За время служения в свите Шехназ-султан, Гюфтар искренне привязалась к госпоже: во-первых, султанша обладала мягким нравом, во-вторых, относилась к рыжеволосой служанке как к подруге. До недавнего времени это очень радовало и льстило Гюфтар, пока... А нужно ли вообще объяснять, что бывает, когда время от времени приходится видеть молодого шехзаде, султанского брата и любимца? С того времени, как падишах дозволил никях между шехзаде Орханом и его двоюродной сестрой, супруги мало разлучалсь, а Гюфтар часир находилась рядом, поскольку приказание от господ могло последовать в любой момент. Разумеется, в часы уединения хатун обретала вожделенное время для досуга, но сердце брало своё - чем больше взгляд девушки (пусть даже тайком) скользил по мужественному лицу шехзаде, тем сильнее плясали искорки первой симпатии. Вскоре искорки обратились в настоящее пламя, обуздать которое с каждым днём делалось всё тяжелее. Дошло до того, что Гюфтар однажды чуть не сболтнула свои крамольные мысли другим девушкам из свиты, но вовремя сдержалась.
Вот и сейчас, идя по коридорам дворца, хатун не находила себе места, равно как и достойного занятия. Шехназ-султан несколько минут назад отправилась в хамам, стало быть, у Гюфтар образовывалось свободное время. Не придумав ничего лучше, девушка просто слонялась без дела от окна к окну и украдкой вздыхала. Поблизости - ни души!
От скуки Гюфтар стала припоминать, как и когда впервые увидела шехзаде, а потом часами могла слушать восторги своей госпожи (кстати, это действительно занимало девушку и нисколько не докучало ей - может быть, потому что чувства Шехназ были непритворны, а то и просто оттого, что сама Гюфтар была хорошей слушательницей). Воспоминания пугали и будоражили: юная красавица вызывала в памяти каждый вопрос или приказ, с которым брат падишаха адресовывался не к кому-нибудь, а именно к ней - рыжей, хрупкой, мало для кого приметной, но искренне преданной девушке. В такие мгновения важно было не давать воли голосу, взгляду и поведению, чтобы ненароком не выказать подлинные чувства. Впрочем, кто знает - шехзаде, говорят, очень проницателен.
В конце коридора замаячила женская фигура. Сочтя, что это подходящая собеседница, Гюфтар кинулась ей навстречу. Подбежав поближе, хатун разглядела в женщине никого иного как Бихруз, главную калфу гарема. Хорошее настроение как-то само собой улетучилось, ибо Бихруз была хорошо известна в ташлыке своим строгим характером и нравоучениями.
"Вот будет потеха, если она прицепится ко мне, - пронеслось в голове Гюфтар, - Ещё бы: небось загнала Бехлюля-агу в его коморку, то-то он носа не кажет. Теперь возьмётся за меня".
Судя по виду калфы, однако, пребывала она в добром расположении духа и, кажется, никого отчитывать не собиралась. Но, заметив бегущую навстречу Гюфтар, несколько переменилась в лице. У рабыни упало сердце. Всё-таки нотаций было не избежать.
- А я как раз жду Вас, - это было первое, что пришло в голову. Калфа сощурилась: видно было, что не очень-то она доверяет сказанному, но делать уж нечего, начала врать - доводи до конца.

Сглотнув комок неприятного предчувствия, Гюфтар уже хотела ответить, но Бихруз-хатун продолжала с подозрением глядеть на свою подопечную. Удивительно, до чего бывают говорящими человеческие глаза. Хатун уловила всё, что хотела сказать калфа, а уж когда та заговорила... У Гюфтар резко поубавилось желания поведать женщине свои сердечные тайны, но сама чувствовала, что ещё немного - и они без её позволения сорвутся с языка. Нчинать надо было издалека, не вызывая подозрений, но залитое краской лицо, кажется, выдавало девушку с головой.
- Шехназ-султан изволила отправиться в хамам, - затараторила девушка, пытаясь придать своему голосу уверенности. В сущности, где она солгала? Госпожа занимается собой, у Гюфтар выдалась свободная минутка, но Бихруз продолжала испытующе глядеть на наложницу. Вот ведь напасть - кажется, калфа элементарно не в духе, раз начала беседу в таком враждебном тоне.
- У меня нет никаких приказов от неё, но...
Дальше Гюфтар попросту незнала, что и говорить. Слова превратились в колючки репейника, жгли и кололи язык, не давая закончить мысль. Бихруз точно нутром почуяла неладное и глянула на собеседницу так, что у той язык прилип к гортани. Да и как подступиться к столь деликатному вопросу как любовь к шехзаде? С чего начать? Вопросов была целая прорва, а ответа - ни на ломаный дирхем. Случись кому заглянуть в её ум в этот момент, ему бы крепко не повезло - столько мыслей, целые сонмы, и ни одной разумной. Гюфтар даже сама расстроилась от своего бессилия, но стоять и молчать было тоже не с руки. Калфа, кажется, тоже, заподозрила, что у девушки есть какой-то секрет, но давить и расспрашивать пока не решалась. В коридоре,к ак назло, ни души! Хоть бы какие-то люди... Говорят, когда говоришь по душам в толпе, твоих душевных излияний уж точно никто не услышит, а тут...
- В последнее время у нашего шехзаде так много дел...
Ещё одна неуверенная реплика, пролетевшая абсолютно мимо цели. Впрочем, почему мимо? Взгляд Бихруз изменился и, кажется, отнюддь не в лучшую сторону. Живые глаза глянули сурово, с мнительностью, мол, какое может быть дело простой рабыне до санджак-бея? Гюфтар и сама как-то стушевалась. Ей почудилось, будто Бихруз уже раскусила её, как орех, и ей уже не нужно прилагать усилий, чтоб подобрать нужные слова. Калфа же, напротив, не спешила с вопросами и продолжала буравить Гюфтар взглядом - вот-вот дыру протрёт! Той же становилось неловко, но деваться-то некуда.
- Может, Бехлюль-ага отдаст распоряжения - пусть в гареме будет праздник. Мне бы так хотелось порадовать шехзаде...
"Так, кажется, первый шаг я сделала, - подумала Гюфтар, но мысль эта не принесла желанного облегчения, - Только бы Бихруз не вздумала костерить меня на весь коридор. Тогда уж точно ничего путного из нашего разговора не выйдет, не приведи Аллах, ещё и госпожа услышит... впрочем, где ж ей услышать? Её сейчас окружает только плеск воды, да и хамам не так близко."
Когда Бихруз, наконец, заговорила, камень, уже собравшийся падать с души, вдруг резко передумал и остался на месте. Камни, конечно, не обладают своей волей, но чья-то невидимая рука уж точно не дала ему полететь вниз. Груз, лежавший на душе, тяжелел с каждой секундой.

Внутренне Гюфтар вся сжалась, как пичуга на морозе, выслушивая упрёки калфы. Один хлестче другого, один другого больнее и ядовитее. Девушке хотелось убежать, закрыв лицо, бежать как можно дальше, словом, исчезнуть из этого дворца. "Место своё забыла"... да, так оно со стороны и выглядело.  Кто б мог сомневаться, доведись ему узнать всю подноготную? И тем не менее, Гюфтар было совестно. Перед Бихруз, перед госпожой, даже перед шехзаде, который Аллах ведает чем был занят теперь. Словом, гнев на саму себя, стыд и досада разбирали настолько, что девушка готова была растерзать себя на этом самом месте. И лишь в конце, когда тон калфы смягчился, хатун почувствовала, что управительница гарема сочувствует ей. Это придало сил и уверенности.
- Я виновата, Бихруз-калфа, - начала хатун, но калфа не дала ей договорить, а взяв за руку, повлекла в отдалённый уголок, где их точно никто не подслушает, - я тяжко провинилась перед госпожой. Как-то я пришла по её повелению в покои шехзаде - оповестить, что госпожа очень ждёт его в саду. Ты знаешь, я никогда не смела поднять глаз на шехзаде, а тут...
Слёзы душили, Гюфтар говорила сбивчива, глотая стыд и обиду невесть на кого. Бихруз не перебивала и даже, кажется, смотрела без укора, как смотрят матери или старшие сёстры. Такое отношение не слишком обнадёживало, ведь сейчас Гюфтар признавалась в таком, о чём и помыслить грешно. Между тем, в голове воссоздавались подробности того дня, и Гюфтар заливалась краской от одного только воспоминания. Ей хотелось говорить до потери пульса, но приходилось обуздывать словоохотливость, чотбы не сболтнуть ненужного.
- Потом я поспешила в сад к госпоже, шехзаде Орхан тоже пришёл туда. Дорогой я не дерзала взглянуть на него ещё раз, а когда осмелилась, то... то...
Рыдания окончательно взяли верх, глаза подёрнулись всепотопляющей влагой.
- Словом... я поймала на себе его взгляд. Он не был исполнен гнева, Бихруз, он сулил то, что предназначается только одной женщине - законной жене перед ликом Всевышнего, понимаешь? А после они с госпожой долго беседовали в саду, мне было несносно, несносно видеть их счастье. Если хочешь, выгони меня из дворца, скажи, что я воровка, что я убийца, только подскажи, как убить эту любовь!
Гюфтар говорила тихо, но даже в этом полушёпоте слышался настоящий плач. И не просто, а навзрыд. Бихруз в задумчивости слушала и, кажется, не знала, как реагировать на такие откровения. Да и кто бы знал на её-то месте? Пожалуй, сам пророк Сулейман, который, говорят, был чуток к людской любви, не сумел бы дать нужный совет. Оставалось мысленно подготовиться к самому страшному и болезненному - к правде. Гюфтар уже предвидила возможный ответ: мол, не по зубам такой сладкий кус, как шехзаде, надо знать свой закуток и задушить свои чувства в зародыше, молчать и уповать на милость Аллаха. Пожалуй, и она, Гюфтар, посоветовала бы нечто подобное, окажись кто другой в её положении. Но, если судить по выражению лица калфы, ничего такого она говорить не собиралась, и это ввергало девушку в ещё больший ужас. А ну как она просто возьмёт и прикажет вышвырнуть Гюфтар из дворца без гроша за душой? Уж лучше своим ходом на фалаку, а того лучше - на плаху, чем умирать с голоду у чужого порога. Гюфтар даже предугадать не могла, какая отповедь последует через несколько мгновений.