Аллах свидетель, Атике-султан никогда не горела желанием заниматься благотворительностью так же, как её дражайшая матушка. Всё изменилсоь в один из дней, когда вся женская часть султанской семьи отправилась в вакф на праздничную раздачу сладостей и одежды. Тогда-то молодая госпожа и встретила этого человека. Незнакомец, высокий и широкоплечий, одетый с иголочки во всё чёрное, пленил её взор с первых минут. Полдня, пока длились праздничные угощения, девушка не сводила глаз с красавца, изредка появлявшегося в толпе. Хорошо, что с верхнего яруса на нижний можно было безбоязненно глядеть сквозь особое резное окно без стекла, широкое и красивое, как сама жизнь, когда наблюдаешь её со стороны. Ни в тот день, ни в последующие, Атике так и не узнала, что это за человек приходил в вакф. По всему было видно, что он знатного роду, и в столице о нём наслышаны в лучшую сторону. Спросила о нём у всезнающей Лалезар-хатун, но та ответила так туманно, что переспрашивать не захотелось - а главное, имени из уст женщины так и не прозвучало. А жаль.
И вот когда мысли о том дне почти уже совсем вылетели из головы, незнакомец вновь дал о себе знать, придя в вакф, когда Бурназ была одна, без матери и сестёр. Представился Кенаном-пашой и с поклоном передал для валиде внушительных размеров ларь с золотом. На нужды обездоленных, как говорится.
"Кенан-паша... Красив, прах его побери. И учтив до чрезвычайности. Одно худо: неулыбчив больно, на ворона смахивает", - думала Атике, возвращаясь во дворец и увозя с собой бесценное воспоминание. Что ни говори, а этот паша чем-то ей глянулся. Было в нём что-то раздражающее и привлекательное в одно и то же время - так нас порой доводит до исступления долгоиграющий летний зной, но зато как же его не хватает с приходом зимних холодов! Так и Атике всё чаще ловила себя на мысли, что этот Кенан далеко не так чопорен, как казалось сперва. И говорит с расстановкой, почтительно и приятно - да что там, в каждом словечке, в каждой буковке утонуть хочется! Вот и сегодня Бурназ втайне надеялась свидеться с ним хоть украдкой, хоть издали.
Как назло, всё шло своим чередом. Валиде чинно обсуждала с женщинами накопившиеся дела, а её юная дочь скучала в сторонке, не особенно прислушивалась к беседе. Глаза её заняты были всем, что творилось там, внизу: султанша всё надеялась, что вот-вот мелькнёт чёрный бархатный тюрбан или шитый золотом рукав. Но нет, ничего подобного и близко не было. Туда-сюда сновали бедняки, женщины подходили то к столам с тканями, то к подносам со сладостями, коих было в изобилии по таким дням. Никого даже отдалённо похожего на того пашу в толпе не угадывалось. В рассеянности Бурназ оторвала взгляд от окошка - и как раз вовремя: к ней неспешно шла всё та же Лалезар-хатун. Для Атике, которая порядком-таки тяготилась нынешней поездкой, она была спасительной соломинкой - будет с кем перекинуться словечком на досуге.
Устремив заинтересованный взгляд на женщину, Атике поприветствовала её улыбкой вкупе со словами:
- Рада видеть, Лалезар-хатун. Видно, валиде-султан вновь затевает какое-то большое строительство, раз все в сборе.
Тон её звенел весельем и интересен, но углядев в зрачках женщины какую-то тревогу, Бурназ отчего-то стушевалась и не знала, как повести разговор ловчее.

Из всех распорядительниц вакфа Лалезар отчего-то нравилась Атике больше всех. Возможно, всё дело было в том, что она не строила из себя благочестивую богачку, а просто оставалась собой - женщиной со своими причудами, слабостями и привычками. Про неё говорили, что она знатного рода и не умеет общаться по-простому, но Бурназ не придавала таким толком большого значения - ей-то было интересно с этой хатун даже тогда, когда она старалась свято блюсти все правила приличия. Есть в ней что-то живое, непохожее.
- Всё, что мило сердцу валиде, дорого и для меня, - ответила Атике и, надо сказать, не особенно и слукавила: не так давно ей стало по-настоящему приятно появляться в ваке - даже одно воспоминание о встрече с Кенаном-пашой. И пускай сейчас в вакфе было многолюдно и довольно шумно, и пребывание тут не слишком радовало султаншу, всё равно ей было куда приятнее оказаться здесь, чем раньше, - матушка доверяет нам, отправляя сюда - не хочется расстраивать её.
Лалезар-хатун несколько даже изменилась в лице от таких слов - вероятно, ей думалось, что девушке в таком возрасте не стоит заниматься благотворительностью и вникать в её тонкости, но удивление плавно сменилось улыбкой: всё-таки, если сказано, что валиде-султан вовлекает в свои дела дочерей, значит в этом есть свой смысл.
А вокруг всё шло своим чередом. Бурназ украдкой взглянула на ту часть яруса, где сидела валиде в окружении более десятка женщин. Все нарядные, одетые с иголочки, а главное - с большим вкусом. Никому из них, конечно, не светит обойти саму Кёсем-султан в изяществе и роскоши наряда, но всем хотелось соответствовать своему положению и не ударить в грязь лицом перед госпожой.
"Вот было бы славно, если бы здесь появился Кенан-паша! Ему с его умением одеваться и учтивостью тут самое место, - подумала девушка, мечтательно прикрыла глаза на несколько мгновений, - Впрочем, что это я? Он мужчина, ему зазорно появляться тут в такое время. Будь тут одна валиде, дело обстояло б куда проще."
Очевидно, часть приятных мыслей каким-то чудом проступила на миловидном личике девушки, ибо хатун заинтересованно воззрилась на госпожу, словно хотела что-то выпытать без единого слова. От такого испытующего и, кажется, обезоруживающего взгляда Бурназ стало несколько не по себе. Неужели эта Лалезар о чём-то догадалась и сейчас начнёт расспрашивать? Нет, разумеется, приятно поболтать о делах сердечных на досуге, но не с такой, как она. Для таких бесед куда больше подойдёт Айше, а ещё лучше - Фатьма. Уж она-то знает толк в любви и её подводных камнях, сама была замужем. Но с Лалезар о подобных деликатных вещах не слишком-то разоткровенничаешься.
- Вам, вижу, тоже нынешнее собрание несколько не по душе. Вид у Вас какой-то бледный...
В самом деле: с пригожим лицом хатун творилось что-то не то: внешне свежая и отдохнувшая, она несколько побледнела, глаза глядели тревожно и колюче. Расспрашивать о причине такой перемены Атике показалось неуместным, поэтому она вновь перевела взор на других приглашённых женщин и даже попыталась вслушаться в обрывки разговора, долетающие до её ушей.

Последний вопрос Лалезар заставил Атике внутренне дрогнуть. Ей почудилось, что хатун в каждой букве скрывала некий подвох или полунамёк. Сказала - и сама как бы смутилась сказанного, это молодая девушка тоже отметила, правда, в глубине души. Тут же ей сделалось как-то неуютно в этих стенах, тоскливо и неприятно. Захотелось откланяться перед валиде, сесть в карету и уехать в Топкапы восвояси, чтоб только не отвечать на этот простенький с виду вопросец. Так она и сидела рядом с этой красивой, тончайшей в обхождении, женщиной, чувствуя, что пасует перед её взглядом, голосом и манерами. А ведь она - госпожа! Юная, зелёная, наивная, но госпожа. Ей не должно испытывать неловкость перед хатун, которая ниже её по статусу, что ни говори.
Вспомнились давешние речи Лалезар о том, что у паши может быть семья и дети...
"А что если эта хатун в дружбе с супругой Кенана-паши? Выспросит, вызнает всё, да и расскажет при первой встрече? Да вздор, быть того не может. Пусть так, пусть они дружат, но ведь я ничего дурного не сделала! Приняла дар, судя по всему, искренний, передала валиде - вот и квиты... Что из того? Если даже матушка не бранила меня за этот шаг, что какое дело Лалезар?"
- Именно так всё и было, хатун. Паша прибыл, с почтением преподнёс подарок для валиде и удалился. Я не первый раз приезжаю без неё, и матушка прекрасно знает, что может положиться на меня.
Последнее было произнесено с большим весом, хотя ни одна жилка не дрогнула на красивом лице госпожи. Лалезар слушала со вниманием и постепенно менялась в лице - правда, непонятно, в какую сторону можно толковать эти изменения. Не разберёшь, разочарована она или же, напротив, у хатун отлегло от сердца. Атике взглянула на собеседницу, пытаясь распознать в выражении лица женщины хоть что-то достоверное - досаду, гнев, облегчение или просто вежливое участие.
"Ох уж эти супруги пашей - ходячие загадки! Вечно не поймёшь, чистосердечны они с тобой или нет. Говорила же мне валиде: "Держись от них подальше, пока опыта не наберёшься!". Кажется, мама была права. Как всегда.
Тем временем валиде всё так же говорила с женской частью османской знатью, которая расточала султанше всевозможное почтение и клятвы в верности - своей и мужней. Последнее, кажется, имело особую цену в глазах матери, поскольку в мужьях у этих холёных красавиц были сановнейшие вельможи: паши, беи, улемы, богатые купцы... Вносились и зачитывались бумаги, ставились печати, жёны вельмож подходили по одной, обмакивали палец в чернила и прикладывали к бумаге, аккурат под печатью госпожи. Бурназ наблюдала за всем этим вполглаза и ждала, что-то скажет Лалезар. Та же, в свою очередь, не спешила с раздумьями вслух.
- Что-то не так, Лалезар-хатун? Ты сомневаешься в сказанном?
Женщина повела бровью, словно хотела сказать, что ничего дурного не думает, но по взгляду Атике уже понимала, что услышанное ей пришлось не слишком-то по вкусу. Губы поджаты, пальцы сцеплены в замок, ресницы слегка вздрагивают. Хатун явно нервничала. К добру ли такое поведение?