Ирум немного смутил вопрос о Турхан-султан. Хасеки ведь сама, можно сказать, только что оттуда - естественно, она видела всё своими глазами. Но не ответить на вопрос госпожи, значит, проявить неуважение, а этого Ирум очень не хотелось. Она с лёгким недоумением взглянула на сылтаншу, которая стояла очень близко к ней, но всё-таки собралась с духом и ответила:
- Госпожв себя лучше чувствует. Лекари говорят, что ей сейчас нужно отдыхать, чтобы к вечеру сил набраться и на праздник попасть.
В глазах черкешенки блеснул какой-то не слишком добрый огонёк. За то время, что Ирум знала хасеки, она поняла одну важную вещь: ни один вопрос Хюмы Шах нельзя воспринимать напрямую. В каждом будет крыться что-то другое, какой-то потаённый смысл. Оно и понятно, ибо без иносказаний в речи во дворце никак не обойтись. Здесь всё дышит опиумом лести, притворства, коварства и честолюбия, но вся эта смесь пряных, сладких и ядовитых ароматов хранится в особом сосуде, который крепко запечатан семью печатями, обит железными обручами, и называется он - преданность. Ирум, поднатаревшая в гаремных делах, знала это как свои пять пальцев. Вот и сейчас было ясно, что луноликая хасеки не без умысла спрашивает калфу о здоровье Турхан.
- Она сейчас заснула - отдыхает и оправляется после тяжёлых трудов. Вечером, я уверена, она всех поразит на празднике. Приготовления в самом разгаре, калфы и евнухи рук не покладают. Ваш праздничный наряд тоже готов, скоро должна прийти швея для примерки.
Последними словами Ирум попыталась повернуть тему в другое русло, но по блеску глаз госпожи поняла, что это ей не удастся, и что дальше речь пойдёт только о Турхан-султан.