Давешний разговор с Терезией не выходил у Элиф из головы. Утро следующего дня она встретила, исполненная решимости побеседовать с госпожой. Эта калфа принадлежала к числу тех людей, которые ничего не просят за свою преданность, а если и осмеливаются это сделать, то случается нечто подобное крайне редко. Наскоро одевшись и приведя себя в порядок, верная помощница Гевхерхан-султан принялась за обычные дела, решив отложить разговор с султаншей на более благоприятное время, когда хозяйка будет расположена к беседе. Пока же дел хватало и без этого: за рабынями из свиты самой близкой сестры падишаха нужен был чуть ли не поминутный пригляд. Калфа то и дела повышала голос то на одну, то на другую, то на третью. Невольницы слушались Элиф беспрекословно, разве что с ног не падали от усердия (ещё бы, если их начальница не в духе, лучше её не доводить до греха своей леностью).
- Пошевеливайтесь, чего встали! - резким голосом выкрикивала Элиф, стоя на пороге дворцовой кухни. Девушки расставляли на подносе сладости и фрукты, а одна колдовала над джезвой, из которой поднимался ароматный кофейный пар. Калфа изредка втягивала носом воздух и прикрывала глаза от удовольствия, но эти секунды забытья были редкими и скоротечными.
- Аллах тебя сохрани и помилуй, Элиф-хатун, ты нынче как с цепи сорвалась... - причитал Дикмен-ага, тутошний повар. Он только что поставил на кухонный стол объёмистый графин с узким горлышком, в котором посверкивал в свете печного пламени виноградный шербет. - Отведай локмы, сегодня утром спроворил, - вот и на душе легче станет.
- Что мне до твоей локмы, ага! - окончательно потеряла терпение Элиф. - И так настроения никакого нет...
Но ушлый Дикмен-ага уже пододвинул широкое блюдо с золотистыми шариками локмы, от которой так и пахло мёдом и корицей. Элиф бросила на блюдо короткий взгляд... и не устояла. Один медовый колобок был взят двумя пальцами и надкушен с краю.
- Здоровья твоим рукам, эфенди. - похвалила калфа. - И в самом деле, полегчало.
Маслянистая от пота и печного жара лицо Дикмена расплылось в улыбке.
- То-то, а ты не хотела, вот привередливая! На мою стряпню ещё никто не жаловался. Кстати, Элиф-калфа, совсем из головы у меня вылетело кое-что: Терезия-хатун заходила. Просила трав для снадобья.
При одном имени этой неверной калфу передёрнуло. Благодушное настроение испарилось в одночасье.
- А чтоб тебя! Каких ещё трав?
- Дай припомнить, хатун... Сейчас-сейчас... - и повар ударился в мучительную работу головой, стараясь вспомнить названия растений. Элиф только рукой махнула.
- Шайтан с ними, с травами. А для кого, не сказала?
- Как же не сказать - сказала. Для нашего господина, Эркина-аги, конечно.
На душе у калфы стало совсем погано. Она развернулась к Дикмену спиной, звонка всплеснула руками и выдохнула с громким "Офффф!", потом повернулась и прошипела:
- Не смей больше отпускать ничего этой хатун, ясно? Три шкуры спущу.
И удалилась, оставив повара в растерянности, впрочем, румяный кругляш локмы доесть не забыла.
Девушки уже успели отнести поднос в покои Гевхерхан-султан, и Элиф последовала за ними. Госпожу она застала в красном с блестящей вышивкой наряде, свежую и весёлую.
- Благослови Вас Аллах, госпожа. Вы сегодня в настроении. - поспешила поклониться калфа. - Если позволите, у меня к Вам один важный разговор.
Гевхерхан-султан отставила в сторону стакан с виноградным напитком и заинтересованно поглядела на помощницу. Элиф приободрилась.

Услышав о том, что госпожа занималась переборкой украшений, Элиф крепко пожалела о том, что не зашла к ней раньше. Не будучи большой любительницей носить украшения сама, калфа всё же не могла себе отказать в чисто женском удовольствии полюбоваться переливами серебра, золота и драгоценных камней. Предложение Гевхерхан-султан заказать что-нибудь для себя у ювелира привело Элиф в восторг. Признаться, она давно хотела изящный поясок, такой, чтобы подходил ко всем платьям. Только вот сейчас не время было думать про такие пустяки, когда одна наглая хатун может сорвать всё, к чему Гевхерхан и её помощница так усердно готовились.
- Я пришла поговорить с Вами о Терезии-хатун. - твёрдо заявила Элиф, отогнав пустопорожние мысли о всяких безделицах. Поясок может и подождать.
Вот тут уже настала пора госпожи удивляться. Девушка отодвинула шкатулку подальше и непонимающе воззрилась на служанку. В какой-то момент хатун даже стало неловко, но надо было брать себя в руки и доводить начатое до конца. Велев девушкам удалиться прочь, калфа продолжила излагать то, что её так беспокоило все эти дни.
- Вы взяли её к себе на службу, допустили к своим покоям, доверились. А между тем мы знать не знаем, что это за хатун и откуда она. Кто может поручиться, что её не подослали во дворец?
Звучало диковато, но Элиф махнула на это рукой. Терезию она, честно говоря, невзлюбила давно. Да, может быть, и незаслуженно, но калфа ничего не могла с собой сделать. Ну, не нравилась ей эта чернявая девка с ожогами на лице и руках (слава Аллаху, хоть они затянулись, так что и следа не осталось, - со шрамами она бы и вовсе на человека не походила!) и всё тут! Характер и поведение хатун были тихими, скромными, она старалась вести себя так, чтобы обитатели дворца даже на короткое время забывали о её присутствии, но Элиф нутром чуяла какой-то подвох. Когда ожоги исчезли, она заговорила с госпожой о том, чтобы отыскать для хатун нового хозяина или отправить на невольничий рынок, но та и слышать об этом не хотела. Человеколюбие, что тут поделаешь...
Позже, когда Терезия смогла вставать на ноги, она не упускала возможности помочь прислужницам, освобождая от работы то одну, то другую. Калфа сердилась: что, мол, эта захожая голодранка расхолаживает рабынь, у которых руки должны быть заняты всегда? Хатун опускала глазки, виновато лепетала, что хотела, как лучше, чем приводила Элиф в ещё большее раздражение. И вот теперь она, эта мерзавка, тайком заглядывает в комнату, где лежит Эркин-ага, мало того - ещё и знахарствует, пока никто не видит! Нет уж, такому больше не бывать. Терезия больше никогда не переступит порог тех покоев, чего бы это ни стоило. Даже если придётся её убить, - пускай. Её жизнь ничего не стоит: она никто, нищенка, подобранная у ворот дворца. Если янычарскому аге из-за неё посчастливится выжить, хатун дорого заплатит.
- Для вящей безопасности её лучше выслать в Старый Дворец. Если же это Вам не по душе, поступим по-другому - соберём ей хорошее приданное и выдадим замуж... или отошлём на родину.
Султанша нахмурилась. Элиф замерла, предчувствуя гнев молодой госпожи, которая уже успела привязаться к новой служанке. Что же тогда говорить дальше?

С самого начала было понятно, что Гевхерхан не придёт в восторг от слов калфы. Элиф говорила и чувствовала, что все её речи окажутся всего-навсего пустым звуком. Как только эта треклятая Терезия появилась в Терсане, как госпожа почти сразу к ней прикипела сердцем, словно родную душу почувствовала. Знал бы кто, насколько сильно это бесило Элиф, как доводило её до белого каления. И видела она, что хатун не выслуживается, а в самом деле благодарна хозяйке дворца за заботу, но ничего не могла с собой поделать: необоримый гнев душил "правую руку" Гевхерхан-султан день ото дня. Калфа искала любой повод, чтобы придраться к новенькой, но та, как на грех, не давала ни самомалейшего повода для этого. Всё делала исправно, работа так и горела у неё в руках, хотя сами руки ещё так недавно пылали от боли. Много всякого случилось за всё время пребывания Терезии во дворце, и Элиф несколько раз удавалось потешиться над ненавистной венгеркой всласть. А уж колкостей, щипков и толчков и не сосчитать - так их было много. Но хатун, как бы худо ей ни приходилось, виду не показывала, что ей нестерпимо обидно или даже больно. Она по-прежнему усердно служила султанше, стала хорошей подмогой девушкам, даже подружилась с ними. Все жители Терсане как будто сговорились, эта Терезия каждого сумела зачаровать своим покладистым характером, трудолюбием и скромностью. Она раньше всех вставала, а ложилась самой последней, в помощи никому не отказывала, даже если падала с ног. Гевхерхан-султан даже пыталась усовестить новую служанку, чтобы та хоть немного поберегла себя. Элиф слышала это, и внутри всё кипело от злости. Много чести обычной побродякке, которая как снег свалилась на голову госпожи и всей её прислуги.
Ответ Гевхерхан был предельно ясен и логичен. Действительно, какому сумасброду придёт в голову отправлять девушку на задание, а перед этим изуродовать лицо и руки. Для какой надобности? Элиф задумалась, и ей сделалось досадно от осознания, что султанша кругом права. Да и когда Терезия отвечала на вопросы госпожи, рассказывая, кто она и откуда, что с ней случилось и почему, вряд ли могла говорить неправду. В таком состоянии и языком пошевелить тяжело, а не то, что выдумывать небылицы о себе. Приходится верить. Но у калфы оставался один козырь, против которого Гевхерхан-султан уж точно не возразит. И связано это с увиденным накануне.
- Вы знаете, как будет лучше, госпожа. - смиренно согласилась Элиф. - Но Вам следует кое-что знать.
Вот тут стоило умолкнуть и выдержать паузу, чтобы хозяйка всерьёз заинтересовалась, что же такое известно помощнице, чего ей самой неведомо. Султанша и в самом деле почувствовала, как в ней просыпается любопытство. Видно это было по её блеснувшим тёмным глазам и дрогнувшим уголкам губ. Она словно хотела хмыкнуть, но вовремя сдержалась. Элиф поняла госпожу без слов и, приблизившись ещё на шаг, произнесла полушёпотом:
- Накануне я проходила мимо покоев Эркина-аги... - начала было хатун, но Гевхерхан-султан только плечом повела - мол, проходила, что здесь такого? - Терезия хатун сидела там и наносила на раны господина мазь. Наутро раны затянулись! Во имя Аллаха, госпожа, эта девушка своей ворожбой всё испортит! Всё, что Вы задумывали, пойдёт прахом из-за какой-то самоучки!
Элиф не говорила, а почти шипела, но султанша была на удивление спокойной. Казалось, услышанное нисколько её не удивило. Только в глазах появился какой-то недобрый блеск.