекарку - хатун сказала, что сейчас уже лучше. - начала султанша всё так же тихо. Эмине ответила печальным взглядом, видно было, что ей тяжело говорить о дочери. Хафса, уже совершенно не чинясь, подошла и взяла хасеки за руку.
- Не греши, Эмине, не ропщи. Всевышний, посылая недуг, всегда дарует исцеление. И мы всё сделаем, чтобы Хайринисса встала на ноги. - произнесла молодая женщина, после чего Ферахшад беззвучно зарыдала. Признаться, в этот момент и Хафса ощутила резь от слёз, но сдержалась, хоть и с великим трудом. Ей не хотелось выглядеть слабой, напротив: она должна утешить отчаявшуюся мать. Руки Эмине были холодны, а в глазах застыла печаль.

Напряжение, которое испытывала Эмине, явственно ощущалось во всей комнате. Хафса не могла винить её за это, так как сейчас было не до чинов и церемоний. Обе султанши прошли на террасу, которая имелась в покоях Ферахшад. Здесь они не мешали сладкому сну девочки своими разговорами, да и им самим было проще поговорить по душам. Рабыни поставили перед женщинами две чашечки кофе и блюдце с лукумом, чтобы было, чем подсластить речь. Едва невольницы удалились, беседа завязалась.
- Хорошо смотри за дочерью, Эмине. - начала Хафса, делая маленький глоточек. - И за шехзаде тоже. Они - твоя опора. Ведь ты стала хасеки-султан самой последней, у тебя шестеро сильных соперниц. Хвала Аллаху, повелитель, как я слышала, никому не даёт преимущество и любит всех вас, значит, и вам негоже точить зубы друг на друга.
Погода стояла - загляденье. Несмотря на то, что сейчас шёл февраль, на террасе было приятно сидеть и дышать свежим воздухом. Платок, прикреплённый к рубиновой диадеме, защищал от ветра, замёрзнуть в этот, казалось бы, самый непредсказуемый из зимних месяцев, было очень трудно. К тому же кофе приятно согревал гортань, а лукум смягчал горечь и располагал к беззлобной беседе. Хафса смотрела на свою собеседницу уже не с сочувствием, а с интересом. Перед ней на мягких подушках расположилась красивая женщина с каштановыми волосами, синими глазами и лёгкой улыбкой. Взгляд добрый, но на самом дне его блуждала лёгкая хитринка. Видно, что эта красавица умеет прикинуться безобидной, но в нужный момент она непременно покажет зубки. До Хафсы уже доходили слухи, что эта самая Эмине вместе с ещё двумя госпожами, хитроумно подстроили ловушку Фатьме-султан, и что-де по их милости она сейчас замужем за Юсуфом-пашой. Впрочем, сама тётушка в своём письме говорила, что счастлива и что скоро разрешится от бремени. Может, и не стоит обвинять хасеки в случившемся? Их интрига обернулась счастьем для госпожи, следовательно...
- Ну, да это в сторону. - продолжала супруга Бейдженгиза Мустафы-паши. - Меня куда больше интересует, как здоровье валиде, Фатьмы-султан и моей сестры Исмихан?
Последнее имя было произнесено как будто сквозь зубы. С самого детства дочери Мурада соревновались друг с другом, каждой хотелось, чтобы султан-отец любил только её, хвастались друг перед другом новыми платьицами, ссорились и ругались. Когда же старшую дочь выдали за Мустафу-пашу, а после никяха супруги отправились в Адану, Хафса затаила обиду на младшую сестру. Во-первых, отец, как её казалось, любил Кайю гораздо больше. Во-вторых, почему-то решили выдать замуж и выслать из столицы именно Хафсу, а Исмихан переехала к Фатьме-султан после смерти отца, жила там припеваючи и знать не знала, как складывается жизнь у старшей сестры. А складывалась она далеко не весело. Вот почему старшая дочь султана Мурада в первые дни пребывания в Стамбуле не хотела навещать Исмихан в её новом дворце и справлялась о ней через посторонних. Обида была слишком сильна, чтобы ехать к сестре. Мириться не хотелось, хотя прошло уже столько лет... Словом, Хафса ни на секунду не смутилась, расспрашивая о здоровье Исмихан даже не у родных, а у султанской фаворитки. Этим она словно показывала своё отношение к сестрёнке, которой достались все блага жизни, коих она сама была лишена со дня замужества.

Ласковая речь Эмине немного польстила самолюбию Хафсы, хоть в глубине души она не совсем верила её словам. Если бы всё это говорила, например, тётушка Айшехан или Фатьма, а лучше всего - валиде-султан, вот тогда можно было бы поверить. Но сейчас перед нею сидит одна из семи фавориток ныне здравствующего падишаха, которая хотя уже и стала членом династии Османов, но безоговорочного доверия ещё не заслужила. Цветистые разглагольствования Ферахшад Хафса приняла холодно, немного свысока. Она сделала ещё один глоток и произнесла сухо:
- Хвала Аллаху, я застану рождение ребёнка. Фатьма-султан достойна счастья.
Ответом послужил сдержанный кивок, который не остался незамеченным. Вот тут Хафса насторожилась: судя по всему, Эмине недолюбливает Фатьму-султан, Заметила женщина и то, как по красивому личику хасеки пробежала змейка злобы аккурат в тот момент, когда с уст Хафсы слетело имя золотоволосой госпожи.
Решив, что больше не стоит говорить о Фатьме-султан (Хафса не хотелось, чтобы Эмине часом не проговорилась о своём отношении к ней), султанша завела беседу о чём-то совершенно отвлечённом. Коснулись деятельности Кёсем-султан, причём Хафса искренне поделилась мечтой, что однажды и она осчастливит людей, будем помогать им так же, как и валиде. Дабы не уронить себя в глазах фаворитки, она не стала жаловаться на жизнь в Адане, где Бейдженгиз не позволял жене выходить на улицу и вообще как-то заявлять о себе, в том числе и заниматься благотворительность. Это угнетало султаншу, мешало ей жить и даже дышать. Неприятные воспоминания нежданно-негаданно захлестнули молодую женщину, но она ничем не выдала себя, разве что кофе она допила в один глоток. Горечь напитка и воспоминаний разозлили Хафсу, она нахмурилась, хотя минуту назад улыбалась собеседнице. Совершенно неожиданно беседа вернулась в прежнее русло.
- Слышала, у госпожи здесь много недоброжелателей. Дай Аллах, им воздастся за их ненависть. - произнесла султанша серьёзно. Глаза её были устремлены не в лицо Эмине, а на её изящные руки, сцепившиеся в замок.
"Ага, значит, ты одна из них..." - подумала Хафса. - "Теперь надо последить за тобой".
Мысли не отразились на лице красавицы, смуглые щёки не побледнели, глаза смотрели с открытой ясностью, словом, ничто не выдавало закравшихся подозрений.
- Хорошо, что ты держишься вдалеке от этих интриг, Эмине. Посвяти себя детям, малютка Хайринисса очень нуждается в тебе. - на этот раз это было произнесено с большей серьёзностью, без сочувствия. Если сначала Хафса от души сострадала Эмине, то сейчас она предостерегала её, и если Ферахшад имеет не просто голову на плечах, а ещё и с умом, она всё поймёт правильно. Не враждовать же с нею в первые же дни пребывания в столице - к чему? Вот если мать шехзаде Алемшаха оступится и задумает что-нибудь недоброе, тогда можно уже делать более решительные шаги.
Когда Эмине упомянула Мюнире и её мужа, Хафса вновь почувствовала раздражение. Она вообще не любила говорить о сестре, а тут ей с таким упоением рассказывают об их совместной жизни. Но, раз уж тема затронута, то не худо для разнообразия отвлечься на и на неё.
- Наша Кайя - любимица Всевышнего. И валиде о ней заботится. Пусть только не гордится своим счастьем, чтобы не потерять его.
Злая ирония сквозила в этих словах. Злая и холодная. Мюнире - не из гордых, это Хафса знала как никто. Из двух сестёр гордячкой назвать можно только старшую, но ведь и гордость эта не была праздной - во-первых, Хафса - старшая дочь султана Мурада, во-вторых, жена могущественного паши, в-третьих (и в-главных) - лишённая элементарной человеческой любви, отчаявшаяся девушка. Отец больше любил проводить время с младшей дочерью, а утешения и ласки матери не помогали. Хафса злобилась на весь мир день ото дня. Став старше, она умело научилась скрывать свою злобу, а замужество научило султаншу превращать свою злобу в добродушие и мягкость. Разумеется, напускную.