С отъезда Ирум минуло меньше суток, и Нериман-калфа почувствовала, как в душных стенах гарема пахнуло свободой. Стало вольно дышать и разговаривать, что-то неуловимо изменилось, и калфа, одна из "старожилов" гарема, надеялась на заслуженное повышение. С утра пораньше Нериман уже крутилась у зеркала, поправляя тяжёлый пояс с большими медными пряжками, глаза её горели предвкушением новой власти. В конце концов, должность старшей калфы очень прибыльно - сколько новых тканей и украшений можно будет заказать, сколько чудесных платьев и жилеток справить у дворцовых мастериц - от всего этого просто голова шла кругом, а в мыслях блуждал розоватый морок.
Как следует приодевшись и причесав волосы, Нериман спустилась в гарем, где уже шелестел девичий шепоток. Красавицы успели-таки выкроить время для сплетен. О чём наложницы шушукались, калфа поняла только тогда, когда подошла ближе. Рабыни сидели полукругом и проворно работали иголками, впрочем, заняты были не только руки, но и язычки. Нериман прислушался.
- Ох, девушки, что будет с Ирум-хатун... Говорят, она тяжко захворала, так сильно, что её увезли из дворца... - вздыхает одна из невольниц. В её руках была нежная золотистая материя. - Думаете, она вернётся в гарем?
Остальные слушательницы пожимали плечами.
- Будем молить Всевышнего, чтоб Ирум-калфа выздоровела и вернулась. не дай Аллах, если на её место назначат кого-то другого...
"Назначат, голубушка, не сомневайся. - хмыкнул про себя Нериман. - Афра-хатун вчера о чём-то беседовала с Валиде. Верно, советовали про ту, кто Ирум заменит. Это точно буду я."
- Девушки, - наконец подала голос калфа, показываясь в комнате. Красавицы вмиг побросали своё рукоделие и, встав, все как одна поклонился, - языки работают, а руки без дела? Глядите мне, ваша заступница,
Ирум-хатун, уже далеко. Не сегодня, завтра хюнкяр-калфой буду я.
И хатун с нескрываемым высокомерием оглядела всех присутствующих.
После этих слов, лица девушек помрачнели, кое-кто осмелился даже вздохнуть. Нериман-калфа оскорбилась, но промолчала. Зато одна из наложниц не смолчала.
- Вот это да, Нериман-хатун, счастливая ты. А что, если Валиде узнает, что ты в долгах, как в шелках?
Этого калфа уже не могла стерпеть. Она зыркнула на выскочку со злобой и сказала:
- Дай срок, я тебе напомню эти слова. Довеку плакать будешь. - от таких угроз рабыни прикусили языки.

Отредактировано Нериман-калфа (2018-04-22 02:33:19)

Отъезд Ирум был обставлен так, как и полагается. Поговорив с валиде-султан, Афра-таки добилась своего, и разрешение на то, чтоб Ирум на время покинула гарем, пока не поправится. В тот же день, после разговора с Кёсем-султан, в городской дом хазнедар были отправлены слуги, которым было поручено навести в нём порядок к приезду больной. Аги, к их чести, не подвели сво суровую начальницу, и усадьба была вычищена и прибрана за какие-нибудь сутки. Вернувшийся евнух доложил, что Ирум-хатун можно перевозить туда. Сборы были недолгими, оставалось лишь одно - подыскать того, кто мог бы присматривать за калфой до самых родов. У Афры уже была на примете одна девушка, которая вполне могла бы с этим справиться - два года тому назад, во время янычарского бунта, когда весь дворец утопал в страхе, она спасла Махиэнвер-султан от грозившего ей выкидыша. Речь шла о Сёзен-хатун.
Сейчас казначей гарема возвращалась из Хасбахче, где проверяла, как работают садовники и наложницы, отправленные для подмоги. Рядом с хатун шёл евнух, которому Афра давала чёткие наставления.
- Отправляйся в лазарет, там у лекарки в помощницах ходит одна хатун, звать Сёзен. От моего имени передай наказ: пусть собирает вещи и отправляется по этому адресу. - и хазнедар передала аге листочек, на котором было написано нужное место.
- Не волнуйтесь, Афра-хатун, всё будет исполнено. Смилуйтесь, но для чего всё это?
После этого вопроса на лицо казнечея набежали тучки.
- Ещё одно слово - пойдёшь на все четыре стороны. Иди. - отрезала Афра. Больше слуга ничего не говорил, ибо знал, что с женщиной, в руках у которой сведения о каждом обитателе гарема, а так же все его финансы, лучше не спорить, ибо Афра вполне может осуществить свою угрозу и вышвырнуть его, как щенка, из дворца, так что ага принял записку, поклонился и пошёл к лазарету, разыскивать Сёзен.
Со стороны общей комнаты, куда уже подходила хазнедар, слышался такой гомон, словно у какого-нибудь крестьянина всполошился весь птичий двор. Подойдя к дверям, Афра увидела, что девушки побьросали работу и обступили кого-то. Слышалась брань, короткие взвизги. Хазнедар инстинктивно прошептала молитву, отгоняющую нечистого, и вошла в комнату. Две калфы вцепились друг в друга, как дворовые кошки, не забывая ругаться, как торговки. Кое-кто из девушек пытался разнять склочных женщин, но те только шикали на миротворицу и продолжали это бесстыдство. Три громких удара тростью, которую Афра всегда держала при себе, ибо годы отобрали у её ног былую резвость, - и в комнате все стихли.
- Что это за непотребство! - прикрикнула хазнедар. - Сию секунду прекратить!

Какое-то время Рукийе выслушивала Нериман со спокойствием. Её забавляли выпады женщины, которая сильна голосом, но слабовата разумом. Всё то, что она говорила, проскальзывало мимо ушей, нисколько не задевая сердца. Но когда в адрес Рукийе прозвучало слово "трусливая", она уже не могла сдерживаться. Да, все знали её как девушку с мягким и отходчивым характером, но трусость - это не для неё. Вспомнить хотя бы, как два года тому назад, когда янычары ворвались во дворец и даже осмелились войти в самое сокровенное его место, в гарем повелителя, она храбро защищала свою госпожу и её маленькую дочь... Да и кто эта Нериман, что смеет говорить такое в лицо человеку, не важно, кто и откуда он? Разбираться в людских недостатках имеет право только Всевышний.  Секунду после того, как в воздухе растаяли последние отголоски оскорбительного слова, Рукийе стояла без движения, а потом, подойдя к обидчице, ударила её наотмашь. Нериман устояла, она держалась за щёку, в глазах хатун пылала ненависть. Что произошло дальше, мог бы предугадать даже шестилетний ребёнок - калфа Турхан-султан набросилась на наперсницу Шивекар и с остервенением стала угощать её тумаками. Рукийе только и успевала загораживать лицо руками. Слышались визги девушек, ругательства... Не было понятно, кто бранился, Нериман ли, наложницы ли, но в общей комнате начался настоящий сыр-бор. Лишь приход Афры-хатун утихомирил всех, кто находился здесь. Рукийе помогли подняться, она поклонилась хазнедар. Несмотря на то, что не она была зачинщицей всего этого шума, ей было очень стыдно перед женщиной, в чьих руках находились судьбы всех обитателей гарема.
В ответ на грозный вопрос хазнедар, девушки наперебой стали рассказывать о том, что тут случилось. Разноголосый гул заполнил комнату, и в нём можно было различить лишь отдельные обрывки фраз.
- Это всё Нериман! - слышалось с одного конца.
- Обозвала Рукийе трусихой! - вторили с другого.
- Но ведь Рукийе тоже виновата, ударила Нериман-хатун в ответ... - оправдывалась треть девушек. Рукийе не вмешивалась и не оправдывалась. Она слишком уважала Афру-хатун и слишком ценила своё достоинство, чтобы унижаться до глупых объяснений. Как бы там ни складывалась ситуация, а такое поведение недопустимо. Лицо горело от ударов, но это сущий пустяк по сравнению с тем взглядом, который был у Афры. Она была крайне разочарована.
- Простите нас, Афра-хатун. - наконец, вымолвила Рукийе. - Это всё моя вина.
После таких слов шум поднялся с новой силой.
- Зачем ты так, Рукийе-калфа, скажи, как есть. Это Нериман-хатун виновата, пусть отвечает. - на разные голоса требовали девушки, но хатун не спешила оправдывать их надежды и спасать своё доброе имя. Она была непоколебимо уверена в справедливости гаремного казначея, в уме и доброте этой женщины - уж кто-кто, а Афра всё поймёт и рассудит правильно.