Ирум знала Стамбул до коликов, (ещё бы, в детстве столько раз бегала по его улочкам с ребятнёй!) и поэтому отыскать большой рынок ей не составило никакого труда. Ирум, полноценной обитательнице гарема, запрещалось выходить в город, но поручение валиде-султан обязывало. Поэтому, одевшись поскромнее и смешавшись с обычными горожанками, "волчица" двигалась по одной из улиц в самое людное место столицы. Мимо неё проходили люди, скользили женщины, закутанные с головы до пят. Вот, наконец и рынок. Ирум обдало горячей волной разных голосов, перед глазами мелькали пёстрые халаты и чадры... шум стоял такой, что впору было затыкать уши. Но что поделать - базар он и есть базар.
"Может, я просто отвыкла от такой сумотохи? Во дворце всё проходило тихо-мирно... Хотя... с "мирным", я, кажется, перебрала..."
И действительно: жизнь в Топкапы нельзя назвать спокойной. Да, там делалось без лишнего шума и треска, но подчас с непередаваемой жестокостью. И с каждым днём Ирум чувствовала, что этот дворец делает её более жестокой и безжалостной. А так и должно быть: либо ты их - либо они тебя. Третьего исхода не дано. Во всём гареме было только два человека, которым боснийка могла безоговорочно доверять. Первый - евнух Бехрам, а вторая, конечно, валиде. Хотя её нрав был чересчур крут, "волчица" умела находить к ней свой подход.
- Взгляни, хатун, какие ткани! Только что из Персии привезли. Из таких шелков даже для султанши не стыдно наряд пошить... Недорого уступлю, всего десять акче за пол-аршина.
Вот тут-то Ирум очнулась от своих мыслей. Ей уже добрых минуты три какой-то торгаш совал под нос кусок недурной, но слегка помятой материи. Девушка не стала отвечать, а просто прошла мимо. И вновь людское море, вновь смесь голосов, смеха и ругательств, рёв скота и перезвон монет...
"Мне Бехрам говорил, что на самом краю базара должен быть дом той ростовщицы... Я всё иду, иду, а дома никакого не вижу! Может, напутал, осёл?"
Базарный шум уже начал потихоньку стихать, и Ирум получила возможность отдохнуть и зрением, и слухом, как вдруг...
- Эй, легче ты! - девушка ощутила сильный толчок и полетела в лужу, которая так уютно расположилась на самой середине дороги. С головы девушки слетел головной убор, украшенный ниткой жемчуга, и каштановые с рыжинкой волосы, густые и вьющиеся, рассыпались по плечам. Из рук хатун выпустила кошелёк с тремястами акче, которые она должна вернуть ростовщице. Да-а-а, середина дня у Ирум не задалась по всем приметам. Обернувшись, девушка увидела, что перед ней стоял какой-то янычар, и судя по всему, не простой, а начальствующий. Больше девушке не хотелось ничего говорить. Она только со злобой глянула на агу, собираясь идти дальше.

Отредактировано Ирум-хатун (2014-11-09 20:06:07)

Не успела Ирум сделать и пяти шагов, как  - плюх! - и она снова в луже. Она, как кошка, упала на четвереньки, изрядно замарав наряд, но зато не испачкав лица. Обернулась вторично и глянула на янычара уже с открытой ненавистью. А тот стоит как ни в чём не бывало, в глазах ни капли сочувствия! Девушка чувствовала сильную боль в коленях и ладонях (ещё бы, на них пришёлся неслабый удар), сегодня, что и говорить, Ирум припомнило детство - сколько раз ей доводилось падать на шероховатые стамбульские мостовые и тротуары!
Кое-как встав на ноги и отряхнувшись, девушка не заметила, как спасённый в прошлый раз от падения в лужу кошелёк на этот раз сиротливо валяется в грязи. Ирум уже не хотелось в третий раз пачкать свою одежду, и она стояла совершенно потерявшись. Вообще, если честно, боснийка впервые чувствовала себя такой неловкой и неуклюжей. Хотя чего греха таить, она первый раз вот так попадалась на глаза незнакомому мужчине. Уже несколько лет живя во дворце, Ирум привыкла, что вокруг неё одни наложницы да евнухи, а больше она никого и в глаза не видела. Нет, ей случалось видеть повелителя, но это было от силы раза два, да и то мельком.
Взгляд девушки снова упал на кошелёк. Он лежал в луже коричневым тряпичным комком.
"Да-а-а-а, и какими глазами я буду смотреть на Арнику-хатун, когда приду к ней? - подумала Ирум, вспомнив о венгерке-ростовщице, до жилища которой было уже рукой подать, - А ещё этот, стоит, не уходит..."
Девушка резко нагнулась и выхватила мешочек с тремястами акче из лужи. На сей раз ей уже было всё равно, в каком состоянии кошелёк - главное, что ни один червонец не потерялся. Потом, сама не зная, зачем, ещё раз кинула колкий взгляд на янычара, который, судя по всему, не торопился уходить.
- Грешно так зубоскалить, эфенди, - насмешливо начала Ирум, глянув на агу в упор, - сначала влетели в меня, а потом нарочно толкнули в грязь! Нечего сказать, хороши вы, защита и опора Стамбула...
Последние слова Ирум произнесла с особой горечью и упрёком. Её вспомнилась жуткая картина из детства: в соседях у них жил Эйюп, парнишка лет двенадцати. Задира, каких днём с огнём не отыщешь. Так вот этого Эйюпа однажды янычары поймали на воровстве. Бедолага клялся и божился, что ничего не брал, но склочная торговка без зазрения совести продолжала клепать на мальчугана и ругать его на чём свет стоит. Его даже не повели к кадию - городскому судье - а прилюдно схватили, и один из янычар, выхватив клинок, отсёк Эйюпу правую руку. Ирум же с отцом тогда шли по рынку, и девушка помнила, как папа тогда крепко схватил её изаставил зажмурить глаза и закрыть уши. После этого Ирум стала очень опасаться янычар... как, впрочем, и все жители империи. И так было всегда. И будет.

Отредактировано Ирум-хатун (2014-11-18 21:45:29)

Служанка торопилась, причём сильно. До жилища ростовщицы оставалось шагов десять. Они стояли возле небольшого, но крепкого домика, в котором горел свет. Ирум похолодела при мысли, что Арника-хатун наверняка уже плюнула и перестала ждать. Нет так нельзя. А всё потому, что... Девушка почувствовала, как на её языке запрыгали ругательства. Но ещё больше её потянуло на брань, когда янычар заговорил... Стало быть, он себя виновным не считает... Шёл, мол себе, а я взялась и сама налетела на него... Ну, да, конечно, он старший ага, ему это с рук сойдёт. Ещё больше смутило Ирум то обстоятельство, что мужчина ни с того, ни с сего назвал её госпожой... Нет, по своей одежде она отличается от простых горожан, вполне может сойти за жену купца... но не за султаншу же! Это одновременно и льстило, и пугало. Она даже затруднялась ответить, что больше... Наверное, всё-таки...
И тут Ирум вновь взглянула на дом венгерки, возобладали прежние беспокойства, и служанка потихоньку, стараясь не замарать наряда окончательно, минуя большие лужи, пошла в сторону дома. Её окликнули, и Ирум, чертыхаясь, обернулась.
- Я надеюсь, что вы не держите на меня лично зла. И пока мы не расстались, возможно навсегда, позвольте узнать ваше имя.
Вот как? Красавица даже не знала, как себя вести... Она глянула на янычара исподлобья, словно хотела сказать, что в извинениях не нуждается... но как быть с именем? Возможно, стоит назваться во избежание неприятностей?
Ирум нехотя повернулась и произнесла почти под нос:
- Ирум...
Больше она не сказала ни слова, а просто зашагала к ростовщицыному крыльцу. На какое-то мгновение ей стало любопытно, уйдёт он сразу или же задержится... Уж слишком пристально он на неё глядел последние полминуты. К чему бы это? Хотя какая разница теперь, когда дела поджимают вплотную.
Пробыла девушка у венгерки около часа, а может, и больше. Арника была женщина в возрасте, дружелюбная и гостеприимная, по-турецки говорила довольно чисто... Расспрашивала она о здоровье валиде, о делах во дворце... Ирум больше отмалчивалась, так как всего нельзя было рассказывать, к тому же венгерка была такой словоохотливой, что вставить слово было не так-то просто. Когда душевный разговор с хозяйкой подошёл к концу, и Ирум уже собиралась уходить, глянула в окно... и обомлела. Казалось, только недавно был разгар дня, а теперь на улице было так темно... Хотя уж кому-кому, а ей следовало бы привыкнуть, что в Стамбуле темнеет быстро и рано. Триста акче благополучно перекочевали из рук в руки, и теперь служанку здесь ничто не держало.
Она простилась с Арникой и вышла из дому. Сделав несколько шагов, девушка прислушалась: где-то в стороне раздался лёгкий шорох. Она оглянулась, но никого не было видно. Во дворе ростовщицы цвёл розовый куст, и сначала Ирум подумала, что шуршит именно там... Звук повторился, но откуда он шёл, девушка никак понять не могла.
- Кто здесь? - окликнула она, испугавшись не на шутку...
Зашебуршало в третий раз, и перед девушкой встала знакомая фигура. Это был тот же самый янычар, которого угораздило так испортить её сегодняшний день...

Трудно описать, сколь сильно было удивление Ирум, когда она убедилась, что глаза её не обманывают, и что перед ней стоит тот самый ага. Девушка нервно вздохнула, отчего край длинного платка, прикрывавшего её лицо, колыхнулся. Видно было, как в глазах красавицы бегают огоньки неприязни. Этот человек, казалось, мешал Ирум спокойно дышать, и калфа места себе не находила от беспокойства. Она беспомощно оглядывалась то в одну, то в другую сторону, пытаясь найти местечко, где бы она смогла укрыться от пронзительного и жестокого янычарского взгляда. Наконец, она, плюнув на безопасность, сделала шаг вперёд. А в следующую секунду, когда янычар заговорил, у неё дух заняло от негодования и бессилия.
   - Вот оно как... - словно себе под нос сказала Ирум, - чистые побуждения, стало быть...
Настроение у неё было сейчас хуже некуда. Во-первых, Ирум корила сама себя за то, что чересчур разоткровенничалась с Арникой и чуть не рассказала ей о том, что недавно случилось на празднике в честь новорождённого шехзаде. Калфа вовремя прикусила свой язык и свернула с кривой и бугристой стёжки разговора о гаремных интригах на более гладкую... хотя.
   - Кто это тебя провожал ко мне? - расспрашивала старая венгерка. - Неужто старший ага янычар?
Ирум молча кивала на расспросы старухи, а у самой сердце колотилось от обиды. Ей было несказанно досадно, что он попался ей сегодня на пути.
   - Смотри, дочка. - обратилась к ней ростовщица. - Янычары невообразимо жестоки. И в битве, и в любви. Я и сама их рук не минула, когда меня ещё девушкой привезли сюда.
От этих горьких слов у Ирум в душе всё перевернулось. Так вот почему Арника так печальна, - где бы ни была, с кем бы ни говорила, всегда одна и та же боль в глазах. Видно было, что старая женщина жалеет о своей юности, о том, что она была так безбожно загублена.
"О, Аллах..." - содрогнулась девушка. - "Не карай меня такой судьбой... пошли этой женщине, пусть хоть она и неверная, спокойной старости."
И вот теперь перед Ирум стоял тот, на кого она и глянуть боится. Слишком много в его глазах вожделения, хоть он и старается это скрывать.
   - Лучше возвращайся к себе, эфенди. - неприязненно отрезала калфа, гневно глядя на агу. - Я, хвала Всевышнему, и сама ко дворцу дорогу найду. Да и не из таких я, чтоб кому-нибудь даром сдалась.
"Да отведи ж ты свои глаза, наконец!" - сердилась служанка, плотнее закутывая лицо в платок. - "Иначе пожалеешь, что стерёг меня столько времени!"

Ирум отступала медленно и осмотрительно, гадая, куда ей броситься. Было уже темно, но зрения девушки хватило на то, чтобы разглядеть, где они оба находятся. А находились они в тупике глухого переулка. Калфа всерьёз запаниковала, ибо ситуация была... сказать, что безвыходной, значит, ничего не сказать. Оставалось только проклинать этот день, словоохотливость Арники, свою нерасторопность, а главное, самого Эркина-агу, свалившегося ей как снег на голову... Хотя в Стамбуле снег недолго держится, так что скорее как камень в темя. Но сейчас было не время и не место подбирать сравнения, потому что сейчас жизнь правой руки Кёсем-султан висела на волоске. Мгновение - и сильные янычарские руки ухватили её, и теперь, казалось, спасения не было. Совсем. Но не такова была боснийка, чтобы позволить надругаться над собой.
  - Только через мой труп, слышишь? - прошипела Ирум, а в следующую секунду мысок правой туфли угодил обидчику ниже пояса. Чего и следовало ожидать, янычар рассвирепел и зарычал подобно раненому барсу.
Улучив миг, калфа кинулась, было, в другую сторону, но не тут-то было. Мёртвая хватка, жестокая и болезненная, вновь настигла её.
  - Ты этого не сделаешь! Валиде-султан этого так не оставит. - а в следующую секунду в тонкой смуглой ручке брснийской красавицы блеснул короткий кинжал. Ещё через мгновение он оказался у горла аги. Ирум хорошо видела, как в полутьме поблескивали его безжалостные глаза. Очи девушки тоже горели ненавистью. Она тяжело дышала, осознавая, что надо действовать сейчас, иначе её честь будет поругана.
   - Я прирежу тебе горло, проклятый! - проговорила калфа, и её голос был подобен шипению степной змеи. - Не на такую напал, эфенди! Клянусь, ты дорого заплатишь за то, что сотворил.
Тот на какое-то время оцепенел, и вот тут-то, наконец, Ирум удалось сбежать. Она утекала в сторону развилки дороги,  откуда начинались четыре разных улицы. Главным было не сбиться с дороги и вовремя соориентироваться, чтоб найти дворец Топкапы. Девушка неслась так, что её платок персидской работы слетел с головы, отчего по плечам рассыпались медно-коричневые кудри. Нельзя было останавливаться ни на секунду, потому что сзади что-то тяжело дышало - очевидно, ненавистный янычар был где-то поблизости...

Отредактировано Ирум-хатун (2015-04-22 21:20:00)

Сказать, что Ирум была вне себя, значит, не описать и тысячной доли той ярости, которая кипела и клокотала в её душе. Когда к ней навстречу с тигриной лютостью прыгнул янычар, девушка испугалась и разозлилась. Вот он, стоит перед ней, улыбается хитро и жестоко, комкает в руках её платок... Одно уже это опозорило её, унизило и втоптало в грязь. Калфа стояла как оплёванная. Вокруг ни звука, а в голове звучали сотни голосов было такое чувство, что стоит она находится не в глухом тупичке, а на базарной площади, что она привязана к столбу, а вокруг собралась тьма-тьмущая народу, и все хотят забросать её камнями, словно Ирум блудница... и все эти страхи, вся эта ярость и ненависть вот из-за этого, который сейчас держит её платок.
- Верни сейчас же! - зашипела девушка, протягивая руки к своей вещи. - Верни неме... Ай! Пусти!...
Руки, тонкие, смуглые, трясущиеся, сдавила нестерпимая боль, как будто их перекрутили колючим канатным жгутом.
Девушка неловко оглянулась, и увидела, что её руки перетянуты платком, да так сильно, что каждое, даже самое малейшее движение может причинить острую жгущую боль. Ещё через секунду она была вжата в стену, да так крепко, что каждая косточка в хрупком девичьем теле заныла от боли. Хотелось кричать, но нельзя было перед этим змеем показывать свою слабость, но и сдержать крик тоже не удавалось, и от этого из уст Ирум вырвался стон, а из глаз брызнули слёзы. Ага заговорил с ней, донельзя близко наклонившись к её лицу. В полумраке Ирум видела только его глаза, в которых так и полыхает пагубная страсть, а улыбка напоминает оскал хищного зверя. И в эту секунду девушка поняла, что как бы она сейчас не вырывалась, как бы не звала на помощь, к ней никто не придёт, не защитит и не поддержит. Весь благословенный город давно погрузился в сон. В Стамбуле всегда темнеет рано, а потому горожане спешат завершить свои дела до вечернего намаза, а потом - все на покой. Только неусыпные, готовые в любую минуту обнажить клинки, янычары, ходят по городу, следят за порядком и карают ночных преступников. А она, она, девушка из гарема самого повелителя мира, в чём она виновата, за что на неё свалилась такая тяжёлая кара?
- Ты, ты смеешь винить меня? Ты следил за мной, подлый змей! Я ненавижу тебя и всех, всех вас! - Ирум кричала ругательства в лицо своему злодею, не слыша в этот момент никого, кроме себя. В глазах блестели слёзы, а к горлу подступил омерзительный спазм. Она почти не глядела на агу, потому что её было отвратительно. Да, он был очень красив, но его взгляд и улыбка пугали её. Она сыпала ругательства одно сильнее другого, но через миг пожалела о том, что вообще открыла рот: её левая щека запылала от сильного удара, горла сжала сильная рука, а за тем...
- А-а-а!
Ирум вскрикнула от сильной боли, а на кончике языка стал ощущаться вкус крови. Это был след от укуса. Он поцеловал её, сильно укусив при этом. Ещё один приступ сильной боли затуманил взор бедной девушки. Ирум взглянула на янычара и произнесла:
- Скажи... - голос её был слаб, но в нём звучали ненависть и омерзение. - назови... своё имя. Прежде ты заберёшь мою жизнь, скажи, на чью голову мне призывать громы небесные!
Прежде, чем прозвучал ответ на вопрос, Ирум почувствовала, как её опрокидывают на холодные камни.