Высокомерный тон валиде заставил Михрибан смутиться. Вдовая хасеки ощутила холодок вдоль позвоночника, ей было неприятно сидеть неподалёку от Кёсем. Видимо, Дилек-хатун была, всё-таки, права: не стоило приходить на праздник без приглашения. С прискорбием Михрибан подумала, что поведи она себя умнее двадцать с лишним лет тому назад, и она бы сейчас ведала гаремом и делами империи, она возвела бы своего сына Хюсейна на трон и, наконец-то, забыла об опасностях. Да, тот давнишний союз с Кёсем был непростительной ошибкой, последствия которой хасеки остро ощущает на себе до сих пор.
- Я чужому счастью никогда не завидовала, госпожа. - сухим, словно осенняя трава, голосом бросила Михрибан. - Во-первых, грех, а во-вторых, бессмысленно завидовать матери султана-тирана и султана-меджнуна.
В яблочко! Султанша почувствовала, как страшный гнев поднимается в душе валиде-султан, увидела медленную и плавную смену румянца на её лице, нехороший огонь в тёмных глазах. Это стоило видеть! Хасеки была рада, что хоть чуть-чуть испортила настроение всевластной Махпейкер, что смогла-таки задеть больную струну её жестокого сердца. Больше она ничего не намеревалась говорить. Впрочем, радость Михрибан тоже оказалась недолговечной. Очень скоро гнев Кёсем-султан сменился снисходительной улыбкой. Женщина вернула себе невозмутимость и благодушное спокойствие. Хасеки беззвучно скрипнула зубами. Нет, эту дьяволицу в людском образе ничем не проймёшь! Недаром же поговаривали, что ради своего могущества Кёсем в своё время заключила договор с ифритами, посулив им свою душу. А может, она сама - ифрит?

Дорога к столице была долгой и утомительной, но Хафизе сносила все трудности очень стойко. Ни единой жалобы, ни единого вздоха, выдающего усталость, не слетело с уст госпожи за всё время путешествия. Встречали султаншу слуги, отправленные Афрой-хатун. Хафизе это поняла сразу, даже до того, как ага поприветствовал знатную гостью и сообщил, что к её приезду уже всё готово. Султанша улыбнулась: она-то знала, какой приятной неожиданностью станет для валиде её появление во дворце после стольких лет жизни вдали от родных.
Гарем встретил девушку музыкой и обилием красок, запахов и света. Она остановилась перед входом в ташлык и долго не решалась войти - она всерьёз отвыкла от атмосферы праздника и веселья, да и вообще ей было крайне неловко, Хафизе даже чувствовала себя какой-то чужой, хотя Топкапы - это её родной дом...
- Дорогу! Хафизе-султан хазретлери. - оповестил один из евнухов, сопровождавших госпожу. Музыка стихла, все поднялись и расступились, всякому было интересно посмотреть, кто эта новая гостья. Хафизе сразу узнала среди тех, кто был в общей зале, валиде, Айшехан, Ханзаде, Абиде и Хафсу. Сестру и тётушек она не видела уже много лет, но признала каждую по выражению глаз и чертам лица. Вот только невест пока ещё не было в комнате. Оно и понятно - наверняка прихорашиваются перед выходом в гостям. Первая, к кому следовало подойти, была, конечно, валиде. Хафизе приблизилась к ней, трижды поцеловала её руку и, не поднимая глаз, вымолвила:
- Счастливого праздника, валиде. Наконец-то, я здесь, с Вами. Простите, что свалилась, как снег на голову...
Сказала - и замерла, ожидая, что валиде отчитает её при всех, но Кёсем-султан вместо того, чтобы пожурить внучку, заключила её в долгие объятия. Тонкая и хрупкая, Хафизе никак не ожидала такого проявления чувств и слегка смутилась. Примеру валиде последовали и остальные - Айшехан, Ханзаде, Абиде-султан - они тоже обнимали и целовали племянницу, расспрашивали о здоровье, о переезде, обо всём на свете. Наконец, Хафса, старшая сестра, тоже подошла и, предварительно уколов Хафизе взглядом, тоже обняла её. Коротко и сухо, словно они виделись только вчера.

Радости Хафизе не было предела: валиде не сердится на неё за нежданный-негаданный приезд, да и остальные рады её видеть. Султанша уже заметила, с каким интересом разглядывает её большая часть присутствующих - и девушки, и богато одетые красавицы-фаворитки, и слуги. Всем любопытно узнать, что за гостья посетила этот дворец. Праздник продолжился, когда валиде-султан сделала лёгкий взмах рукой, давая понять, что танцы и музыка могут возобновиться. Хафизе сидела рядом с бабушкой и оглядывалась во все стороны. Только теперь она поняла, что практически никого тут не знает, и это огорчало. Валиде уже шепнула внучке, что не отпустит её в санджак раньше, чем через год, а за это время постарается выхлопотать Хасану-паше место в столице, так что у молодой султанши появилась возможность узнать всех получше. Например, надо обязательно свести знакомство вот с той златокудрой красавицей в дорогих одеждах. Наверное, это и есть та самая Турхан-султан, которую тётя Фатьма подарила султану Ибрагиму в честь его восшествия на престол. Или вон с той, изящной, с тёмно-коричневыми волосами и бездонной синевой глаз. Этой хасеки очень идут медные оттенки и переливающиеся ткани. А что за женщина по правую руку от неё? Белолицая, с благородными чертами лица? Вот она что-то оживлённо рассказывает соседке, посмеивается над чем-то... Нет-нет, надо всех узнать по именам.
- Буду признательно, валиде, если мой муж удостоится должности в Стамбуле. Он, к сожалению, припозднился и на празднество попасть не сможет. Впрочем, он скоро прибудет следом.

Настроение у Ханзаде сегодня было прекрасным. Несмотря на то, что год назад она потеряла второго мужа, Султанзаде Мехмеда-пашу, и двойная свадьба совпала с годовщиной, средняя дочь Кёсем-султан ощущала себя бодрой и свежей. Конечно, помогло и ободряющее слово валиде. Накануне женщина пришла к матери и просила-умоляла перенести свадьбу на другой день, говорила, что хочет посетить мечеть, справить поминальный закят по всем канонам, но Махпейкер урезонила дочку, сказав, что одно другому не мешает. Во-первых, говорила она, о свадьбе объявлено по всей империи, а во-вторых, и самой Ханзаде не мешает переродиться в этот печальный день. Кёсем не забыла упомянуть и маленькую Шехназ, которая нуждается в защите и опеке. Под конец разговора, валиде строго-настрого запретила дочери появляться в тёмном наряде на празднике, но Ханзаде не послушала мать, но чтобы та не сердилась, надела поверх тёмного платья прозрачный переливающийся кафтан без рукавов. Расшитый бисером и мелкой сапфирной крошкой, он сделал аскетичного вида наряд праздничным и роскошным.
Так уж совпало, что сидеть Ханзаде пришлось с племянницей Хафсой, которая тоже, по иронии доли, была одета в тёмные тона. А уж когда появилась Махиэнвер, султанша поняла, что это судьба. Не будучи любительницей обсуждать чужие одеяния, Ханзаде всё-таки пошутила, что их стол нужно назвать "Кара Софрасы", что так и переводится  - чёрный стол. Сотрапезницы оценили шутку, и атмосфера за их столом сделалась лёгкой, лишённой напряжения и чинопочитания. Махиэнвер, надо отдать ей должное, не злословила по поводу Фатьмы-султан, а желала и ей, и второй невесте, всех благ. Ханзаде оценила этот жест по достоинству и приветливо улыбнулась невестке.
- Аминь, Махиэнвер. Фатьма ещё будет благодарить валиде за столь мудрое решение.

Слуги Фатьмы-султан в этот торжественный день практически не имели свободного времени на отдых. Дел было столько, что рук катастрофически не хватало. Измученные хлопотами, Рефия-хатун и Беяз-ага просто валились с ног, они искали любого удобного случая, чтобы просто-напросто остановиться и перевести дух, но суровая хазнедар зорко следила за приготовлениями и не давала евнуху и калфе ни секунды на отдых. К вечеру и тот, и другая, забыли, как дышать и говорить - так усталость одолела. Благо, дальше был отдых - праздник, на котором госпожи просто будут развлекаться, был и для слуг шансом на восстановление сил. Рефия в последний раз зашла посмотреть, как выглядит невеста и застала свою султаншу в приподнятом настроении. Отрадно было видеть Фатьму-султан такой, как и всегда - гордой, улыбающейся, с затаённым азартом в глазах. Султанша выглядела так, словно приняла вызов судьбы, да так, что не остаётся сомнений: из всех передряг она выйдет победительницей.
- Султаным, до чего же я рада видеть Вас такой. Покажите всем, кто Вас уже проводил в мыслях из дворца, что такое счастье.
Надо сказать, выглядела госпожа просто ослепительно. Швеи изготовили для неё платье нежно-золотого цвета, а лучшие ювелиры сделали к нему диадему, серьги и пояс. Нетрудно представить себе восхищение Рефии, когда она рассмотрела наряд Фатьмы-султан. В таком виде она затмит всех невест, которые когда-либо обретали своё счастье в этих стенах.
- Все уже давным-давно собрались, госпожа. Храни Вас Аллах. - шепнула калфа перед уходом.
Праздник шёл и шёл своим чередом. Веселью, улыбкам и добродушным шуткам конца-края не было видно. Рефия бочком-бочком протолкалась к стоящему недалеко от входа Беязу-аге. Вид у того был торжественный, словно он уже знал, что Фатьма-султан появится с минуты на минуту.
- Сил моих нет, ага. - пожаловалась Рефия. - Свадьба эта столько крови из нас выпила... Госпожа месяц сама не своя ходила, а тут зашла я к ней - как подменили нашу Фатьму-султан... Неспроста это.

Рукийе не знала покоя в последние дни так же, как и остальные слуги в гареме. Калфа была такой уставшей, что всерьёз думала отказаться идти на праздник. И если бы не поддержка Ирум, она бы даже на ноги не поднялась в этот вечер. Девушка собралась, спустилась в ташлык и заняла место возле Афры-хатун. Праздник ласкал слух и зрение, обдавал приятными запахами, обвивал звуками и нашёптывал, что жизнь прекрасна несмотря на происки лукавого. Наложницы танцевали, развлекались, смеялись, радовались возможности провести хоть один день без рутинных пересудов,
без унылого шитья и тоскливых разговоров. Жалко, что Рукийе не позволял статус присоединиться ко всеобщему веселью, но что поделать - приходится наслаждаться приятным зрелищем издалека. Кроме всего прочего, одним глазом Рукийе следила, как обстоят дела за тем столом, где сидит её госпожа. Шивекар-султан выбрала себе удачное место в этот вечер - она делила трапезу и приятную беседу с Эмине Ферахшад и Хюмой-султан. Калфа давно знала, что султанша предпочитает их общество в последнее время, знала и о том, почему хасеки так распоряжается своим досугом: Шивекар рассчитывает на их поддержку во всём, что касается Фатьмы-султан. Все трое её не любят и мечтают, чтобы она как можно скорее выехала из столицы. Рукийе догадывалась, что вряд ли надеждам хасеки суждено сбыться, но не стала разочаровывать госпожу прежде времени.
Наконец, постоянное пребывание по правую руку от хазнедар надоело, и калфа прошла к столу, где мило щебетали три хасеки, ненавистницы Фатьмы-султан.
- Султаным, - зашептала Рукийе, наклонившись к уху госпожи, - Вчера Исмихан-султан ездили в Инджили, к Адиле-хатун и долго пробыла там. Говорят, хотела судьбу свою узнать.
Шивекар на секунду отвлеклась от беседы и подмигнула наперснице. Рукийе сочла это добрым знаком. Но даже эта маленькая сплетня меркла перед тем, что случилось через секунду. В залу вошла Фатьма-султан. Такой красавицей её ещё не видел никто. Рукийе замерла и почувствовала, как немеет язык.

Ночь перед праздником прошла в волнении: у Хайриниссы начался жар, и Эмине вместе со служанками не спала всю ночь. К утру хасеки просто не держалась на ногах, поэтому всерьёз подумывала отказаться от присутствия на празднике. С другой стороны, ей не хотелось настраивать против себя валиде и Айшехан-султан, которые относятся к соблюдению традиций очень серьёзно. До полудня Ферахшад кое-как держалась, но стоило солнцу повернуться в сторону запада, как султанша ощутила нестерпимую мигрень, как будто виски её кто-то сжал железными клещами и крепко держал. Тут уж терпение иссякло, и молодая женщина пришла в покои валиде-султан. Изложив свою просьбу, Эмине приготовилась к нравоучениям, но Кёсем отнеслась к младшей невестке с пониманием и сочувствием. Справилась о здоровье внучки, пообещала не сердиться, если Эмине всё же не придёт на праздник, однако посоветовала пойти в покои и выспаться, тогда, дай Аллах, и силы вернутся. Ферахшад согласилась. Три часа сна вернули её малую толику бодрости и позволили выглядеть на празднике свежей и весёлой. Весь вечер Эмине держала в уме нехорошую мысль о том, что теперь уж Фатьма-султан, которую сегодня отдают замуж с такой пышностью, больше не будет портить ей и многим другим жизнь. Явная нелюбовь ко всем фавориткам Ибрагима и неприкрытая дружба с Турхан сделали Фатьму недругом для большей части хасеки. Эмине исключением не стала. За столом, где находилась не только Ферахшад, но и Хюма Шах с Шивекар, старались избегать скользких разговоров, но Всевышний свидетель, это давалось непросто всем троим. Заметив, что Рукийе о чём-то шепчется со своей хозяйкой, Эмине попробовала разобрать их слова, но ничего существенного не поняла.
- О чём это вы так мило шептались? - поинтересовалась она у соседки и получила ответ. Оказывается, Исмихан Кайя перед свадьбой заезжала в Инджили, якобы для того, чтобы погадать на семейную жизнь.
- Говорят, Адиле-хатун - ведьма. - вклинилась в разговор одна из служанок Эмине.
- А что, очень похоже на правду. - заметила госпожа. - Ни с кем не дружит, сторонится нас, ведёт с повелителем беседы в особняке... Чем не ведьма?
Но об Адиле все и думать забыли, стоило появиться в ташлыке Фатьме-султан. Ферахшад была поражена великолепием её платья, но сделала вид, что не одобряет выбор невесты.
- Вы только посмотрите, на нашей Фатьме-султан всё золото империи, не иначе. Шивекар, не ты ли подарила ей свой хасс?
Хасеки не собиралась обидеть союзницу и готова была поклясться чем угодно, что это правда, но мать шехзаде Эмира грустно опустила глаза. За те два года, что минули с того дня, как повелитель особым указом подарил своей "янтарной хасеки" в личное пользование ежегодные налоги из Дамаска, бедная Шивекар приняла много оскорблений.
- Прости, я не хотела тебя обидеть, язык ослушался. - попыталась извиниться Эмине, но Шивекар уже была в обычном расположении духа. Она добродушно улыбнулась соседке и не стала держать на неё зла за неуместную остроту.

Валиде-султан искренне наслаждалась праздником, несмотря на довольно жёсткую правду, высказанную Михрибан. Единственное, с чём Кёсем не могла согласиться, так это с "меджнунством", то есть безумием Ибрагима. В самом деле, душевным состоянием сына Махпейкер была озабочена уже немалое время. С того времени, как Мурад заточил Ибрагима, как и братьев Касыма, Баязида и Сулеймана, в шимширлик (то место, которое именовали ещё и Кафесом), младший шехзаде разительно изменился. И разум, и душа оставались всё такими же здоровыми, столь же утончёнными, но что-то ушло. Появилась гневливость, неуравновешенность, но прибавилась сентиментальность. Валиде рассказали, как Ибрагим в запале приказал казнить одного из своих хранителей покоев. Капы-агасы лично видел, как падишах подошёл к мертвецу, посмотрел на него и испустил вздох умиления, говоря, что у покойного аги щёки похожи на только что налившиеся румянцем яблочки. Рассказ об этом так изумил валиде, что она несколько часов кряду не пускала в свои покои даже ближайших слуг, после чего призвала евнуха и велела держать увиденное в строжайшей тайне. Кроме того, в Стамбул просочились мошенники, точнее мошенницы, смеющие называть себя жёнами падишаха. Если бы не верные люди, не знала бы валиде, какая опасность угрожает сыну и его султанату. Раз уж в столице объявились нечестивые женщины, торгующие благочестивыми именами матерей шехзаде, значит, кто-то целенаправленно чернит правящий род в глазах народа. Впрочем, задумываться над словами Михрибан было не время и не место. Во-первых, во дворце долгожданная Хафизе, во-вторых...
- Дорогу! Фатьма-султан хазретлери!
Кёсем устремила взгляд на входящую дочь, и в этом взгляде была строгая любовь. Да, именно в таком сочетании. Строгость диктовалась содеянным Фатьмой, а любовь... Ну, какая мать не любит своё дитя? К тому же Фатьма выглядела просто восхитительно - золотые и жёлтые оттенки чрезвычайно шли ей. В отношении свадебного наряда валиде представила ей полную свободу, и Фатьма в который раз продемонстрировала безукоризненный вкус. Султанша чинно прошествовала под звенящую тишину, иногда разбавляемую тихим шепотком к месту, где сидела валиде. Кёсем поднялась навстречу дочери и произнесла тихо:
- Будь счастлива, доченька. Живи в ладу со своим мужем и помни, что этот никях для тебя - последний шанс. Аллах да не отвернётся от тебя.
С этими словами она медленно вытянула руку для поцелуя.

Невеста была прекрасна. Михрибан, как и все, устремила на неё пытливый взгляд. Вдова султана Ахмеда и мать покойного шехзаде Хюсейна не сводила глаз с Фатьмы-султан. Ей впервые доводилось видеть эту женщину, но слышать о ней - не раз и не два. В Топкапы Михрибан старалась не появляться, и если ей что-то становилось нужно, отправляла надёжных людей, предварительно отдав необходимые распоряжения. Вот и когда приехала Фатьма-султан, Михрибан не приминула разузнать, что привело её в Стамбул. Верная Дилек сумела-таки выведать, что у госпожи умер муж, что ей нет смысла оставаться в Манисе, где они прожили почти десять лет... Так же калфа рассказала, что Фаьтма очень своенравна, любит богатство и хочет быть влиятельной, для чего в Манисе собрала вокруг себя жен многих державных деятелей и умело одаривала их в обмен на их верность. После таких рассказов Михрибан поняла, что в столицу приехала истинная дочь своей матери, но увидеть султаншу не было никакой возможности. В таком полуневедении прошёл год, и вот, наконец, свадьба. Грех не воспользоваться подвернувшимся случаем.
- А я много слышала о Вас, Фатьма-султан. Береги Вас Аллах, какая же Вы красавица! Да не оскудеет его рука и да будет Ваш дом полная чаша.
Когда надо, хасеки умела залиться соловьём и рассыпаться тысячей бисеринок под ногами власть предержащих. Больше женщины не заговаривали, тем более, что в ташлыке во второй раз за вечер послышался зычный окрик:
- Дорогу! Исмихан Кайя-султан хазретлери!
Скрип дверей, лёгкие шаги. Вторая невеста, как велят традиции, была в красном. Если Фатьма-султан шла против правил, то молодая Исмихан решила следовать им. Струящийся шёлк радовал глаза, чудесные двойные рукава (одни - висячие, спадающие от локтей чуть ли не до пола, вторые - невесомые, газовые, нежно-алого цвета), узорчатый пояс - всё это было Кайе-султан очень даже к лицу.

Образ Кайи, вошедшей в ташлык, буквально ослепил Махпейкер. Женщина даже прищурилась на короткое мгновение, чтобы в самом деле не утратить зрение. Младшая дочь покойного султана Мурада выглядела просто сказочно. Она олицетворяла невинность и целомудрие. Поступь Исмихан была так легка, что казалось, она не идёт, а плывёт по незримой водной глади. Кёсем любовалась внучкой и вспоминала, как в своё время и её вот так же вели в покои к Ахмеду, который всего какой-нибудь час тому назад стал её законным мужем. Валиде пыталась прочитать по выражению лица девушки, что она чувствует, идя по живому коридору из наложниц, всего несколько мгновений назад танцевавших посреди комнаты. Веки полуопущены, губы немного бледноваты от волнения, но полны и сочны. Скромность в каждой черте, благочестие в каждом движении... Во второй раз за вечер Кёсем поднялась навстречу невесте, идущей к валиде за благословением. Прежде, чем опустить полог на лицо девушки, женщина сочла нужным сказать ей несколько ласковых слов:
- Хвала Аллаху, внученька, я дожила до этого дня. Если бы Мурад мог сейчас увидеть тебя... - валиде сделала паузу. Она хорошо помнила, как сын, умирая, просил у Всевышнего счастья для своих дочерей. О месте в раю для казнённых братьев даже не поминал. Он вообще не хотел, чтобы Ибрагим правил после него... Впрочем, прошло уже семь лет. Семь долгих лет кости Мурада обретаются в заколоченном табуте в усыпальнице отца.
- Не утрать своей кротости, моя девочка. - с нежностью продолжила валиде-султан. - Живи в мире и согласии с супругом и радуй нас своей улыбкой.
При этих словах Кёсем опустила на лицо Исмихан ткань. Потом была церемония хны, песни, свечи... В такие минуты хотелось плакать, но приходилось улыбаться. У Кёсем не было такого прекрасного свадебного вечера с песнями и запахом хны. Никто не стоял над нею со свечами, не пел протяжных агытов-плачей, не провожал в небытие то, что другие называют незамужней жизнью.
- Дестур! Султан Ибрагим-хан хазретлери!
Этот окрик вывел из забвения валиде, которая уже успела вернуться на своё место (по обряду, ей нужно было вложить в руки невест по золотому динару) и дослушать песню до конца. В залу чинно прошёл сын. Одетый по-праздничному, с лучащимися радостью глазами, он остановился в двух шагах от невест.
- Мой лев, - ласково и в то же время торжественно обратилась к нему валиде, - ты принёс свет и благодать.