Михрибан улыбнулась речам молодой хозяйки - то, что дочь её бывшей соперницы, ныне покойной Фатьмы-хатун, так тепло принимает и так хорошо относится к хасеки, было ей очень даже по сердцу. Женщина чувствовала, что у них с Абиде есть что-то общее, родное, и что если бы не воля судьбы, они могли бы стать хорошими подругами. А впрочем, почему могли бы? Могут. И станут. Ведя незамысловатую беседу, Михрибан уже прикидывала, какую пользу можно извлечь от этого сближения с молодой женой Мусы-паши, и польза по всем статьям выходила немалая. Во-первых, через Абиде можно будет привлечь на свою сторону пашу, во-вторых, и саму султаншу не грех бы рассорить с её приёмной матерью - Михрибан даже уже знала, как это будет, но для того, чтобы ничего не сорвалось, нужно получше войти в доверие к хозяйке этого дворца, стать её утешением, её советчицей, её новым другом. Да, планы у вдовы султана Ахмеда были поистине грандиозные. Может, в глубине души женщина и укоряла себя за двуличие, но, вспомнив о погибшем сыне, тотчас же обретала решимость идти до конца, который будет губительным либо для Кёсем-султан, либо для неё самой.
Впрочем, пока не нужно было строить далеко идущие планы - в конце концов, это всего лишь первая встреча с Абиде, знакомство, только и всего. Да, Михрибан уже многое узнала и увидела, кое-что прочла во взгляде самой хозяйки дома, и это что-то внушало надежду на блааополучный исход задуманного дела. Младшая дочь Ахмеда была внешне скромна и пуглива, как молодая газель, но на самом дне её глаз горел огонёк, который каждый волен толковать по-своему. Михрибан истолковало его просто: склонность к тайной любви. Возможно, она и неправа, и это нечто иное, но первое впечатление было именно такого. В одном хасеки ошибиться не могла: Абиде - это тихий омут, в котором водится с десяток бесенят, надо только заставить их выйти наружу, показать свои рожки.
- Смотрю я на тебя, милая, и диву даюсь: какой же слепец твой муж, раз его так и тянет вон из дому. Не сердись, но я бы на твоём месте паше и шагу за порог ступить не дала, держала бы при себе всё время. А впрочем, это так, к слову пришлось. Раз ты любишь его, я очень счастлива.
Слова Михрибан заставили лицо юной скромницы сделаться нежно-румяным. Хасеки заметила, что эта стыдливость не была притворной. Так-так, значит, огонёк в глазах истолкован правильно, во всяком случае, султанша близка к истине в своих догадках. Это уже что-то. Главное, что эта кроткая овечка умеет слушать, она податлива и немногословна, молодо-зелено, одним словом. Из таких, как она, как из свежерастопленного воска, можно вылепить всё, что заблагорассудится.
Подоспевшая со свежими новостями, калфа навела Михрибан на новые мысли. В первую очередь, в султанше пробудилось чисто женское любопытство - ещё бы, такие богачи, которых можно принять за особ царственной крови, это, знаете ли, событие из ряда вон выходящее. Либо эти персы совсем потеряли меру, стремясь к роскоши, либо это очередная базарная сплетня.
- Купцы, говоришь, хатун? - хасеки заинтересованно выгнула бровь. - Любопытно. А не знаешь ли, с каким товаром приехали они в Стамбул?
- О, чего у них только нет, госпожа... - словоохотливая калфа даже глаза возвела к потолку. - И роскошные ткани, и масла, и специи... Словом, на всё горазды.
Слушая всё это, Михрибан поглядывала в окно. Солнце было высоко, самое время начаться жестокой стамбульской жаре. Нужно было возвращаться в Старый Дворец, пока тамошние слуги не хватились султанши.
Хасеки поднялась с места.
- Благослови тебя Аллах, доченька, за твоё гостеприимство. Будет охота - позови этих купцов к себе. Только гляди, чтобы не обманули тебя, не подсунули что-нибудь негодное. А сейчас прощай, пора возвращаться.
Султанши крепко обнялись, и Михрибан покинула радушную хозяйку. Мысли и планы в голове женщины были один смелее другого.