Эпоха Безумца и Охотника

    Объявление

    Администрация:

    HOŞ GELDİNİZ

    Добро пожаловать в лучшую из всех держав - Османскую империю, и в столицу столиц - Стамбул. В этих благословенных краях наступили трудные и противоречивые времена, наполненные леденящими душу событиями. Янычарские восстания, разветвлённое преступное общество, произвол пашей и беев, интриги дворца Топкапы и тому подобные вещи - вот что такое Блистательная Порта 1640-1692 годов. Избери свой путь, измени судьбу государства, будь решителен и хитёр, верен султану и правящей династии, и главное - будь всегда на чеку!


    Вернейшие друзья:

    Dragon Age: Rising Интриги османского Востока Великолепный Век: цветы раздора MUHTEŞEM YÜZYIL «Muhteşem Yüzyıl: after Suleyman» «Каково это - играть с тьмой?»

    Ожидаются с нетерпением:

    Нефи Омер-эфенди, Шемспери-султан, Хуричехре-султан, Айше Махзиба-султан, Санавбер-султан, Зекийе-султан, Шехзаде Касым, Шехзаде Баязид, Рухсар-хатун, Зеррин-калфа, Силахдар Мустафа-паша, Ясемин-калфа, Хезарфен Ахмед-челеби, Лагари Хасан-челеби

    В ИГРЕ

    Ближайшие события:
    1642. Родились прекрасные шехзаде - Мехмед, Сулейман и Мурад. Султан Ибрагим сочетался с Хюмой-султан законным браком, что повлекло за собой страшные последствия. В гареме тем временем происходит "падение нравов", а точнее, нрава одной единственной женщины - Ирум-калфы. Принудительное сближение с Эркином-агой, одним из предводителей янычар, положит начало тайным свиданиям, самообману и греху 1648. Смерть Ибрагима Безумного положила начало правлению маленького Мехмеда, который в будущем прославится как Охотник. Валиде Кёсем-султан и Турхан-султан начали скрытую, но страшную вражду. Турхан заключает с Эркином-агой соглашение, которое послужит причиной никяха доблестнейшего из янычар и Гевхерхан-султан. 1660. Шехзаде Эмир принял саблю в присутствии всего войска, пашей и самого повелителя. Теперь пришло время новых завоеваний. По всей империи идут приготовления к походу. Интриги, подлости и хитрости ради собственной выгоды вновь входят в силу. Между шехзаде возникнет соперничество за право наместничества в Стамбуле. Но до похода ещё много времени, и что случится за это время, ведомо лишь Всевышнему.


    Активные участники:

    Информация о пользователе

    Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


    Вы здесь » Эпоха Безумца и Охотника » Игровой архив » Две свадьбы - две радости (18 июня 1647 года)


    Две свадьбы - две радости (18 июня 1647 года)

    Сообщений 1 страница 30 из 51

    1

    1. Название
    Две свадьбы - две радости

    2. Тип
    middle

    3. Суть
    Впервые за долгое время во дворце Топкапы празднуют двойную свадьбу. Фатьма и Исмихан Кайя-султан стали невестами, а женихами - Кёзбекчи Юсуф и Мелек Ахмед-паша.

    4. Участвуют
    Ибрагим I, Кёсем-султан, Айшехан-султан, Ханзаде-султан, Фатьма-султан, Абиде-султан, Хафса-султан, Хафизе-султан, Исмихан Кайя-султан, Турхан-султан, Салиха-султан, Муаззез-султан, Махиэнвер-султан, Хюма Шах-султан, Шивекар-султан, Эмине Ферахшад-султан, Михрибан-султан, Адиле-хатун, Афра-хатун, Рефия-хатун, Ирум-хатун, Рукийе-калфа, Нериман-калфа, Дилек-хатун, Беяз-ага, Кёзбекчи Юсуф-паша, Мелек Ахмед-паша, Кёр Сулейман-паша, Тахшилли Нуман-паша, Оздемироглу Азиз-паша, Фехми-ага.

    +4

    2

    https://forumupload.ru/uploads/0014/54/5c/15/699670.png
    Уже много дней во дворце, как и во всей империи, кипела работа. Готовились к пышной свадьбе сразу двух султанш. Повелитель лично отдал распоряжение Фехми-аге и всем его помощникам пригласить от имени падишаха сановных гостей. Наконец, долгожданный вечер настал. На террасе накрыли столы, все державные деятели собрались и, по знаку повелителя, начали рассаживаться, согласно своему статусу.
    - Примите наши поздравления, повелитель, - произнёс кетхюда валиде-султан, Гюзельдезаде Искендер-паша, - да не поскупится Аллах на счастье для Фатьмы-султан и Исмихан-султан.
    - Аминь. - милостиво кивнул падишах.
    - Искендер-паша выразил всё, что мы хотели сказать прежде, повелитель. - произнёс Салих-паша. На посту великого визиря он был уже долгое время (с учётом того, что в последнеё время этот важнейший пост всё чаще переходит от одного вельможи к другому), слыл блистательным ритором, самым велеречивым и опасным из всех царедворцев. - Однако он всего лишь кетхюда, которому не следует брать слово раньше членов дивана.
    Ибрагим нахмурился. Невсинли Салих сказал сущую правду, но никому не воспрещается обратиться к падишаху с добрым словом, при этом совершенно не важно, какое место ты занимаешь при дворе.
    - Салих-паша, - серьёзно начал султан, - всем известно, как ты чтишь порядки. Радея о них, ты забыл, что в моём присутствии недопустимо осуждать кого-либо.
    - Не гневайтесь, повелитель. Я всего лишь...
    - Ты всего лишь забылся, паша. - докончил Ибрагим. - В следующий раз это может стоит тебе визирской печати. Запомни это накрепко.

    Отредактировано Ибрагим I (2019-02-09 17:58:16)

    +5

    3

    Азиз был одним из тех, кто в тот день удостоился приглашения на празднество. Фехми-ага лично приехал в особняк паши и сообщил о том, что вечером его ожидают во дворце. Оздемироглу выбрал подходящий для столь важного случая наряд и вечером прибыл в Топкапы. Его проводили на террасу, где уже собрался весь цвет турецкой знати. Были тут и члены совета, и шейх-уль-ислам, и стамбульский кадий, и два новоиспечённых султанских зятя - Мелек Ахмед и Кёзбекчи Юсуф-паша.
    - Государь, - Азиз поклонился падишаху и всем тем пашам, которые были выше его чином, - да будут наши госпожи счастливы, да не знают они забот и тревог.
    После такого краткого, но искреннего поздравления, Азиз опустился на высокую упругую подушку рядом с Сулейманом-пашой. Оздемироглу знал этого человека как справедливого и честного воина, верного подданного и гордого мужчину. Жаль, что тот, кого с гордостью называли Арнавут Сулейман, теперь именуют Кёр Сулейман, слепец, безумец. Без сомнения, Азиз тоже несколько месяцев назад узнал, что паша спасся из той ужасной западни, которую уготовала ему судьба вкупе с вероломной супругой. Совсем ещё молодой, не достигнув ещё и тридцати лет, Азиз уже занимал важную должность при дворе, но никогда не помышлял о том, чтобы стать зятем великого правящего рода. Сулейман удостоился этой чести, а что взамен? Лишь несчастья и разочарования.
    - Ты сам не свой, паша, - говоря это, Оздемироглу наклонился к албанцу и глянул в его печальные глаза, - и это понятно - Фатьму-султан выдают за другого, не за тебя.
    Сказано было без всякой иронии, да Сулейман и не расположен был принимать эти слова за таковую. Он отпил из своего кубка, прикрыл глаза и ответил не сразу. Видно было, что упрямому и гордому албанцу тяжело было беседовать на эту тему. Азиз и сам понял, что дал маху, наступил на больную мозоль. Но исправлять положение было поздно.

    +5

    4

    Праздник, к которому вся страна так готовилась, принёс радость каждому жителю. Во всех санджаках устраивались весёлые гулянья, бедняков угощали пловом и хлебом без счёту и меры, в мечетях молились о здравии повелителя, его сестры и племянницы, а так же его новых зятьёв. Только один человек в этот казалось бы счастливый день не мог радоваться вместе со всеми. Это был Сулейман-паша. Он, как и остальные, был приглашён во дворец, но ноги отказывались всходить на террасу, уста немели, когда он желал повелителю и его семья счастья и процветания. Особенно тяжко было произнести пожелание всякого благополучия Фатьме-султан. Тут уж вовсе язык расхотел повиноваться, застыл и набряк, сделался будто отлитым из свинца.
    - Повелитель, - говорил паша, не поднимая глаз на падишаха и всех присутствующих, - дай Аллах Вам и Вашим близких всего, что радует сердце и не отягощает душу. Пусть Кайя-султан и... и Фатьма-султан будут счастливы.
    Эти два имени в последнее время причиняли паше невыносимые страдания. Фатьма, которую он так любил, отвернулась от мужа, смешала его с пылью и грязью ради своих интересов. Сулейман до сих пор не мог сам себе ответить на один вопрос: простит он когда-нибудь эту женщину или нет? Разум твердит, что надо простить, ибо ссориться с членами династии нельзя ни под каким видом, но мужская гордость твердит иное. А Исмихан... ах, эта прекрасная девушка никогда бы так не поступила, никогда бы не отказалась от своего богоданного супруга. В своё время, когда Кайя была ещё девочкой, паша любил её, как второй отец. Сейчас перед ним расцветшая девушка, белоснежный нарцисс, который не ведает, что такое сильные ветры, грозы и засуха. Теперь Сулейман смотрел на юную госпожу по-другому. Он нашёл в ней утешение и исцеление, привязался к ней всем сердцем и дошёл в своей смелости до того, что попросил её руки у повелителя... Если бы не вмешательство валиде-султан, падишах отдал бы племянницу за него, но...
    Появление Азиза не слишком развеяло тоску паши. Он хмуро посмотрел на товарища и произнёс:
    - Дело вовсе не в Фатьме-султан, дружище. Я для неё умер. Как и она для меня. За Исмихан душа болит.
    Азиз ничего не отвечал, просто смотрел на друга сочувственно и словно бы отстранённо. Дальше разговор не клеился.

    +6

    5

    Праздник удался на славу. В главных покоях было шумно и весело. Музыка звучала по-особенному, подвижные тела танцовщиц выгибались и выпрямлялись под задорные ритмы, лица светились счастьем и воодушевлением. А как бы могло быть иначе, если гарем давно уже не знавал такого веселья? Наложницы, госпожи, аги, калфы - все были в приподнятом настроении. Старшая хасеки не стала исключением. Сначала она очень огорчилась, когда узнала, что Фатьма-султан, госпожа, которая открыла молодой украинке путь к райскому саду, выходит замуж за пашу, лица которого даже не видела. Но худа без добра, как известно не бывает и быть не может. Встреча с пашой убедила Турхан, что Фатьме достанется муж с горячим сердцем и пылкой душой, а это уже немало. Дурные привычки, которые водились за Кёзбекчи, можно искоренить (хасеки вспомнила, как от паши разило вином в день их разговора), а уж после ценного совета, к которому бейлербей Карамана, дай Аллах, прислушается, нечего и сомневаться в благосклонности султанши.
    - Валиде постаралась, - весело произнесла хасеки, обращаясь к Нериман, которая не отходила от госпожи, - этот праздник развеет все чёрные тучи над нашей династией.
    А тучам было откуда взяться. Каждый год в семье султана случалось что-то нехорошее. Родилась Хайринисса - девочка, у которой лекари обнаружили тяжкий недуг. По словам эким-баши, у маленькой султанши разовьётся сильная чахотка, которая к определённому возрасту пустит свои корни очень глубоко в теле госпожи. Ферахшад ходила сама не своя. В те дни все жёны повелителя забыли о своих распрях и каждая старалась утешить несчастную маму, которой Аллах послал такое слабое дитя. Эмине оделась в тёмное, вздрагивала от каждого плача девочки, со страхом ждала, что малышка испустит дух. Турхан была одна из первых, кто посочувствовал младшей хасеки. О Шивекар, Айшехан-султан, Абиде и Ханзаде нечего и говорить. Хайринисса переходила с рук на руки и от нежных прикосновений крепла на глазах. Потом казнили Султанзаде Мехмеда-пашу, мужа Ханзаде. Для госпожи это тоже стало страшным ударом. Хорошо, что Кёсем-султан приняла решение выдать дочь и внучку замуж в один день. У всех будет больше повода для радости.

    +5

    6

    С утра у Нериман было столько работы, что если бы все дела превратились бы в золотые монеты, калфа стала бы богаче самой валиде. Мелкие и важные, хлопотные и простые, неприятные и радостные, все эти дела и делишки в какой-то момент начали просто-напросто валиться из рук хатун. На Ирум, Рукийе, Рефию, которую меньше года тому назад внесли в гаремную книгу, надежда была плоха. Только под умелым руководством Афры-хатун слуги всё успевали. Долгожданный вечер принёс с собой не только музыку и забавы, но и всеобщее облегчение. Вся эта суета, наконец-то, закончилась. Нериман, как и все, вздохнула так, как будто только что скинула с плеч неимоверно тяжкую ношу. Теперь она стояла подле госпожи, Турхан-султан. Все гости сидели за столами в ташлыке. Было так людно и весело, что неулыбчивое лицо Нериман просияло.
    - Ваша правда, госпожа. Кёсем-султан устроила всё наилучшим образом. - потом Нериман наклонилась к султанше и сказала уже чуть тише: - Теперь Вам нужно быть более осторожной. Фатьма-султан скоро уедет из столицы, заступников у Вас не останется.
    Последнее замечание было справедливым. Судя по тому, как построжело и посерьёзнело лицо госпожи, слова Нериман угодили в самую точку. То, что провернула Турхан-султан с помощью Фатьмы, до сих пор не выходило из головы. Сочетать законным браком Ирум и Фехми-агу - такая идея была смелой, дерзкой и небезопасной, ибо подобные решения принимает исключительно валиде-султан. Ох, и перепало же тогда - и Фатьме-султан, и Турхан, и ей, Нериман, у которой задача заключалась в том, чтобы найти неболтливого агу, который привёл бы во дворец имама.
    При одной мысли обо всём пережитом, у калфы немел язык и мутилось в голове.

    +5

    7

    При словах помощницы лицо Турхан стало серьёзным, а из глаз исчезла весёлая искорка. Нериман была абсолютно права: отъезд Фатьмы повлечёт за собой травлю старшей хасеки. Кёсем-султан была занята другими делами и, казалось бы, совсем забыла про невестку, а теперь, когда всё закончится, внимание валиде будет сосредоточено на матери старшего шехзаде. Это не внушало радости. Сделав маленький глоток воды, султанша отставила стакан в сторону и сказала:
    - Ппавда за тобой, Нериман. Люблю твою светлую голову. Как бы там ни сложилось, буду продолжать общение с Фатьмой-султан, не покину её. Для меня она - единственный друг в этом змеином гнезде.
    Жить в этом гнезде было тяжким испытанием. Весь гарем смотрит враждебно, всяк желает смерти. Мало кто из династии благоволит старшей хасеки. Айшехан держится дружески, но не только с Турхан, а и со всеми остальными. Ханзаде любит напомнить, что все рабы должны знать своё место. О валиде-султан и вовсе говорить нечего - избавилась бы от непокорной невестки при первом удобном случае. Хасеки едва слышно вздохнула. Она думала не только про свою участь в гареме. Госпожу всерьёз беспокоило будущее единственной близкой подруги Фатьмы. Да, Кёзбекчи, кажется, усвоил урок и принял советы султанши к сведению, но сможет ли он сделать госпожу счастливой? Судьба Исмихан-султан тоже не была радужной. В гареме уже начинали шептаться о том, что девушка неравнодушна к Сулейману-паше, как, впрочем, и он сам. Все ждали, что паша утешится в объятьях создания куда более неискушённого в интригах, нежели Фатьма (цепкий и злой ум султанши Турхан ставила самой себе в пример и восхищалась изобретательностью бывшей наставницы). Но валиде, как всегда, решила всё по-своему - выдала свою младшую внучку за старого визиря. Есть о чём посокрушаться и пораскинуть мозгами.

    +5

    8

    А тем временем на террасе, прилегавшей к султанским покоям, беседа текла спокойно и степенно. Паши обсуждали дела насущные, но не те, которые можно было бы обговорить на совете Дивана, а только те, что могут вызвать улыбки и вспомнить что-то приятное.
    - Хвала Аллаху, сердце народа оттаяло после того, как суровые запреты султана Мурада перестали иметь силу. - сказал Гюзельджезаде.
    - Правда твоя, Искендер-паша. - отозвался Хезарпаре Ахмед-паша. - Люди вздохнули с облегчением и уже не держат зла на падишаха. Повелитель, что Вы думаете об этом?
    Ибрагим приподнял бровь. Несмотря на то, что он провёл в своё время много месяцев в клетке, он слышал и знал про суровые запреты брата. Отзвуки людского возмущения, казалось, долетали до ушей будущего правителя, а тогда - шехзаде. Если бы его выпустили и позволили встать перед Мурадом, он бы рассказал, как страшно слушать проклятия жителей Стамбула. Может, тогда сердце падишаха смягчится и станет чутким... Не смягчилось. Да и, правду сказать, никто не позволил поговорить с царственным братом с глазу на глаз. А жаль.
    - Мой славный предок, султан Селим-хан, которого все называли Грозным, позволял народу развлекаться и отдыхать душой. Но во дни его правления был закон: с уличённого в прелюбодеянии взыскивают пятьдесят акче. Падишах считал, что для осуждения грехов перед верой есть духовенство и не вмешивался. К тому же, он видел в том, что мой брат некогда воспретил, большую прибыль для империи. К чему запрещать то, что приносит доход казне? А главное: был ли толк в этих запретах? Если человек не знает удержу, он отыщет лазейку в законе. Пусть лучше кофейни, мейханы и бозханы стоят открытыми. Дозволенный плод не так сладок, верно?
    Несмотря на правила приличия, паши, все как один, громко засмеялись. Видно было, что смех был не угодливым, а искренним. Ибрагим улыбнулся. Он умел ценить опыт предшественников и использовать его во благо.
    - Кёзбекчи, - обратился он к зятю, - отныне тебе не с руки вести ту жизнь, которую ты так любил. Доверяю мою бесценную сестру Фатьму тебе. Не огорчай её своим поведением и остепенись. Узнаю, что вино и прочие радости сбили тебя с пути истинного, покараю. Теперь подойди.
    При этих словах Ибрагим поднялся и сделал знак Фехми-аге. Тот поднёс султану саблю в дорогих ножнах, инкрустированных изумрудами и рубинами - цветами династии Османов и ислама.
    - Прими в дар эту саблю, паша. Носи её с честью и преданностью.

    +6

    9

    Слова повелителя, адресованные Кёзбекчи, заставили пашу нервно сглотнуть. До сегодняшнего дня он в самом деле придавался излишествам, и султан об этом знает. Очевидно, кто-то из визирей пытается загодя поссорить бейлербея Карамана с падишахом и его будущей супругой. Кто бы ни был тот шакал, рано или поздно он покажет своё лицо, Кёзбекчи лично найдёт его и сурово расправится.
    Слава Аллаху, скользкая тема была закрыта. Ибрагим строго предупредил зятя, и Юсуф решил вести себя достойно, не обижать своим "холостяцким" образом жизни госпожу. Когда же султан велел приблизиться, паша встал с отведённого ему места, подошёл к повелителю... и обомлел. В руках государя была сабля. Ей, наверное, в целом свете нет и не будет цены. Отблески драгоценных камней на мгновение ослепили Юсуфа, он на секунду зажмурился.
    - Повелитель, Ваша щедрость и великодушие не имеют границ. Ваш раб Юсуф всегда будет предан Вам и ни словом, ни делом не огорчит Фатьму-султан хазретлери. Пусть этот клинок напоминает мне о Вашем высочайшем доверии. Иншалла, Кёзбекчи всегда будет достоин его.
    Говоря это, паша принял саблю из рук повелителя. Тяжело было отвести глаза от роскошной оправы, но надо было возвращаться за стол.
    - Счастье само плывёт тебе в руки. - с ноткой зависти произнёс Салих-паша. - Я великий визирь, но у меня нет такого славного клинка, паша. Смотри, не пропей его в мейхане.
    Речи великого визиря всерьёз задели жениха. Будь его воля, поднялся бы он ещё раз и так осадил обидчика, чтоб тот повалился ничком с мягких подушек без сознания. Но присутствие падишаха и торжественность момента сдерживали Кёзбекчи, не давали ему затеять ссору.
    - Посватайся к одной из наших госпож, Салих - и у тебя будет памятный дар. Только ведь ты не удержишь саблю в руках, сил не достанет.
    За этими словами последовала пауза. Юсуф взял свой кубок и глоток за глотком осушил его до дна. Никто из присутствующих не смел вмешиваться в разговор. Салих тоже предпочёл оставить этот выпад без ответа.

    +7

    10

    При виде подарка, который султан преподнёс паше, Сулейман нахмурился. Конечно, Кёзбекчи всем был известен как умелый воин и талантливый государственный муж, но Мелек Ахмед-паша, по мнению арнаута, был не менее достоин такого почётного дара, тем более он гораздо старше и опытнее. Вспомнить только, что он проделал, что пережил во время покорения Абдал-хана и его народа, сколько славных побед на его счету... Сказать правду, после того, как Исмихан Кайя стала его супругой, уважение к Ахмеду сменилось тихой досадой. Албанец так надеялся, что девушка, расцветание которой он, можно сказать, видел своими глазами, которая долгое время прожила под одной крышей с ним и Фатьмой-султан, станет его судьбой, но валиде, вопреки желанию повелителя, отдала внучку за хоть и очень храброго, мужественного и честного, но всё же старого пашу.
    В продолжение пира Сулейман вёл себя достойно и сдержанно. Ссор и словесных поединков ни с кем не затевал, молчал и слушал умные беседы визирей о делах насущных. Однако такая отстранённость вовсе не мешала паше замечать то, как едко язвил великий визирь, как умело отвечал Кёзбекчи... Не сказать, чтобы Невсинли был Сулейману по душе, да и Кёзбекчи был далеко не в почёте, но Арнавут не мог допустить скандала в присутствии государя.
    - Паши! - тихо, но с твёрдостью произнёс бывший супруг Фатьмы-султан. - Среди вас я не самый старший и уважаемый, но не могу закрывать глаза на такое. Как можно затевать ссору в присутствии повелителя!
    Слова, кажется, подействовали на обоих спорщиков. Невсинли сконфуженно замолк, а Кёзбекчи кинул на обидчика гневный взгляд и тоже больше не подливал масла в огонь. Оздемироглу и Тахшилли Нуман, которые тоже присутствовали на пиру, одобрительно переглянулись.

    +6

    11

    А праздник в ташлыке шёл своим чередом. Невесты ещё не выходили, и присутствующие имели возможность обсудить это важное событие, посплетничать, предположить, что принесёт госпожам их замужество. Адиле тоже была приглашена на праздник в качестве почётного гостя. Её брат, Адиль Гирей тоже сейчас праздновал на мужской половине. Вероятно, ему мог представиться удобнейший случай поговорить с повелителем на волнующую его тему. А вот его сестра разговаривала не с валиде, а с её старшей дочерью Айшехан, красивой, статной женщиной в строгом, но изысканном наряде. Из всех дочерей валиде она больше всех пришлась молодой ханше по сердцу. Да и сама Айшехан-султан, похоже, была не прочь поговорить с женщиной из другой династии. Адиле разговаривала вполне непринуждённо, но внутренне была настороже: незадолго до праздника - дня за два или три - в Инджили наведалась Исмихан-султан, младшая из невест. То, о чём она просила сестру ханзаде и то, что узнала, должно остаться их тайной и никому во дворце нельзя её узнать. Поэтому язык надо держать за зубами.
    - Уже два года я живу тут, а всё никак не могу наглядеться на Стамбул... - мечтательно произнесла Адиле, улыбаясь своей собеседнице. - Как может быть столько красоты и величия в одном месте?
    Айшехан-султан было приятно слышать такое мнение о столице. Она наградила Адиле ласковым взглядом и легонько сжала ей руку, словно бы хотела подбодрить - мол, не переживай, тебе ещё многое предстоит увидеть. Хатун украдкой посмотрела в сторону Кёсем-султан. Величавая, она сидела на почётном месте, в дивном наряде, с роскошными тёмными волосами, в которых, казалось, не было ни единого седого волоска. Олицетворение могущества, спокойствия и всесилия... Удивительная женщина валиде-султан. Адиле не могла это не признать.

    +6

    12

    Праздник определённо нравился Айшехан. Женщина впервые за столько лет по-настоящему была счастлива среди этого шума и общего веселья. А ведь так недавно, всего каких-то пять лет тому назад, во дворце справляли её свадьбу с Кеманкешем. Что тут и говорить, брак продлился недолго - два года это не срок - но и за эти два года Айшехан ощутила на себе, как сложно быть ответственной дочерью и умной госпожой. Как супруг Мустафа-паша дочь Кёсем совершенно не интересовал, да и нужен этот никях был только для того, чтобы своевольный визирь был под постоянным надзором валиде. Даже высокое доверие Махпейкер не сделало Кеманкеша послушным подданным и примерным зятем. Его развлечения в мейханах были госпоже безразличны, она лишь единожды попросила, чтобы Мустафа был осторожен в своих связях и не пятнал доброе имя султанской семьи. Этой просьбе паша внял, но и тогда не перестал относиться к своему союзу с Айшехан, как к политическому. Да и сама она считала его таким.
    То ли дело Исмихан Кайя. Кто знает, будет ли её теперешнее замужество единственным, уготовал ли ей Всевышний испытание множеством браков... Как бы там ни сложилось в дальнейшем, сейчас - самый ответственный шаг для любой девушки. Айшехан всей душой желала племяннице счастливого союза с Ахмедом-пашой, хотя в глубине души предчувствовала: Исмихан этот никях не будет в радость. Она одна из первых во дворце узнала, что Кайя и Сулейман-паша, чудом выживший муж Фатьмы, неравнодушны друг к другу. О, это была бы чудесная семья, захоти того валиде. Паша знает Исмихан с детства и любит её. Когда-то любил отечески, а сейчас... Удивительно, до чего разительно меняются взгляды мужчин, когда из девочки-подростка получается такая красавица, как Исмихан...
    Айшехан сидела рядом с Адиле. Крымская принцесса, родственница правящего хана, была весела и говорлива. Несмотря на свой немалый для девушки, ни разу не бывавшей замужем, возраст, Адиле не смотрела перестарком - годы над нею не властны.
    - Тебе в самом деле так нравится столица? - улыбаясь, переспросила Айшехан. - Даже по родным местам не скучаешь? Я бы с охотой оставила тебя жить в Стамбуле, тем более, что в Крыму сейчас нелёгкие времена...

    +6

    13

    Для Абиде праздник в гареме был редкостью, так что она, тихая и в меру целомудренная женщина (по-настоящему благочестивой она себя не считала - какое уж тут благочестие, когда скрываешь от всех страшную тайну о себе и Асефе-мирзе!), сидела в самом тихом уголке - рядом с Адиле и старшей сестрой Айшехан. Уроженка Крыма не переставала восхищаться Стамбулом, а Айшехан ласково улыбалась ей и заверяла, что будь её воля, Адиле осталась бы тут насовсем. Абиде, в свою очередь, было любопытно, что за беда постигла Крым и можно ли от неё спасти народ и правящую семью.
    - Какие трудности у тебя на родине Адиле? - спросила младшая из дочерей султана Ахмеда, но осеклась. Она поняла, что такая тема может испортить настроение крымской гостье, поэтому тихо-тихо кашлянула, стараясь скомкать неприятный разговор. Айшехан одобрительно повела глазами на сестру, мол, та всё правильно сделала - ни к чему удручать свои сердца печалью в такой день.
    - Как же славно, Айшехан... и Фатьма, и наша Кайя сегодня невесты. Дай Аллах им счастья полную чаш. - проговорила Абиде, мечтательно закатывая глаза. У самой же было на уме совершенно другое: что если бы Асеф принял суннизм и сделался верным пашой в совете? Может быть, повелитель позволил бы своей сестре выйти за него... А ещё всё время в глазах у мирзы какая-то тоска, перемешанная с раздражением - даже во время тайных свиданий персидский шехзаде не может избавиться от этой боли, которая гложет его изнутри. Тяжело было видеть такое состояние возлюбленного и осознавать, что ничем не сможешь помочь. Впрочем, эти мысли можно и отложить до другого раза. Сегодня особый день - двойная свадьба, так что в гареме должны царить спокойствие, радость и предвкушение счастья.

    +7

    14

    Пир на террасе продолжался так, словно ничего и не было. Конфликт был предотвращён стараниями Сулеймана-паши. Ибрагим не мог не гордиться тем, что такой человек состоит у него на службе - прямой, честный, умный и тактичный. Несколькими словами погасил искорки неприязни, не дал испортить настроение и правителю, и его гостям. Ибрагим опорожнил свой стакан, в котором был холодный айран, и, встав, произнёс:
    - Мелек Ахмед-паша, подойди.
    Все затихли, поняв, что повелитель собирается одарить и своего второго зятя. Кое-кто из пашей позволил себе тихий, но всё же различимый для слуха шепоток в адрес счастливцев.
    - Диву даюсь - Кёзбекчи должен был стать мужем Кайи-султан, он же куда младше Ахмеда-паши. Да вышло не так. - проговорил Хезарпаре.
    - И то верно. - кивнул великий визирь. - Но что тут поделаешь, коли Кёсем-султан всё устроила. С решением валиде только последний дурень посмеет спорить.
    Шёпот был очень тихий, сравнимый разве что с шелестом листьев, но Ибрагиму удалось расслышать крамольные слова. С какой стати визири обсуждают и осуждают действия валиде? Что ж, отгремит праздничная суматоха - и придётся спросить с каждого, кто посмел выказать на пиру неуважение к воле падишаха. Между тем Ахмед-паша поднялся со своего места и воззрился на повелителя с достоинством, которое было непостижимым образом смешано с глубочайшим почтением.
    - Наша держава не стоит ни единого куруша без таких людей, как ты, паша. Твоих заслуг не счесть. Поэтому прими в дар символ нашего рода.
    С этими словами султан мигнул евнуху, в руках у которого был небольшой ларец. Ага приблизился, раскрыл изящную шкатулку и извлёк оттуда немалую брошь в виде тюльпана. Все оцепенели от неожиданности. Даже Юсуф-паша вынужден был признать, что его карта бита. Символ династии Османов - величайшая награда, знак доверия и уважения султанской семьи к тому, у кого этот символ окажется в руках. Евнух с величайшей аккуратностью приколол брошь к тюрбану паши. Бриллианты сверкнули, почти незримые лучики рассыпались по стенам.
    - Отныне в твоих руках счастье моей племянницы Исмихан Кайи. Береги её, как зеницу ока. Да будет ваш союз крепок.

    +6

    15

    Когда султан велел Ахмеду подняться, паша сначала удивился. Неужели государь вознамерился отличить и его? Правда, пашу грызла досада из-за того, что повелитель отличил сперва Юсуфа-пашу, хотя именно Мелек Ахмед намного старше.
    "Покарай тебя Аллах, Кёзбекчи. Ты решил, что старше меня... Насквозь тебя вижу, хоть ты и разыгрываешь верного подданного перед падишахом. Лицемерам, подобным тебе, не место в священной столице нашей. Придёт время - и я тебя уничтожу, не посмотрю, что ты зять повелителя."
    С юных лет Тырнакчи никому не повиновался, разве что самому Аллаху да его наместнику на земле - султану. Пока был жив Мурад-хан, Ахмед был далеко от столицы, но всегда при деле, с мечом в руках оберегал державу от джеляли, от лазутчиков из враждебных держав, от... да мало ли кто может нанести вред османским землям! При жизни Мурада паша не удостаивался такой милости, не мечтал быть зятем династии, поэтому когда Кёсем-султан вызвала его в столицу, был изумлён до крайности. Валиде не хотела повергать свою внучку в уныние и не позволила им увидеться и поговорить, хоть традициями это и не воспрещалось. Махпейкер-султан решила, в знак особого к будущему зятю расположения, показать ему невесту на расстоянии. Увидев Кайю, Ахмед был несказанно поражён. Слегка смугловатая, тоненькая, как былинка, с тёмными вьющимися волосами и выразительными очертаниями лица, госпожа походила на своего отца. Ахмед не мог отвести взгляда от Исмихан. Несмотря свою лёгкую смуглоту, она напомнила паше луну в самой высшей своей фазе. Девушка сияла и освещала собой целый мир. Да, при взгляде на неё даже немощные оживут и вспомнят, как прекрасна жизнь, а что уж говорить об Ахмеде-паше, который несмотря на свой немалый возраст старцем себя не чувствовал и душа его была преисполнена жизнелюбия.
    - Мой падишах, - начал Тырнакчи, - всю жизнь я провёл с мечом в руках, мне и в голову не могло прийти, что однажды Вы удостоите меня своим вниманием и щедростью. Тырнакчи Мелек, Ваш подданный и слуга, до последнего вздоха будет верен нашему государству и Исмихан-султан. Обещаю Всевышнему и Вам беречь госпожу, как самый драгоценный скарб.
    Садясь на место, Тырнакчи был горд. Юсуф не удостоился знака отличии в виде символа Османов. Увы, Кёзбекчи не видел или не хотел видеть своей жалкой ситуации. Фактически, Мелек Ахмед обошёл его в этом негласном состязании старшинств.

    +5

    16

    Паши перешёптывались, делились впечатлениями, изумлялись, а кое-кто даже негодовал. Нуман, как и некоторые другие, предпочёл вести себя пристойно и не ввязываться в ненужные склоки. На родство с султанской семьёй он, конечно, не претендовал, но не без зависти смотрел на то, как повелитель оказывает почести своим новоиспечённым зятьям. Что-то подсказывало дальновидному Тахшилли, что отныне эти два уважаемых сановника станут если не врагами, то, по крайней мере, соперниками в борьбе за влияние в совете. А ещё Нуман догадывался, что эта борьба затронет и их жён. Фатьма-султан ещё ничего, она не юная девочка, у неё хватит хитрости и женской изворотливости, чтобы помогать супругу, а вот Исмихан-султан... Эх, хлебнёт с ней горя Тырнакчи Ахмед, потому что не по зубам кусок себе отхватил. Нуман заключал так неспроста: во дворце на каждом углу поговаривали, что Кайя девушка с характером. Пусть сейчас этот характер пока не развился, но очень скоро эта кроткая лилия может превратиться в колючую, даже очень колючую розу. Интересно, когда это случится?
    - Моё почтение, Ахмед-паша. - настала пора поздравлений, и Нуман решил засвидетельствовать своё уважение старшему из зятьёв, то есть, Тырнакчи. - Искренне рад за Вас. Аллах да наградит Вашу семью счастьем и покоем.
    Мелек Ахмед не ответил, только важно кивнул. Нуман хмыкнул про себя: паша, видимо, уже почувствовал свою значимость в глазах правителя и уже заважничал. Но не стоило раздувать из мухи слона и превращать простой кивок в причину для свары. Тахшилли направился к Юсуфу-паше. Тот сидел, задумчивый, с каким-то странным блеском в тёмных глазах.
    - Юсуф-паша, благослови Всевышний и Вас, и Фатьму-султан хазретлери.
    "... и да будут Ваши нервы крепче каната." - докончил он мысленно. История с Сулейманом уже ни для кого не была тайной, но всё ещё передавалась из уст в уста во всех закутках дворца и даже всего города. Тахшилли нельзя было назвать любителем пересудов, но даже его несколько раз останавливали в коридорах Бируна, где совершались важнейшие государственные дела, принимались послы, объявлялись войны и проводились казни провинившихся визирей. Всякий раз встретившийся чиновник или паша подходил близко, наклонял голову и шептал на уху то, о чём "грех даже думать". Сколько ещё будет продолжаться эта игра в таинственность - загадка.

    +5

    17

    Не было конца-края сплетням и пересудам не только на террасе султанских покоев, но и в гареме. Третья хасеки, Муаззез-султан, загодя позаботилась, чтобы за детьми присматривали верные служанки, а сама велела подать себе лучшее одеяние, выбрала диадему попригляднее и направилась в ташлык. Темноволосая, с высоким лбом, Муаззез походила на молодую чинару. Она прошла и уселась рядом с Салихой Диляшуб-султан, с которой была в ладах. Если посмотреть на двух хасеки со стороны, то их можно было бы смело сравнивать с временами суток - днём и вечером. Например, Муаззез, одетая в светлое платье, явно выбрала для себя роль дневного света, а вот Салиха, которая придерживалась стиля и вкуса Кёсем-султан, походила на надвигающийся вечер. Повсюду шелестели голоса девушек и женщин, все что-то обсуждали, посмеивались, улыбались и подмигивали друг другу.
    Диляшуб не спешила завести беседу, хотя по глазам было видно, язык чесался от желания что-нибудь обсудить, перемыть косточки... главный вопрос: кому?
    - Ты прекрасно выглядишь, Диляшуб. - констатировала мать шехзаде Ахмеда и Рухшах-султан. - Тёмные тона тебе к лицу, машалла.
    Украдкой хасеки перевела взгляд на валиде, потом на Салиху, а затем снова на валиде. Да уж, вторая невестка решила во всём подражать могущественной свекрови - покрой наряда, головной убор, драпировка платка - всё было в точности так, как носила сама Кёсем.
    "Чего, интересно знать, ты добиваешься?" - не без досады подумала Муаззез. - "Думаешь, напялила платье подороже, заказала себе хотоз с жемчужинками - и валиде-султан тебя сделает своей любимицей? Или, может быть, надеешься Турхан нос утереть? Куда тебе! Эта змея давно уже обошла всех нас, родив шехзаде первой. Вот будь на её месте Шивекар-султан, например, я бы не возражала. Она не такая гадюка, как та..."
    К чему, казалось бы, такая раздражительность в праздничный день, но Муаззез почувствовала, что всё нутро клокочет от досады. Внешне она оставалась такой же благодушной, но внутри всё кипело.

    +4

    18

    Салиха чувствовала себя свежей, обновлённой. Сулейман и Эсма с утра чувствовали себя просто прекрасно, и хасеки со спокойной совестью передала детей под надзор служанок и наставников. Когда пришла Ирум-калфа и сообщила, что вечером будет пышный праздник в ташлыке, Диляшуб, естественно, не преминула подобрать наряд получше. На празднике она хотела сесть возле валиде-султан, потому что не без оснований считала себя в чести у неё, но Афра-хатун отвела госпоже место рядом с Муаззез. Эти две женщины ладили в повседневной жизни, но пара "шпилек" имелась в запасе у каждой. У них был один враг - Турхан-султан, а следовательно, и Фатьмы нужно доводилось остерегаться, потому что баш-хасеки её воспитанница, и она отлично ладит с госпожой. На замечание Муаззез мать шехзаде Сулеймана ответила снисходительной улыбкой, мол, а как же иначе.
    - Главное, чтобы траур носить не пришлось, а в остальное время имею право носить что вздумается.
    Ответ был не то чтобы колким, но было в нём нечто едкое, так что Муаззез слегка нахмурилась. Салиха старалась никого не ревновать к повелителю, хоть это было ой как непросто. Всякий раз, когда в его покои отправлялась новая наложница, Диляшуб замыкалась в покои, мерила шагами комнату, стиснув зубы, ждала вестей. Прошло немного лет, и султанша поняла, что глупо ревновать человека, у которого хватает любви и внимания на всех своих избранниц. Да, Салиха ни одну не любила, но, по крайней мере, не была зачинщицей склок, как та же Махиэнвер или, например, Турхан.
    - Неужто завидно? Тебе тёмные цвета, кажется, не очень идут... - задумчиво произнесла хасеки, беря с тарелки изящное сооружение из тончайшего теста, мёда и орехов, ароматную баклаву. Муаззез воззрилась на свою собеседницу сначала с лёгким изумлением, потом улыбнулась и отмахнулась - то ли от Салихи, то ли от тёмных цветов.

    +4

    19

    Муаззез была вынуждена признать: Салиху смутить не так-то просто. Видимо, сербская змейка надеется, что ей до скончания дней позволено греться на груди валиде. Что ж, скоро ей придётся узнать, что привязанности госпожи очень переменчивы, и она в любой момент изберёт себе новую любимицу, и это будет та из снох, которая отвечает каким-то критериям Кёсем-султан, которые остальным не могут быть ведомы.
    Хасеки безмятежно улыбалась, даже отмахнулась от слов Муаззез, но со дна красивых глаз поднималось лёгкое беспокойство. Видимо, шпилька, всё же, попала в цель.
    - Да что ты так волнуешься, Салиха, ты ведь права - пусть другие печалятся. Турхан ведь уже пришлось носить траур по шехзаде Ахмеду. Да минует его участь наших с тобой детей.
    Вышла долгая пауза. Муаззез весьма кстати вспомнила, что на столе стоит много вкусного, и нельзя весь вечер сидеть с пустым желудком. Женщины принялись за трапезу, время от времени обмениваясь взглядами. Наблюдательная мать шехзаде Ахмеда не уставала оглядываться вокруг и подмечать что-нибудь, заслуживающее внимания. Вот, скажем, Ханзаде-султан. Она сидит с таким видом, будто ей завидно, будто счастье сестры ей поперёк горла стало. Виновниц торжества ещё пока нет, а пересуды о них всё не стихают. Эмине Ферахшад о чём-то беседует с Шивекар и Хюмой-султан - эта троица, как всегда, в сборе, и Муаззез готова была прозакладывать голову, что у всех троих что-нибудь да есть на уме. Надо сказать, третья хасеки с некоторых пор зауважала Ферахшад - история с письмом кадию Сарухана заставила всех по-другому взглянуть на кроткую султаншу, которая до того дня никому не причинила вреда. Ловко вышла, без сомнений - Фатьма осталась в проигрыше. Впрочем, если бы не любознательный Алемшах, письмо сроду не попало бы в руки самой младшей хасеки. Вот кого бы Кёсем взяла в любимчики.
    - Кстати, - заметила Муаззез ненавязчиво, - поостерегись Эмине. Она легко может занять твоё место под крылом нашей валиде. Из всех сил старается, бесстыжая. Так что подумай, стоит ли так пресмыкаться перед госпожой.

    +3

    20

    Щедро одарив своих новых зятьёв, султан, наконец, повернулся к верному хранителю покоев Фехми-аге. Не так давно Ибрагиму стало известно, что носитель печати хасодабаши тоже сочетался никяхом, и его избранницей стала калфа из гарема - известная всем своей верностью и честностью, Ирум-хатун.
    Фехми для Ибрагима был не просто слуга, а и настоящий друг, который умел поддержать повелителя в трудную минуту, имел право говорить всё начистоту, быть с падишахом абсолютно искренним и видеть в нём не тень Аллаха на земле, а такого же человека, как все.
    - У меня совсем не было времени поздравить и тебя, Фехми. - несколько виновато начал повелитель, подходя к хранителю покоев. - Слышал, ты взял в жёны Ирум-калфу, даруй вам Аллах счастье и мир в семье.
    Лицо Фехми, сначало просиявшее, вдруг отчего-то сделалось мрачным. Просто так, без видимой причины, глаза аги померкли, стали серьёзными и даже грустными. Ибрагим встревожился: очевидно, у Фехми случилась какая-то неприятность, о которой он пока совестится сказать вслух. Султан и сам таил в душе нехорошее предчувствие, ведь через два дня ему придётся собрать в главных покоях всю династию и сообщить нечто такое, что придётся по душе далеко не всем. Ибрагим уже предвидел негодование матери и сестёр, чувствовал, что не миновать ему и обид своих хасеки. В одной из них он точно был уверен: это Шивекар-султан. Она не станет упрекать повелителя, потому что сама подсказала ему замечательную идею. К тому же, она очень дружна с Хюмой, так что ссорам между подругами места не будет. С остальными придётся говорить твёрдо, если понадобится, даже сурово. Например, пригрозить валиде лишением возможности руководить собственным вакфом - она не вынесет, если её изолируют от народа, который так чтит свою благодетельницу и от которого Кёсем-султан черпает свою силу.
    - В чём дело? У тебя неприятности, Фехми-ага? Не стесняйся, говори. Ты не только хранитель султанских покоев, но и мой товарищ. Слушаю тебя.

    +3

    21

    С самого утра Фехми-ага был занят тем, что рассылал приглашения главным лицам империи сразу на две свадьбы, которые должны были состояться вечером во дворце повелителя. К некоторым пашам и беям он ездил лично, к некоторым посылал гонцов. В этих хлопотах прошёл этот жаркий, солнечный день, а вечер принёс, наконец, освежающую прохладу и долгожданный праздник. Султан Ибрагим-хан собрал всех своих приближённых на главной террасе. Хранитель покоев тоже поддался всеобщему оживлению, он любил такие грандиозные собрания и празднества во дворце. Он заранее приготовил дары от самого султана двум счастливым мужьям, а о себе он даже не думал. О себе и своём состоянии он перестал думать с тех пор, как сочетался браком с Ирум-калфой, о чём до недавнего времени Фехми и подумать не смел. Он думал, что Турхан-султан насмехается над ним, хотя и служил ей верой и правдой уже много лет, думал, что она попросту водит его вокруг пальца, но когда увидел свою избранницу в роскошном свадебном платье, когда после всех торжеств он зашёл в их спальню и поднял чадру с прекрасного личика Ирум, он возблагодарил Аллаха за то, что даровал ему, недостойному, такое небесное создание.
    И с тех пор все мысли его были заняты не только благополучием повелителя, но и мыслями и чувствами Ирум. Он старался угадывать малейшее её желание, делал всё так, как ей нравилось, как она хотела, старался быть для неё любящим мужем. Однако всё время ему казалось, что как бы он не старался, что бы он не делал для неё, она останется всё также не досягаема и холодна, а он не знал, как растопить этот лёд и в чём причина такой недосягаемости. Чем больше хранитель главных покоев приближался к своей супруге, тем больше она словно бы отдалялась от него. Всё, что она делала для него, казалось ему не одолжением, нет, а просто каким-то обязательством перед ним. По-настоящему она никогда и ни о чём не просила его, он сам пытался отгадать её мысли, и от этого в его душе возникало ощущение какой-то ненужности, пустоты.
    Вот почему после слов султана лицо Фехми-аги вдруг омрачилось. Надо было что-то ответить повелителю, но Фехми стоял перед ним, словно бы провинившийся злодей, опустив глаза и не смея поднять их. Тень грусти пробежала по его лицу, и чтобы не тревожить повелителя, Фехми, наконец, поспешил ответить, ибо состояние повелителя было сейчас для Фехми-аги очень важно.
    - О, мой повелитель! Уверяю вас, что ничего со мной не случилось, я всем доволен и не смею роптать на судьбу. Благодарю вас за поздравление, Ирум-калфа замечательная женщина, я очень люблю и почитаю её, каждый день я возношу молитву всевышнему за то, что позволил мне насладиться сладким нектаром уст этой гурии из его райских садов. Если же вы думаете, что я чем-то опечален, то это не так. Сегодня был сложный день, повелитель, и я немного устал, но это ни коем образом не должно отразиться на ходе праздника и на вашем настроении.
    С этими словами Фехми-ага поклонился и в это мгновение его внимание привлёк оживлённый спор со стороны пашей и беев. Он подошёл к Оздемироглу Азизу-паше и сказал:
    - Паша, не знаю, из-за чего у вас вновь разгорелся спор, но наш повелитель уже несколько раз недобро посмотрел в вашу сторону. Давайте же хотя бы во время такого воистину великого события не омрачать веселия и не навлекать гнев повелителя на ваши головы, если не хотите, чтобы их у вас больше не было.
    Спор понемногу утих и на террасе снова воцарилась весёлая атмосфера, Фехми-ага снова занял место рядом с повелителем, по лицу которого он понял, что когда праздник закончится, у них обязательно состоится разговор, в ходе которого Фехми-аге придётся сказать всю правду. А уж какова будет на это реакция повелителя ведает лишь один великий Аллах. А между тем праздник продолжался.

    +4

    22

    В это самое время к разговаривающим подошёл Азиз-паша. Он был занят тем, что ликвидировал конфликт между Сулейманом и Юсуфом-пашой. Нуман тоже был свидетелем и всячески старался развести спорщиков. Небольшой обмен шутками перерос в спор, спор - в перепалку, перепалка - в ссору. Ссорились, конечно, не повышая голоса, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, но Азиз прекрасно слышал разговор и понимал, что два супруга - бывший и новоиспеченный - прожигали друг друга взглядами. Оздемироглу попросил Нумерация, чтобы тот остановил спорщиков, во что бы то ни стало, а сам подошёл к падишаху и хранителю покоев. Разговор между ними очень заинтересовал пашу.
    Повелитель поздравлял Фехми с никяхом, и Азиз почувствовал себя дремучим невежей: Фехми был для него настоящим другом, а он сам, осёл этакий, даже не пожелал ему семейного счастья и любви...
    - Повелитель, - произнес Азиз со всем присущим почтением, - прошу прощения, если я не вовремя. Фехми-бей, дружище, будь счастлив с Ирум-хатун. Слышал, она у тебя красавица.
    Конечно, во время такого празднества не след заводить такие речи, но поделать с собой ничего не мог. За Фехми он был очень и очень рад, много раз слышал о том, что Ирум, первая и пока единственная супруга Фехми неслыханно хороша собой, у неё доброе сердце и необыкновенно чуткая душа. Сколько раз бей изливал Паше душу о своих чувствах и сетовал на то, что самое сокровенное желание - неосуществимо.  Сколько вечеров было проведено в мейхане роскошной медноволосой Арники-хаиун, у которой и вино сладко, и женщины ласковы, и разговор течёт свободнее.
    -О ссоре не переживайте. Сулейман-паша ещё не заливать свою душевную рану, но он был когда не посмел угрожать Вашему зятю, государь.
    Произнесено это было тихо и убедительно, так что султан как-то иронично улыбнулся и не рассердился.

    +3

    23

    В гареме продолжались танцы, музыка звучала ненавязчиво, не мешая никому вести беседу. Афра-хатун, которая с самого утра не имела свободной минутки, наконец, выдохнула: праздник проходил так, как дОлжно, госпожи и сама валиде-султан были довольны. Хазнедар время от времени обводила глазами девушек-танцовщиц, делала знаки калфам и евнухам, которые то и дело входили в ташлык. Ирум тоже была рядом, и женщина периодически косилась на свою воспитанницу с каким-то немым вопросом в глазах. Наконец, когда Афра убедилась, что в её сторону никто не смотрит и беседу подслушивать не станет, обратилась к Ирум:
    - За Гюнеш не тревожься. Зелиха-хатун - чудесная женщина. Всевышний её ещё в молодости детьми обделил, так что будет рада приглядеть хоть за чужим ребёнком. Вот закончится вся эта суматоха - и поедем к ней.
    Если бы хоть кто-нибудь во дворце знал, сколько хлопот прибавилось у Ирум и её названной матери с появлением девочки... Пока хюнкяр-калфа восстанавливала силы после родов и кормила ребёнка грудью, всё было более-менее гладко, но едва пришла пора возвращать главную калфу в гарем, как заботы стали наваливаться одна за другой. Афра знала, что её соседка Зелиха - женщина добрая, скромная и очень несчастная. Всю свою жизнь она хотела, но не могла иметь детей, и новорождённая девочка для неё стала бы истинным подарком судьбы. Сначала Зелиха приходила в дом хазнедар, чтобы помогать Сёзен-хатун, которую Афра лично отправила с Ирум, затем стала наведываться к новоиспечённой матери, чтобы хоть одним глазком взглянуть на чужое счастье. Ирум ненавидела себя, своего ребёнка, а больше всех - Эркина-агу, который причинил ей столько зла и заставил пережить этот позор. Что только не творилось с матерью Гюнеш в первые недели после родов, о таком было страшно вспоминать. Афра не могла постоянно находиться в городе, её обязанности предполагали жизнь в гареме, но она знала обо всём. Сёзен писала казначею про каждую мелочь, которая случилась в её отсутствии. Зелиху, кстати, Ирум сперва тоже не любила, и даже сейчас, спустя два года, относилась к ней с большим подозрением, но хазнедар не покидала надежды переубедить свою богоданную дочь, открыть ей глаза и немножко вправить мозги. В конце концов, они обе - и хюнкяр-калфа, и распорядительница гаремной казны - на волосок от страшного разоблачения, последствиями которого может быть не только изгнание, но и казнь.

    +3

    24

    С утра Ирум было плохо. Голова разрывалась, а материнское сердце исходило кровью. Гюнеш в который раз за неделю пришла к ней во сне. Девочка усмехалась маме своими глазёнками цвета кофейных зёрен, утыкалась в плечо и что-то лепетала. Потом под глазами ребёнка Ирум замечала характерные блестящие следы слёз, тогда она брала дочку на руки и начинала петь любимую песню. Сны эти ничего не пророчили - просто женщина в сотый раз переживала в них то, что испытывала наяву. Всё это - её настоящее, а о прошлом напоминала только песня. Её очень любил петь дочери отец. Будь в живых мама, Ирум знала бы, наверное, все слова, но мотив и два первых куплета калфа помнила накрепко. Это была боснийская севдалинка, напоминавшая о детстве, о папе, о его страшной кончине от янычарской жестокости. А пелось в ней о девушке из Анатолии, такой же чернявой, лукавой и неприступной. Ирум иногда думала, что её Гюнеш - та самая "девойка-анадолка". Черноволосая, со строгими, но добрыми глазками, смуглая и немножко диковатая, она в свои два года уже говорила и всё понимала лучше сверстников... правда, сравнивать было не с кем, ведь поблизости от дома Зелихи-хатун детей не было. И вот опять этот сон. Личико Гюнеш, тёмные глаза, маленькие ручки, обнимающие маму, и песня:

    Oy, devojko-anadolko, budi moja ti,
    Ay-oy, devojko-anadolko, budi moja ti -
    Ja ci tebi sevdalikne pesme pevati,
    Ja ci tebi sevdalinke pesme pevati.

    Haricu te bademima da mi mirises,
    Ay, harice te bademima, da mi mirises,
    Poicu te cul serbetom, da mi sevdises,
    Poicu te cul serbetom, da mi sevdises...

    Язык, который должен быть родным, Ирум помнила. Отец часто разговаривал с дочерью на босно-сербском, но турецкий, язык страны, в которой калфа родилась, не мог сравниться ни с чем. Но почему-то в севдалинках Ирум находила саму себя, своё прошлое, раскрывала и залечивала душу.
    На празднике, когда заиграла музыка, хюнкяр-калфа вместе с казначеем гарема, находились при валиде. Их обязанностью было следить за ходом празднества и следить, чтобы ничего не вышло из-под контроля. Мелодию, которую ненавязчиво наигрывал тамбур, в голове Ирум каким-то непостижимым образом трансформировалась в мотив песни из детства, и женщина время от времени смаргивала слезинки. Видимо, Афра поняла всё по-своему и хотела успокоить названную дочь. Но мысль о том, что Гюнеш находится у чужих людей, ещё больше сыпала соль на рану.
    - Тошно мне, Афра-хатун. Гюнеш каждую ночь снится, манит к себе. Устала я притворяться.
    С этими словами Ирум тихо и тяжело вздохнула.

    Отредактировано Ирум-хатун (2019-03-10 21:13:42)

    +4

    25

    Афра нахмурилась. Пораженческое настроение Ирум её не на шутку встревожило. Похоже, воспитаннице нужна поддержка. Хазнедар украдкой заглянула в глаза калфы и тихо вздохнула: кажется, на души у богоданной дочери в самом деле сплошной мрак. Женщина подошла ближе к Ирум и цепко схватила её за запястье.
    - Не смей раскисать. Ты мать, уж два года как, а всё продолжаешь скулить почём зря. Гюнеш от тебе никуда не денется, а мы с Зелихой будем тебе помогать. А сейчас пойди на кухню, посмотри, готовы ли церемониальная хна и свечи.
    Ирум посмотрела на казначея гарема как-то странно, с немым недоумением. Афра почти беззвучно стукнула тростью, и калфа подчинилась. Она повернулась и, ни слова не сказав, вышла из общей комнаты. В последнее время повара, которые отвечали не только за кушанья в будни и в праздники, но и за ритуальные атрибуты - ароматические свечки из сладких смесей, хну, смешанную со смолой и мёдом, и прочие магические вещи. Хоть все обитатели и обитательницы Топкапы были истыми мусульманами, суеверия глубоко пустили корни во дворце. Даже сама Афра смотрела на увлечение девушек гаданием и мелкой ворожбой сквозь пальцы. Словом, на Бога надеялись все, но при удобном случае старались "не плошать", и в этом помогала именно магия. Между тем, в коридоре послышались шаги, а в следующую секунду Кысмет-ага подошёл к Махпейкер и произнёс неловко:
    - Валиде-султан, на праздник пожаловала... - и тут он запнулся, стушевавшись ещё сильнее. Кёсем смерила евнуха строгим взглядом, и тот мгновенно оправился. - Михрибан-султан. Просит позволения присутствовать на свадьбе и пожелать невестам долгих лет и счастья.
    Ответа не последовало, по крайней мере, словесного. Коротким жестом валиде позволила непрошеной гостье оставаться на празднике. Кысмет с поклоном приглосил вдовую и утратившую единственного шехзаде Михрибан в ташлык. Афра поджала губы. Мать почившего шехзаде Хюсейна ей никогда не нравилась, но хазнедар умело скрывала свою антипатию и слегка поклонилась госпоже, но рук в знак почтения не сложила, а продолжала держать трость.

    +4

    26

    На султанской террасе никто и представить себе не мог, что творится в гареме. Ибрагим был радушен со всеми, особенно приветливо говорил он с зятьями и с хранителем своих покоев. Настроение Фехми показалось падишаху каким-то натянуто-весёлым. За непринуждённым тоном слуги и товарища скрывалась какая-то грусть. Такое состояние не должно было интересовать правителя, но как человек Ибрагим хотел поддержать хранителя покоев. Это будет и по-мужски, да и просто по-человечески.
    - Одно из двух: или ты обидел свою любимую, или она не отвечает на твои чувства. Валиде и все в моей семье очень ценят эту хатун, она спасла моим хасеки жизнь пять лет тому назад, помнишь? Кстати, ты никому не рассказал о моём решении?
    В ответ на последние слова повелителя, Фехми молча и серьёзно помотал головой. Ибрагим выдохнул: он хотел сообщить о случившемся сам, как только отгремят свадебные торжества. Последствия своего решения он предвидел: в народе и так уже ширятся нехорошие слухи, будто бы падишах выжил из ума, запугивает торговцев и приказывает им держать свои лавки открытыми круглые сутки, чтобы госпожи выбирали любую понравившуюся вещь, да ещё и без всякой платы. Да, много раз младший сын Кёсем-султан переживал приступы, но они не были связаны с безумием. Ангел смерти вот уже много лет является ему ночами, грозит забрать в мир иной и исчезает. Бывает, что с утра нападает такая жуткая мигрень, от которой хочется испепелить всех и вся. В своё время от этого пострадала Шивекар-султан, перед которой повелитель и по сей день чувствует вину. А старший сын, Мехмед? Чем он был виноват перед отцом? Только тем, что Ибрагим делил свою любовь между родным сыном-шехзаде и его молочным братом, да и то, разве это вина... Но всё это никак не привело к безумию. Научившись предвидеть собственные припадки, султан заранее призывал великого визиря, чтобы тот провёл заседание дивана. Правда потом паша являлся с повинной головой и, разводя руками, лепетал, что на Совете всем заправляет Кёсем-султан и что само заседание проводилось не во дворце, а в вакфе, ибо валиде в Диван путь закрыт. Всё это порядком тревожило и злило Ибрагима, но он знал: валиде любит его и пытается помочь в делах державы. Вот Мурад этого не понимал и не ценил как следует, хотя несмотря на размолвки, всегда слушался советов матери... Все эти мысли заставили повелителя погрузиться в себя. Что-то скажут валиде, сёстры, племянницы, когда узнают о решении относительно Хюмы Шах...

    Отредактировано Ибрагим I (2019-03-16 01:03:15)

    +3

    27

    Беседа между повелителем и его вернейшим слугой осталась незаметной для остальных гостей. Мелек Ахмед-паша, который удостоился особенного знака отличия, разговаривал с Тахшилли Нуманом. Ахмед видел в нём умного собеседника и талантливого государственного деятеля. Несмотря на то, что Тырнакчи был в Стамбуле не так давно (слишком уж долгую часть своей жизни он провёл вдали от столицы, на важных заданиях, в походах против езидов и бунтующих анатолийских разбойников джеляли), паше были известны все последние новости. В частности, и то, что молодая жена Нумана-паши вступила в совет попечительниц вакфа Кёсем-султан, однако из-за слабого здоровья она редко посещала фонд.
    - Спасибо за добрые слова, паша. - кивнул Ахмед после того, как Нуман ещё раз пожелал старшему собеседнику семейного счастья в браке с Исмихан-султан. - Как твоя благоверная, Сервиназ-хатун? Слышал, ей недавно опять стало хуже... Обещаю помолиться за неё во время ближайшего пятничного намаза. В этот священный день молитвы долетают до небес гораздо быстрее.
    Разговор приобретал достаточно печальный оттенок. Лицо Нумана-паши посерьёзнело, меж бровями проступила малая морщинка. Тырнакчи кашлянул, словно извиняясь перед Тахшилли за то, что задел его за живое. Видимо, паша очень сильно привязан к своей супруге, которой нет ещё и двадцати пяти. Детей в этой семье ещё не было, и Ахмед, будучи чутким к таким делам, всячески поддерживал Нумана и его близких. Пока он был бейлербеем разных санджаков, переписывался с Тахшилли, справлялся о его здоровье и всегда присовокуплял в конце: "Аллах да не оставит тебя". Вот теперь он и сам женат, его благоверная очень юна, ей всего шестнадцать-семнадцать лет... Каково-то ей будет замужем за человеком, который годится ей даже не в отцы, а в дедушки... Хотя сколько было случаев, когда такие браки были счастливыми и долгими. Может, Кайя-султан тоже найдёт своё счастье?
    Между тем Нуман не торопился ответить на вопрос Тырнакчи. Видмио, собирался с духом.

    +3

    28

    Нуман вздохнул. Тырнакчи, как он уже понял, осведомлён обо всём. Мысли о Сервиназ причиняли паше боль. Когда-то эта женщина цвела и поражала здоровьем и красотой. Девушка из хорошего рода, она сразу припала до души Тахшилли, и он, собрав соответствующий махр, пришёл в заветный дом женихом. Семья была рада породниться с османским визирем, и отец отдал свою Сервиназ за умного, пригожего и степенного пашу, далеко нестарого и, видно по всему, по-настоящему любящего. Если бы не болезнь, настигшая Сервиназ-хатун, он бы никогда не вернулся к той жизни, которую вёл.
    - Да примет Аллах Ваши молитвы, паша.
    Больше он ничего не мог ответить собеседнику. В сердце уже успел запустить когти стыд. В конце концов, его любимая (истинно любимая!) женщина прикована к постели, а он сейчас вынашивает в закутке своего разума мечты о медноволосой Арнике, которая, говорят, даже после остепенения не отошла от прежних делишек. Чтобы хоть как-то сгладить неловкую паузу, паша обернулся в сторону повелителя. Тот о чём-то очень серьёзно разговаривал с хранителем покоев. Тахшилли уже собрался податься вперёд, чтобы расслышать слова беседующих, но Тырнакчи заметил это и легонько дёрнул Нумана за рукав.
    - Ничего плохого я не хотел, просто повелитель наш что-то утратил доброе расположение духа. Да и Фехми-ага напряжён. Возможно, всех нас ждут великие перемены. Дворец обрушится на наши головы, помяните моё слово.
    В разговор вмешался Невсинли. Великий визирь был хмур, но не сердит. Едва он подошёл ближе к Тырнакчи, как морщины меж бровями разгладились, а на губах появилась тонкая улыбка.
    - Не советую накликать беду, паши. Уверен, наш падишах милосерден к своим рабам, особенно в такой день. Ничего страшного нас не ожидает, будьте спокойны.

    +3

    29

    В это утро у Дилек сердце было не на месте. Будучи в услужении у госпожи вот уже пять лет, калфа знала: султанша иногда способна быть непредсказуемой и мыслить непоследовательно. Некоторые решения порой удивляли служанку, заставляли её даже впасть в оцепенение, но калфа исполняла каждый приказ своей хозяйки без лишних расспросов. Так было и когда Дилек искала по всему Стамбулу людей, которые всё ещё помнят шехзаде Хюсейна и хотят отомстить за него. Приказ, который передала Михрибан-султан через своё доверенное лицо, казался самой Дилек вопиющей клеветой, но делать было нечего. Благодарная вдовствующей хасеки за своё избавления от позорной смерти, хатун не осмелилась отказать ей в не слишком сложном деле - найти и завербовать верных сторонников, кому не безразлична гибель шехзаде и участь его матери. Но то, что вознамерилась госпожа сделать сегодня, не укладывалось у Дилек в голове: султанша собралась появиться на свадебном торжестве в гареме без всякого приглашения. Из старого дворца женщины вышли без всяких сложностей - аги были абсолютно уверены, что госпожа и её калфа отправляются на рынок, чтобы помочь неимущим и бездомным, которых на базаре всегда предостаточно. Когда незваные гостьи уже переступил порог гарема, Дилек впервые отважилась на робкое возражение:
    - Вернёмся, госпожа, пока не поздно. Валиде-султан и так на Вас огнём дышит, не заставляйте её сердиться и мстить ни за что.
    Женщина хотела ещё что-то сказать, но Михрибан остановила свою калфу строгим жестом. Та смущённо опустила глаза и даже головку наклонила в знак осознания своей глупости.
    Ташлык был оживлён, музыка не смолкала, все переговаривались, но... когда в общую залу вошли Михрибан и Дилек, головы всех обитательниц "дома счастья" повернулись к вновь прибывшим. Дилек первая поклонилась валиде-султан, которая тоже подняла на двух женщин властный, радушный, но, всё-таки, недружелюбный взгляд. У калфы помутился рассудок. Одно из двух: либо Кёсем-султан сейчас прикажет евнухам вывести нежданных посетительниц, либо оставит праздновать вместе со всеми. Иншалла, сбудется второе.

    +2

    30

    Сегодняшний день стал знаковым для всей султанской семьи... да что там, даже для всей державы. Не каждый год празднуется две свадьбы за один раз. Был, конечно, один-единственный случай, когда семерых дочерей покойного султана Мурада III выдали замуж в один день, и этот праздник старожилы Стамбула до сих пор вспоминают с блаженной дымкой в глазах. В этот раз невест было двое, но и этого стало абсолютно достаточным, чтобы столица оживилась, и в народе начали распространяться разнообразные слухи. Михрибан регулярно отправляла Дилек в город, чтобы та послушала рыночные и площадные сплетни и поделилась ими со своей султаншей. Калфа принесла ворох и маленькую охапку всяческих пересудов. Женщины гадали, будет ли Кёсем-султан одаривать свой народ ещё более щедро, чем всегда, отпустит ли для незамужних девушек по десять аршин на свадебное платье и по тысяче акче на махр. Мужчин интересовало, как поведут себя новоиспечённые султанские зятья, какими податями обложат народ. Поговаривали, что Мелек Ахмед уже метит в куббе-визири, дело осталось за малым - совершить никях. Выслушав всё, Михрибан заключила, что интересы у простых горожан остались всё те же, поэтому только рукой махнула. Одно тихое словцо, сказанное каких-нибудь два года тому назад, уже породило в Константинополе немало слухов о том, что султан Ибрагим не в своём уме. Впрочем, в такой день не стоило слишком сильно забивать себе голову, тем более, что овдовевшая хасеки всерьёз решила прийти на праздник в гареме и поздравить валиде-султан. Главное, не забыть о пожелании счастья Фатьме и Кайе-султан. 
    В Топкапы, как и предполагалось, царило небывалое оживление. Когда до ташлыка осталось шагов двадцать, Дилек ни с того ни с сего начала трусить, и Михрибан пришлось вразумить служанку:
    - Чего ты так боишься, хатун? Может, мы и нежданные гости, но валиде не станет пятнать своё доброе имя и не выгонит нас. Идём. Не терпится засвидетельствовать своё почтение нашей драгоценной Кёсем-султан.
    Они вступили в залу. Первой, кто заметил новых гостей, была Афра-хатун. Она коротко доложила валиде о том, кто пришёл на праздник и, судя по всему, Кёсем решила не гнать давнишнюю союзницу из дворца.
    - Валиде-султан, - руки Михрибан сами собой почтительно сложились так, как предписывал гаремный этикет, голова склонилась, а ноги слегка согнулись в поклоне, - да не отвернётся Всевышний от Вас и Вашей семьи. Пусть невесты сегодня затмят солнце и луну.
    Десятисекундная тишина заставила хасеки понервничать. Она гадала, как отреагирует Кёсем на такие славословия, и когда Кёсем знаком пригласила её сесть неподалёку, Михрибан мысленно хмыкнула. Едкому разговору, всё-таки, быть.

    +3


    Вы здесь » Эпоха Безумца и Охотника » Игровой архив » Две свадьбы - две радости (18 июня 1647 года)