Вечер выдался просто сказочным. Паша ещё никогда не был предметом такого внимания со стороны султанской семьи и её приближённых. Ахмед абсолютно не чувствовал утомления, напротив, мысли о том, что свершится в новом дворце, не покидали его. За долгий век ему доводилось быть со многими женщинами, и только султанши среди них не было ни одной. Свою будущую супругу паша видел всего единожды и то мельком, но и этого хватило, чтобы восхититься красотой, изяществом и очарованием Исмихан-султан. И вот теперь эта совсем юная газель - его. В своё время и у Тырнакчи была семья, жена и даже дети. Изредка он вспоминал покойную Эмине, её хризолитовые глаза, ласковую улыбку и тихий голос. Может быть, это была самая терпеливая и покладистая из всех женщин, поскольку нрав у мужа был и остался тяжёлым и трудным. Эмине терпела, когда паша время от времени находил зазноб на сторон, даже когда (нечасто, конечно, но всё-таки...) поднимал на неё руку. Всё прощала кроткая Эмине из купеческой семьи Диярбакыра. Сын Ибрагим. Смелый, горячий и очень уж вспыльчивый юноша. Когда мать заболела и в считанные дни истаяла на глазах, как свечка, он возненавидел отцца. Вбил, наверное, себе в голову, что это он довёл её до смерти. Теперь и знать не хочет отца, не пишет из Диярбакыра, ни словом не обмолвился за долгие годы.  Совесть мучила Ахмеда, да что теперь сделаешь. Ибрагим уже не ребёнок, нет над ним власти у почтенного паши. Может быть, Аллах вместе с молодой супругой послал своему рабу Ахмеду ещё один шанс. Или испытание.
Дворец располагался на юго-востоке Стамбула. Просторный и красивый, он радовал глаз всякому, кому доводилось проходить мимо. Накануне свадьбы валиде-султан отдала распоряжение привести его в порядок и подготовить всё к переезду новобрачных. Работы были закончены в срок, и сразу же после празднования молодые разными дорогами и в разных каретах отправились в своё новое семейное гнездо. Даже во дворце молодожёны не пересеклись, ибо невесту можно было увидеть воочию только там, в супружеских покоях. Паша отправился в залу, присел на тахту и начал мысленно просить Аллаха, дабы позволил свершиться тому, что предписано. За молитвой его и застал один из слуг.
- Паша хазретлери, всё готово. - оповестил ага, кланяясь и жестом приглашая пашу проследовать за ним. Перед дверьми евнух и визирь остановились. Мелек Ахмед одними губами прошелестел сокровенное "С именем Аллаха, Милостивого и Милосердного", после чего открыл двери. Молодая сидела в невообразимо прекрасном алом наряде с лицом, скрытым тонкой тканью того же благородного цвета. Визирь замер. Даже сейчас, с закрытым личиком, в непроницаемом платье, Исмихан Кайя показалась ему желаннее всех райских гурий. Паша и прежде не жаловался на возраст, на приближающуюся старость, и был крепок духом и телом - что уж говорить о том, какой ураган пронёсся по сердцу визиря.
Девушка медленно поднялась навстречу мужу, всё ещё не открывая лица.

Отредактировано Мелек Ахмед-паша (2019-12-15 18:12:45)

Мелек Ахмед любовался лицом молодой жены и никак не мог отвести от него глаз, словно зачарованный. Он даже не сразу осознал, что султанша обратилась к нему с коротким вопросом. В голосе - ни капли ласки, сплошные гранит да железо. Паша ожидал совершенно других слов и интонации, но Аллах судил иначе. Девушка явно дичилась его, смотрела недружелюбно.
- Ваш вечный слуга Тырнакчи Мелек Ахмед-паша. Сама валиде Кёсем-султан благословила наш никях. - при сих словах Ахмед почтительно поклонился, но в голосе не было ни намёка на подобострастность. Скорее, почтение к девушке из знатнейшего во всём свете рода, но не без чувства собственного достоинства. После этих слов Исмихан Кайя поглядела на пашу ещё строже и недоброжелательнее. Не будучи человеком робким, визирь, всё-таки, ощутил холодок вдоль позвоночника. О, эта девушка и правда Кайя, то есть, скала. Султан Мурад знал, какое имя дать младшей дочери. Впрочем, есть скалы, которые можно покорить, а эта - неприступна и грозна. И, пожалуй, именно это и делает её прекрасной.
В комнате воцарилась звенящая тишина. За дверьми - тоже ни звука. Паша сделал два шага навстречу жене и пристально посмотрел ей в лицо. Да, такой красотой обладала разве что царица Савская, приехавшая, чтобы обручиться с пророком Сулейманом, да и у той, говорят, тот нашёл изъян. А у Исмихан-султан, наверное, их вовсе нет. Слишком точёной и выверенной была её красота. Говорят, её берегли от дурного глаза вдалеке от Стамбула, в лесистом Сарухане, в прекрасном дворце Фатьмы-султан. И уберегли. Госпожа выросла скромной, но гордой и решительной. Стоит разок глянуть ей в глаза, чтобы это понять. Чем больше паша смотрел на жену, тем больше замечал сходство султанши с её покойным отцом. Те же чёрные вьющиеся волосы, тот же взгляд, то же очертание скул. Даже в голосе есть что-то отцовское - мужество, сила и нежелание подчиняться никому, кроме Аллаха, и всё это заключено в необыкновенно нежный тембр, никак не вяжущийся со всем вышеперечисленным. Тырнакчи даже оцепенел. Ему хотелось протянуть руку и провести по персиковой щеке девушки, сказать несколько ласковых слов, но язык не слушался, да и руки отказывали.
"Давно ли я сходился сам-десять с битлисскими головорезами? Даже двадцатерых мог уложить замертво, а тут она одна... Да, Ахмед, теряешь ты хватку, Стамбул сделал тебя трусом." - не без отвращения к самому себе подумал визирь. Ему в самом деле было неприятно осознавать, что столица превратила его в тюфяк, которому не зазорно пресмыкаться перед женщиной, даже если эта женщина - из династии Османов. Впрочем, Кёсем-султан он уважал и чтил; валиде стояла у него на третьем месте после Аллаха и пророка Мухаммеда. Паша готов был точно так же приклоняться и перед супругой, если только та позволит и если будет с ним обходительной. Однако, судя по тону и выражению лица, Исмихан-султан никогда не согласиться закрепить никях первой брачной ночью. Надежда умирает последней, и Ахмед это твёрдо знал. Собрав волю в кулак, он протянул руку и коснулся тонких пальцев султанши.
- Вижу, Вы чем-то испуганы, госпожа. Клянусь девяносто девятью именами Всевышнего, я Вас не обижу и не причиню зла.
С этими словами визирь аккуратно провёл кончиками пальцев по точёной шеи Кайи.

Паша не перебивал. Собственно, его юная, исполненная самой невинной красоты и прелести, супруга была немногословна, но Ахмед всё равно старался быть как можно более терпелив. Красавица-султанша была хороша до окаменения, особенно, когда была сурова. Визирь почувствовал, что такой Кайя ему нравится ещё больше, манит и притягивает ещё сильнее. Постояв непродолжительное время на одном месте, визирь подошёл к госпоже с явным намерением обнять.
- Исмихан, моя бесценная, - сорвалось с уст Тырнакчи настолько неожиданно, что Ахмед-паша даже не успел одёрнуть самого себя, - позвольте...
При этих словах он коснулся тонкого и гибкого стана. Девушка изогнулась, как верба под неумолимым порывом ветра, пытаясь увернуться. Объятия становились всё сильнее. Кайя молчала, но продолжала сопротивляться, ибо новоиспечённый муж не собирался сдаваться. Начало уже положено. Мысленно Ахмед повторял: "Бисмиллях-и Рахман-ир-Рахим!", чтобы воссоединение двоих на супружеском ложе носило черты акта служения Всевышнему.
"О, Аллах, Милостивый и Милосердный, да будет ночь эта благословенна, да сотрётся грань между нами, едиными пред взором Твоим" - возносил Ахмед к небесам импровизированную молитву, не забывая о том, чем занято тело, пока дух молит Творца о благословении. Лаская Исмихан, он старался не давать девушке позвать охрану или служанок, раз за разом оставляя на алых устах супруги по долгому требовательному поцелу. Порази шайтан в самое солнечное сплетение того, кто сказал, что люди преклонных лет чужды всему мирскому... Или мирское им. Ложь и клевета! Ахмед, как уже было говорено не раз, не чувствовал себя старцем, тяга к жизни и всем её проявлениям была в нём почти так же сильна, как и в юности. С возрастом Тырнакчи стал разве что чуть более религиозен, а в целом остался тем же, кем и был.
Поцелуй. Ещё один. Короткий и жгучий... Ах, какая оплошность, не следовало оставлять эти животворные уста без дела. Миг - и Исмихан-султан испустила крик, полный возмущения, гнева и беспомощности. В одном слове "Стража!" сочетались все эмоции, какие может испытать девушка, для которой честь (если кто понимает, о какой чести идёт речь) - это крепость не слабее Буды или Мохача. Приходилось смирять своё рвение.
- Тс-с-с-с! - прошелестел Тырнакчи, прикладывая палец к губам. - Будьте благоразумны.
Поздно. На зов султанши в комнату уже вбежало двое евнухов. Ахмед не растерялся и, благо, султанша стояла к ним спиной, одним жестом услал их прочь. Любовная игра начала перерастать в схватку. Паша читал о таком только в некоторых стихах старых поэтов, но чтобы вот так, в реальности... Исмихан отчаянно сопротивлялась, но уже не кричала, а только смотрела на пашу так, словно хотела растерзать его одним коротким взглядом из-под чёрных пышных ресниц. Такие глаза способны свести с ума даже статую, не говоря уже о живом человеке. Паша удвоил, утроил усилия, но с каждым разом натыкался на каменную стену, которая невидимой преградой вставала не только между душами, но и телами супругов. Отпоры девушки становились яснее и жёстче. Наконец, Кайя сделала над собой последнее усилие и вырвалась окончательно. Ещё секунда - и в изящной ручке что-то заблестело. Ахмед пригляделся. Рука Исмихан сжимала рукоятку дорогого, инкрустированного изумрудами, кинжала.
- Исмихан... - примиряюще выдохнул паша, и раскрыл руки для объятий. Миг - и девушка, по-видимому, не до конца осознавая, что делает, кинулась на мужа. Молниеносно резануло где-то под ребром, горячее тепло разлилось по телу. Паша округлил глаза, остекленевшие в немом замешательстве, после чего скосил их вниз. Так и есть. Драгоценная рукоять вошла в его тело и осталась там. Кайя стояла в углу, бледная и дрожащая. Ахмед ухватил кинжал, с силой рванул и вытащил окровавленное лезвие, после чего сделал несколько шагов по направлению к госпоже, но та заслонилась от него рукой, а в следующую секунду пронзительно закричала. Визир потерял сознание. Последнее, что он помнил, была кружащаяся комната, крик Исмихан, быстрые шаги и причитания служанок. Туман застил свет, а на горизонте показался мост, ведущий в рай.