Заседание прошло не без напряжения. Оно читалось во многом: в выражениях лиц, в интонациях и даже в самом воздухе. Вчерашнее происшествие обескуражило и напугала подданных империи настолько, что теперь никто не решался и голос подать в присутствии падишаха. Отчасти Мурад был доволен таким эффектом: отныне всякий, кто вознамерился плести интриги против османской державы и его правителя, сорок раз задумается. Великим визирем был назначен Табанъяссы Мехмед-паша. Султан лично вручил ему печать и принял благодарственные слова. Вторым советником стал Ладикли Байрам-паша. Мурад давно отмечал его государственную хватку и ум, кроме того, человек этот являлся зятем всего правящего рода, мужем драгоценной сестры - Ханзаде-султан. Выслушав все благодарственные речи вкупе с заверениями в вечной преданности, Мурад отдал распоряжение не убирать тела Топала Реджепа-паши и его сообщника Джелалоглу Махмуда с площади. Пусть хоть от мёртвых, но будет от них польза - чем больше рабов увидят результат их злодеяния, тем скорее у них пропадёт желание перечить или бунтовать.
Наконец, все представители Совета разошлись. Падишах остался в совещательной зале совершенно один, исключая двух бостанджи. Однако, у правителя оставалось ещё одно важное дело - поговорить с одним из чиновников. Нефи Омер-челеби, поговаривают, приложил руку к разоблачения изменников. Не худо бы выведать у него всю подноготную с глазу на глаз. Мурад поднялся с широкой тахты (в тронном зале он, по обыкновению, сидел на почётном месте, под роскошным навесом).
- Стража! - прикрикнул падишах на привратников, - Нефи Омер ещё здесь?
- Нет, повелитель, он уже отправился восвояси.
Мурад раздосадованно хмыкнул, огладил бороду и, поразмыслив полмгновения, приказал:
- Вернуть немедленно.
Ожидать пришлось не более десяти минут. Вероятно, Нефи ещё не успел далеко отойти от дворца, потому и явился пред султанские грозные очи достаточно быстро. Он не присутствовал на совете, поскольку сегодня вести протокол Дивана был приставлен другой писарь, но, возможно, надеясь на какое-нибудь важное поручение, находился поблизости. Вошёл в зал и согнулся в учтивом поклоне перед падишахом. Мурад про себя отметил скромный, но опрятный вид писаря, как будто доходы его в несколько раз превосходят нынешние.
- Нефи Омер-челеби, - мягко, но без затаённой грозы в голосе, произнёс Мурад, - подойди ближе.
Чиновник, не говоря ни слова, приблизился к тому месту, где сидел падишах. В глазах ни тени страха или робости. То, как он держался, можно было бы назвать "с почтительным достоинством". Это чрезвычайно пришлось султану по душе. Побольше бы таких людей при дворе - не лизоблюдов, а настоящих, преданных служителей веры и государства. Тогда бы империя возродилась из пепла подобно симургу.
- Я слышал о твоём таланте каллиграфа и поэта, Нефи, но сейчас меня интересует не это. скажи: ты записывал разговор Топала Реджепа и Джелалоглу Махмуда-паши?
Оглушительная пауза. Омер-челеби в смущении опустил глаза, но только на короткий миг. Он, казалось, обдумывал, что ответить падишаху, но Мурад пресёк его попытки быть как можно более учтивым:
- Говори без обиняков, если дорог пост, который занимаешь.

Отредактировано Мурад IV (2023-04-16 18:51:10)

"А он не похож на лжеца, - мимоходом подумалось Мураду при взгляде на стоящего перед ним чиновника, - впрочем, паши могли его запугать, чтоб не посмел выдавать сообщников".
По запинке Нефи было понятно: он изрядно напуган вчерашней казнью - даже в лице изменился, бедолага, будто его самого подвели к эшафоту. Впрочем, надо отдать должное Омеру-челеби: держится прямо и открыто невзирая на страх. Недурно бы разузнать, что именно говорил ему казнённый визирь, какими карами грозил, если тот выдаст всю поднаготную верным людям падишаха.
- Расправа с Реджепом-пашой, как вижу, потрясла и тебя, Нефи, - произнёс Мурад, поднимаясь с места и подходя к своему подданному. Теперь двух мужчин - властителя трёх континентов и подающего надежды царедворца - отделяло не более трёх шагов, - и не только тебя. Все подданные империи дрогнули и осознали свою участь.
Лицо падишаха изменилось, в чертах проступила жестокость, Омер-челеби вынужден был даже отступить на шаг в испуге. Мурад ухмыльнулся, и ухмылка эта показалась не просто самодовольной, но по-звериному хищной.
- Это был славный урок для всех, помышляющих об измене. Но тебе не следует трепетать, по крайней мере, пока. Если ты отрицаешь свои заслуги, это, бесспорно, похвальное качество. Но излишнее смирение пагубно. Если я награжу того, кто не заслужил награды, это будет несправедливостью по отношению к достойному её. Поэтому приказываю: назови имя того, кто вёл запись в тот день, когда здесь, на этом самом месте, беседовали визири. Может статься, этому человеку ведомо нечто большее, и он выведет нас к пособникам нечестия.
При этих словах Мурад вновь сел на выбранное место, вперив взгляд в Нефи. Тот молчал.
"Одно из двух, - мыслил султан, ожидая ответа, - или при дворе слишком много скромников, не желающих чрезмерного одобрения, или же моя свита состоит из трусов и подхалимов. Куда бы я не обратил свой взор, везде одно заискивание и ложь. Вот и Нефи: вертится ужом, не желая открыть правду. Не припугнуть ли его?"
Последняя мысль показалась падишаху неплохой и он, поднявшись, кликнул бостанджи и велел принести булаву. Несколько напряжённых минут ожидания, и несколько стражников внесли её. Никто, по повелению государя, даже не прикасался к ней и не отирал крови. Нефи чуть не пошатнулся. Явственно изменившись в лице, он хотел, было, что-то сказать, но передумал. Мурад же легко извлёк булаву из деревянных креплений и с такой же лёгкостью поставил обратно, произнеся:
- Видишь? Я велел никому не дотрагиваться до этой булавы, чтобы страх прочнее засел в рассудках рабов. Страна избавилась от двух нечестивцев, которые потворствовали не только мятежным сипахам, но и неверным, прибывшим с целью разведать наши тайны. И это благодаря тому, кто не побоялся прослыть клеветником. Ты, Нефи, стоишь на шаг от позорного наименования "трус". Боязлиые не узнают такой страшной смерти, но их ждёт позор, а ты не из тех, которые равнодушны к нему.
Кажется, последний аргумент произвёл должное впечатление, и Омер-челиби, наконец-то, заговорил.

Мурад улыбнулся: в конце концов, приятно осознать, что он сделал ставку на правильного человека - Нефи оказался честен и ни в чём не покривил душой. Робость перед падишахом тоже не во вред -  так он будет помнить своё место и не прыгать выше гооовы. Впрочем, Омер-челеби и так не походил на дерзеца. Выслушав объяснения Нефи, султан ухмыльнулся и, поднявшись с места, шагнул к писарю. Лицо сияло довольством, голос звучал бодро и даже мягко.
- Я ничуть не ошибся в тебе, Нефи. Ты оказался далёк от лжи и чрезмерной гордыни. Шюкрюзаде будет щедро вознаграждён за добросовестность... как и ты.
Он шагнул ещё ближе к Нефи и пристально оглядел его с ног до головы. Было в Омере-челеби что-то от лиса - ещё необстрелянного, неопытного, но уже поднаторевшего в хитрости. Будучи заправским охотником, Мурад знал: лесная живность хоть и ушлый народец, но она не в пример честнее и проще людей. Хитрость зверю нужна, чтобы выжить, но уж никак не для подлости. То, что исстари вокруг султанов кучковались одни двурушники, не удивляло, главное - вовремя преподать урок зарвавшимся пашам, с чем Мурад справился превосходно. Нефи, конечно, не лишён плутовской жилки, но кто знает: возможно, однажды она придётся к месту и принесёт пользу державе.
- Ты не подвёл меня, оправдал мои чаяния. Исмет-челеби тоже. Но именно тебя я хочу видеть в числе своих приближённых.
Лицо Нефи изменилось: сначала чиновник побледнел, потом слегка порозовел от смущения. Неясно, то ли это очередной страх, то ли природная скромность, но на Мурада это произвело впечатление: значит, у этого человека всё в порядке с представлением о том, что это такое - попасть в случай.
- Не бойся. До куббе-визиря тебе ещё далеко, да я и не хотел бы подвергать такому испытанию людей, подобных тебе. У вас всё, что на уме, то и на языке, а это чревато. Будешь сопровождать меня при выходах в город. Кроме того, я слышал, ты сочиняешь газели....
Мурад прервал речь и испытующе взглянул на Нефи. Тот залился краской ещё сильнее, что свидетельствовало о правдивости последнего утверждения. Султан в самом деле слышал от сторонних людей, что Омер Нефи - подающий надежды поэт, а Мурад, как и многие его предки, высоко ценил мастеров слова, - Принеси на досуге свои стихи. Я люблю поэзию.
После этих слов Мурад подошёл к дверям, и привратники, заслышав его поступь, раскрыли створки, чтобы повелитель покинул залу. Снаружи было свежо и приятно. Паши разошлись по своим делам, а суровые балтаджи с каменными лицами несли свою службу. На сегодняшний день дел более не предвидилось, и султан раздумывал, чему посвятить остаток дня. Нефи, по-видимому, всё ещё оставался в зале, и на краткое мгновение возникла мысль: а не позвать ли его в Хасбахче? Раз уж сделал приближённым, то следует познакомиться поближе. В следующую секунду падишах уже раздумал, ему захотелось навестить валиде-султан и сестёр. Словом, когда добрая половина суток не загружена делами, человек пребывает в растерянности, не зная, чем занять свободное время. В последнюю секунду Мурад ещё раз обернулся и увидел, что Нефи так и замер в одной позе, не пытаясь даже выйти из совещательной залы.
- Нефи, - Мурад остановился в дверях, - если у тебя есть прошение ко мне, говори.