Всё утро Назлы пребывала в волнении. На сегодня была намечена длительная прогулка аж в самое сердце Стамбула - на Крытый Рынок, а точнее, в караван-сарай, расположенный подле него. На базаре, как и во всякий день, было людно. Народ отоваривался, обсуждал новости и пускал слухи. Назлы шла в сопровождении калфы и евнуха и думала о своём. Наблюдение Узеира-аги взволновала молодую девушку до крайности. Абаза жил в городе всего несколько месяцев, но часто появлялся в Топкапы и уже успел войти в сердце к юной госпоже. О своём увлечении Тезкеречи Баки-беем Назлы и думать напрочь забыла. Всю её душу теперь заполнял красавец из Боснии. Отчего он так подчёркнуто вежлив и холоден с девушкой, которая, даром что султанша, умеет и хочет искренне полюбить достойного человека? Сомнения грызли Назлы изнутри день за днём, пока она, наконец, не решилась отправить Узеира на слежку за предметом своих чувств. Ага не подвёл. Он следовал за бейзаде подобно тени, пока однажды не углядел кое-что интересное... и огорчительное. Абаза Хасан тайком посещал постоялый двор рядом с базаром, где встречался с очень красивой хатун. На вопрос, красива ли она, Узеир только покачал головой и, замявшись на пару секунд, доложил, что этого знать не может, так как не разглядел незнакомку как следует. Сомнения взяли Назлы ещё сильнее и за несколько дней переросли в уверенность. Накануне выхода в город, евнух сообщил, что бейзаде во время прошлого своего визита обещался навестить красавицу через три дня. Срок подходил, и Абаза должен был отправиться в город на следующий день. Назлы приняла решение и велела организовать тайный поход в центр Стамбула так, чтобы её не хватились. Ага и калфа сделали всё в лучшем виде, и вот уже на следующий день все трое шли по Крытому рынку, сопровождаемые двумя охранниками.
Дорогой до караван-сарая Назлы размышляла: "А вдруг эта хатун в несколько раз краше, чем я? Тогда ясно, почему Абаза так избегает встреч со мной. Всё из-за неё. Интересно, кто она и почему не живёт в доме, как все люди, а снимает комнату в караван-сарае? Может, она из тех, кто торгует своим телом? Прости Аллах..."
Но всем этим догадкам и домыслом предстояло развеяться не раньше, чем они с Сабихой переступят порог постоялого двора, в который они все как раз и заходили. Территория, занимаемая караван-сараем, была внушительной, и помещалось на ней несколько строений - дом для постояльцев и трактир. И то, и другое здание оказались крепкими, на каменной кладке, из хорошего дерева. Евнух повёл своих спутниц в сторону дома, где обреталась неизвестная хатун. Подойдя ближе, Назлы увидела, что и дом-то построен с изюминкой - крыша покрывала не один, а два строения, между которыми был аккуратный проход. Ага отсчитал крайнюю дверь с конца и открыл её, приглашая госпожу и её помощницу войти. Сам же, по настоянию Сабихи, остался снаружи.
Назлы обернулась на пороге:
- Если будет нужна твоя помощь, я дам знать.
И они вошли в комнату. С виду она была очень уютная, неплохо обставлена. Не то, чтобы с претензией на роскошь, но и далеко не бедно. На большом сундуке, как раз у самого окна, сидела рослая стройная девушка в кофейного цвета платье и с грязно-розовым платком на голове, из-под которого на плечи падали чёрные кудри. Лица постоялицы было не видно, но Назлы успела разглядеть оттенок кожи - ровный и смуглый. Очевидно, его обладательница была изящной, грациозной и очень красивой.
- Хатун, - окликнула Назлы, стараясь, чтобы голос звучал мягко, но властно, - встань.

Сабиха оценивающе взглянула на хозяйку этой комнаты. Сложно, конечно, было её так называть, поскольку это - караван-сарай, и все, кто живут в нём, не могут оставаться тут навечно, но тем не менее. Надо признать, хатун была хороша: тёмные курчавые волосы, смуглое лицо, дерзковатые сухие глаза... Такие, как она, явно по вкусу мужчинам - смелые, не боящиеся говорить всё, что думают, в лицо. Калфа уже, было, хотела осадить незнакомку и заставить её говорить с госпожой почтительнее, но вовремя вспомнила об осторожности и не стала ничего говорить. Только выпустила воздух через нос вместе с гневным возгласом в адрес девушки, забывшейся в присутствии... нет, сейчас Назлы не госпожа (по крайней мере, хатун должна так думать). Узеир-ага стоял за дверью и ждал своего часа. Сабиха слышала его шаги взад-вперёд. По всей видимости, евнух скучал без дела и надеялся, что в нём появится сиюминутная нужда, но, увы и ах, так и придётся ему, наверное, топтаться у дверей - вот и вся служба. Меж тем, наставала пора ответить на грубоватый, но всё же уместный вопрос, и калфа охотно это сделала.
- Не бойся, хатун, мы пришли с добром. Кто мы, тебе знать не нужно. Помни только, что тебе ничего не будет, если ты проявишь честность и расскажешь нам кое-что.
На лице обитательницы комнаты отразилось непонимание происходящего. Сабиха говорила мягко и миролюбиво, не повышая голос ни на четверть тона. Однако, в глазах женщины засквозило недоброе, и она одним взглядом давала понять, что если девица станет выкручиваться, ей несдобровать. Та, в свою очередь, явно недоумевала, она то и дела искала глазами кого-то, словно пытаясь защититься неизвестно от чего. Калфу забавляли эти проявления страха и растерянности, но она благоразумно не подавала виду и сохраняла придельное спокойствие. Назлы-султан же с не меньшим интересом разглядывала красавицу. Эти двое девушек были полными противоположностями друг другу: одна - смуглая и чернявая, вторая - русоволосая и с неотразимо прекрасной белизной лица. Первая походила на кофе, вторая - на свежее молоко. У одной наряд был коричневый, у второй поражал воображение самым небесным из всех оттенков голубого. Ну, и голоса, конечно: неизвестная говорила низковатым, более грудным тембром, в то время как у госпожи голос был выше и деликатнее. Правду сказать, Сабиха и сама запуталась в своих раздумьях: она пыталась представить себя на месте Абазы и угадать, кого из двух он выбрал бы. Нелёгкое это, однако, дело - пытаться мыслить, как мужчина, да ещё и на такие тонкие темы. Хотя... Раз бейзаде уже навещал эту красавицу сомнительного поведения, вёл себя с нею очень развязно, то выбор уже сделан, и он явно не в пользу девушки из султанского рода.
"Эх, Абаза Хасан, дурак Вы и есть, - подумала калфа, ещё раз взглядывая на присутствующих в комнате девушек, - я бы на Вашем месте госпожу выбрала, а не эту чернавку с дурными манерами. Впрочем, не мне Вас судить - Аллах всё и так видит. Отольётся ещё Вам печаль Назлы-султан, знайте это".

Облик незнакомой гостьи, чьё лицо напоминало белый шёлк, выдавал её благородное происхождение. Фюльдане справедливо решила, что перед нею стоит девушка из рода паши, может быть, даже великого визиря или муфтия. Черноволосая и чернобровая - та явно её служанка. Говорит ласково, без гнева, но с лёгким напряжением. Нечего делать, приходилось назваться.
- Меня зовут Фюльдане, - ответила бошнячка на первый вопрос. В комнате заметно вырасло напряжение от этих слов. Неизвестная хатун обошла Фюльдане несколько раз, рассмотрела каждую незначительную подробность в её облике, одежде, позе...
"Чего ей нужно? - мысленно досадовала Фюльдане, - Пришла и расспрашивает! Сразу видно, из богатой семьи. И что ей понадобилось от меня? Мы ведь совсем не знаем друг друга...
Внезапно, вот буквально ни с того ни с сего, припомнились задушевные посиделки в отцовой усадьбе с подругами из Сараево, тоже дочерьми знатных горожан. Нарядная круглолицая Эсма, хохотунья и выдумщица, каких свет не видывал! Молчаливая скромница Эмине, с которой не сговоришь - то ей стыдно, а это ей грешно. Они были как две крайности, а Фюльдане, пожалуй, олицетворяла золотую серединку - могла и посмеяться, когда душа просила, и повздыхать, если того требовало истосковавшееся сердечко. Знать бы, о ком оно тоскует... Да мало ли о ком, в шестнадцать-то лет! А вот теперь Стамбул. Тут никого, кроме брата, нет. А жаль. Не так тяжко было бы свыкаться с новой жизнью и большим, затягивающим в себя всё и вся, городом. Меж тем, гостья, кажется, вдоволь нагляделась на Фюльдане, прикинула что-то в уме и продолжила. Лучше бы не продолжала. Начала-то издалека, с состраданием в голосе, так что девушка даже успела испустить вздох сожаления о своём одиночестве в столице, но потом... Имя Абазы Хасана оглушило, точно обухом. Фюльдане никак не могла опомниться от услышанного. Откуда она знает про двоюродного брата? Какое отношение к нему имеет?
"Да, братец, натворил ты тут бед, как я посмотрю, вон уже являются ко мне, допрашивают, хотят выведать что-то о тебе. Встречу, непременно добьюсь от тебя объяснений!" - сердилась хатун, крепко досадуя на брата, что не посвятил её в свои стамбульские дела. Кем ему приходится эта белолицая, с повадками визирской дочери, незнакомка? Но когда она напрямик назвала Фюльдане распутницей, та вспыхнула, как свечка. Глаза юной бошнячки заискрились непритворным гневом. Она выпрямилась и смело, даже с вызовом глянула на нахалку, посмевшую заявить такое.
- За кого Вы меня принимаете? - почти на выкрике произнесла она, - Я из Боснии, из рода Безиргянзаде. Разве могу я быть похожа на развратницу? С Абазой у меня ничего не было и быть не может, потому что он мой двоюродный брат, только и всего. Не знаю, кто Вы и зачем пришли, но унижать себя я не позволю, Аллах свидетель.
В этот момент Фюльдане ни капельки не шутила. У неё действительно клокотало в груди от злости. Хотелось распахнуть дверь и вихрем помчаться в суд, к кадию, чтобы тот взыскал с незваной гости столько, сколько достанет для возмещения морального вреда. Впрочем, гнев Фюльдане ничуть не смутил её собеседницу, она лишь ухмыльнулась, как бы давая понять, что её подобные речи только забавляют. А вот служанка оказалась из другого теста, под её чёрными, точно высмоленными бровями уже плескалась ярость.

Назлы слушала речи Фюльдане, и её брало сомнение. Можно ли доверять словам этой девушки? Подтверждения её рассказу не было ни у кого, а Узеиру-аге юная госпожа склонна была доверять больше, нежели сбивчивым оправданиям хатун, которую в городе и знать-то никто не знает. Ревность уже распускала когти в душе девушки, готовилась цепко схватить сердце и высосать из него всю радость и все мечты. За дверьми стоял верный слуга, который только и ждал минуты, когда госпоже понадобится его вмешательство. Может, час уже пробил, и эту хатун стоит проучить, а за одно и выбить из неё правду. Но что-то останавливало султаншу, не давало ей позвать евнуха в комнату и отдать соответствующий приказ. Наверное, природное человеколюбие. Она резко обернулась на Сабиху и подала знак, чтобы та не вмешивалась и не брала на себя лишней инициативы.
- Оставь. - глаза госпожи обрели мягкость, за которой скрывалось недоброе.
После этого калфа сразу как-то сникла, запал в её больших глазах потух, и Назлы ощутила лёгкий укол совести: она же не хотела огорчить помощницу, которая за год с небольшим успела ей уже полюбиться. Кроме неё, конечно, были в свите ещё и добродушная Сельма и вездесущий Узеир, которых Назлы тоже очень ценила, но Сабиха стала ей хорошим другом.
Меж тем, Фюльдане-хатун, как видно, уже оправилась от лёгкого потрясения, вызванного поведением калфы, и султанша сочла нужным обратиться к ней ещё раз, но уже не с тем, чтобы выведать то, что нужно, а с другой целью - немножко застращать.
- Что ж, перед тобой два пути: или ты рассказываешь всё как есть, или же Абаза Хасан может пострадать из-за твоей лжи. Учти, мы не позволим ему сорваться в пропасть, когда его уважают и ценят во дворце самого падишаха.
Ответ девушки свёлся к одному: к её полной невиновности. Хатун готова была с пеной у рта доказывать, что кроме родства её с Абазой ничто не связывает. Назлы смягчила свой взгляд. Видно было, что приезжая не лукавит: в её глазах полыхала уязвлённая справедливость. С таким укором на Назлы ещё никто и никогда не глядел, так что султанше сделалось не по себе. Хотелось уйти, не сказав лишнего слова, но ситуация не позволяла. Как госпоже ей следовало сохранить лицо, пусть даже соперница и не подозревает, кто перед ней стоит.
- Как вижу, ты упорствуешь, - констатировала она, выслушав все оправдания, - это твоё право. Помни одно: когда истина всплывёт наружу, и тебе, и Абазе несдобровать.
После таких слов можно было спокойно удалиться, что Назлы и не преминула сделать. Она в последний раз гневно глянула в глаза сопернице, подошла к дверям, дважды стукнула и, когда створки открылись, вышла. Снаружи терпеливо ждал Узеир.
До кареты дошли скоро. Слуги усадили госпожу, а евнух и калфа устроились рядом. Сабиха была расстроена невесть чем, и, как видно, в мыслях кляла упрямицу из Сараево.
- Что, госпожа, узнали, кто и откуда эта гадюка? Аллах свидетель, я так и знал, что здесь нечисто.
Назлы только устало вздохнула.
- Не всё так просто. Хатун утверждает, что приходится Абазе двоюродной сестрой, не больше. Сама из рода Безиргянзаде, что жили в Сараево.
Евнух скептически покачал головой и поцокал языком.
- Я бы не доверял ей на Вашем месте, госпожа. Нынче всякая развратница норовит выдать себя за знатную. Но... как нам узнать, что она не лжёт?
Вопрос этот тревожил и саму Назлы. И выход был только один:
- Поговорю с Абазой. Он прольёт свет на эту историю.
Ага только восхищённо воздел ладони кверху.
- Аллах Всемогущий, ну и смелость у Вас, госпожа! А что если Хасан-бей после этого совсем отвернётся от Вас?
В ответ девушка только рукой махнула - ей, мол, всё едино. Лучше быть отвергнутой, нежели жить в неведении. Поездка не принесла ожидаемого результата, и это печалило Назлы. Впрочем, пока ещё не всё потеряно.