Шехзаде Эмир быстрым шагом вошёл в покои своего брата, султана Мехмеда, светлейшего повелителя мира, грозы неверных гяуров и защитника правоверных мусульман. У Эмира было отличное настроение. Он тайком сбежал с занятий с Эркином-эфенди, чтобы повидаться с братом. Во время обычных упражнений по фихтованию у Эркина после очередного напористого выпада шехзаде сломался его новый ятаган, за что Эркин, конечно, рассердился, однако всячески старался скрыть это, хотя это у него не получалось, и от этого Эмиру стало смешно. Янычар нахмурился и с ворчанием поплёлся в корпус за новым оружием, обрушивая бесчисленное количество самых страшных и разрушительных проклятий на голову того шайтана, который так неумело сделал его ятаган. В последнее время Эркин стал очень ворчлив, за что шехзаде Эмир часто подшучивал над ним. И тогда янычар надувал губы, раздувал ноздри, и в такие минуты Эмиру казалось, что сейчас у Эркина начнут шевелиться уши и волосы встанут дыбом, и тогда он станет похож на индюка или павлина. Однако ничего такого с янычарским агой не происходило, вместо этого он размахивал своим ужасным ятаганом и всячески выражал своё недовольство. Но вот, к счастью шехзаде, ятаган сломался, и Эмир получил отличную возможность сбежать с занятий, так как знал, что уж теперь, после такого случая, янычар ни за что не продолжит занятий, а будет зализывать раны и выть от неудачи где-нибудь в углу, словно собака, которой случайно отрубили хвост. И вот, как только Эркин повернулся к шехзаде спиной, он, не теряя времени, перемахнул через невысокую ограду, отделявшую площадку, на которой проходили ежедневные тренировки для всех шехзаде, от основной части корпуса, и побежал к себе. Стражник только охнул, однако остановить бегущего шехзаде он даже не пытался, иначе не сносить ему головы! Эмир быстро взбежал по винтовой лестнице, обогнул несколько мраморных колонн, свернул налево в длинный корридор, в конце которого находились покои повелителя, и тут...
- Шехзаде Эмир хазретлери! Куда же вы так спешите, вай Аллах!
Эмир нос к носу столкнулся с Кёпрюлю Мехмедом-пашой. Шехзаде совсем не хотелось объяснять этому чванливому старому лису, от кого он бежит, да и не должен был - кто он такой, этот Кёпрюлю! Ну разумеется! Повелитель приблизил к себе этого жадного до власти и денег пашу, а тот не знает, как бы получше подластиться, влезть в ещё большее доверие повелителя, выслужиться и, тем самым, повысить себя в глазах султана. Откровенно говоря, Мехмед-паша никогда не нравился Эмиру. На всех заседаниях дивана шехзаде Эмир старался расположиться так, чтобы не видеть лукавого взгляда паши, в котором застыла, словно приклеянная, глупая, льстивая улыбка, от которой у Эмира всякий раз, как он поднимал глаза на пашу, волосы вставали дыбом и мороз пробегал по коже.
Шехзаде Эмир попытался как-нибудь незаметно проскользнуть мимо паши, отделываясь общими фразами, однако этого ему не удалось сделать. Хищный барс так просто не отпускает свою жертву, ему нужно насладиться её мучениями и страданиями. Он начал задавать Эмиру какие-то наиглупейшие вопросы, на которые шехзаде отвечал в такт паше, и, в конце концов, запутал его настолько, что паша сам прекратил беседу с Эмиром, и, поклонившись, отошёл в сторону. Эмир вздохнул с облегчением. Он уже начал было подумывать, что Мехмед-паша подослан намеренно какой-нибудь из султанш, дабы узнать от шехзаде незначительную подробность, о которой очень скоро будет сплетничать весь гарем.
Теперь путь к покоям повелителя был свободен, никаких неприятельских укреплений на горизонте видно не было. Однако стражник возле дверей сказал, что повелитель целое утро занят важными делами и вряд ли сможет принять его.
- А это уж не твоё дело, ага! Для брата у повелителя всегда найдётся время, даже когда он занят. Думаю, тебе это прекрасно известно. А теперь иди и доложи повелителю о моём приходе!
- Слушаюсь, шехзаде, - быстро проговорил стражник и скрылся за дверью. Однако через секунду он вышел, давая шехзаде возможность войти.
Повелитель встретил шехзаде Эмира радостными объятиями. Эмир уже две недели не видел брата по причине его болезни. Однако, как он слышал, повелителю уже стало лучше, и Эмир решил навестить его. По правде говоря, у Эмира была и ещё одна причина повидаться с братом, но об этом он решил пока умолчать.
- Здравствуй, брат! - радостно сказал Эмир, - я рад тебя видеть! Я слышал, тебе уже лучше, и решил навестить тебя. Мы так давно не собирались все вместе: ты, Орхан, Мурад, сёстры... Как было бы хорошо провести всем вместе время где-нибудь на охоте. Жаль только, что сестёр с собой на охоту взять не получится.
Эмир знал, что Мехмед останется доволен этими его словами, так как он был заядлым охотником и любил, когда кто-нибудь начинал заводить с ним разговор об охоте. Однако Эмир не спешил развивать беседу дальше, ожидая ответа брата.

Отредактировано Шехзаде Эмир (2015-10-16 18:41:58)

Шехзаде Эмир заметил лёгкую тень, промелькнувшую на лице брата. Эмир был от природы очень внимателен, и поэтому старался не пропустить ни малейшего взгляда, жеста или движения своего собеседника. Вот и сейчас от его внимания не укрылось, что султан о чём-то задумался, и воспоминания эти не принесли ему облегчения, а, наоборот, только усилили страдания, беспокойство и переживания. Эмиру всегда было жаль брата в такие минуты, ведь он отлично понимал, что Мехмед пытается скрыть своё волнение, но это у него не очень хорошо получается, и поэтому шехзаде задумался над тем, что бы всё это могло означать. Однако он решил не придавать этому большого значения и просто ответил самым непринуждённым образом [Так он делал всегда, когда хотел солгать]:
- Ах, брат! Ты совершенно прав. Я действительно упражнялся сегодня на мечах с достопочтенным и уважаемом Эркином-агой, однако...
Тут Эмир на минуту задумался, потому что не успел ещё как следует придумать, как ему выкрутиться из такой непростой истории, в которую он попал. Наконец, шехзаде собрался с мыслями и проговорил, пытаясь сдержать весёлую улыбку:
- Однако наш доблестный янычар сегодня был особенно рассеян. Думаю, тебе не безразлично будет узнать о том, мой дорогой брат, что у Эркина-аги ещё со вчерашнего дня разболелись зубы. Не знаю, за что Аллаху было угодно ниспослать на этого доблестного янычара столь изощрённые страдания, но от его жалких воплей и стонов у меня просто заложило уши! О, если бы ты мог слышать, какие ужасные проклятия он насылал на всех лекарей Стамбула и всей Османской империи! Эркин-ага так кричал, топал и размахивал своим ятаганом, что я вынужден был отступить и опустить свой меч. Эркина нужно было видеть в эту ужасную минуту гнева! Даже сам достопочтенный шейх Уль-Ислам не смог бы провозгласить свой азан во время пятничного приветствия более грозно и устрашающе, чем это сделал Эркин-ага, размахивая руками и проклиная шайтана крепкой янычарской бранью, которую я не осмелился бы повторить в твоём присутствии даже при самой изощрённой пытке! И вот по этой-то самой причине он и отпустил меня сегодня на час раньше обычного.
Тут Эмир понял, что его хитрая уловка не удалась. Султан быстро раскусил брата и сам еле сдерживался, чтобы не рассмеяться. Эмир заметил, что Мехмед хочет пожурить его за ложь, однако Мехмед не стал делать этого, и тогда шехзаде воспользовался этим, прибавив:
- Ах, бедная Гевхер! Мне так жаль мою сестру! Я не могу себе представить, как она живёт с этим несносным янычаром! Мне кажется, Хюсрев-паша куда лучше подошёл бы на роль её мужа. Однако Эркин влюбился в сестру без памяти и ни за что не отдаст её какому-то паше, пусть даже такому знатному, как Хюсрев. Ты, конечно, можешь не согласиться со мной, брат. Однако я вижу, как страдает Гевхер. Она часто жалуется мне и рассказывает много разных вещей о своём муже, но тебе она об этом говорить не смеет, потому что боится, что ты и слушать её не захочешь.
Эмир вовремя прикусил язык, потому что почувствовал, что сболтнул лишнее. Однако султан при упоминании имени Гевхерхан оживился, и шехзаде понял, что повелитель тоже думал о ней. И тогда шехзаде Эмир решил перевести разговор в другое русло.
- Повелитель, ты спросил меня на счёт церемонии вручения мне меча и посвещения меня в янычары. Скажу тебе честно и откровенно, брат, я очень волнуюсь. Хочется, чтобы эта церемония прошла так же удачно, как и у моих предшественников. Моя матушка - да хранит её Аллах - говорила с тобой об этом, как я понимаю, и я рад, что ты отнёсся к этому с должным вниманием. Благодарю тебя за это от всей души, брат! Однако смею надеяться также и на то, что матушка сказала тебе также и о том, что скоро мне нужно будет собирать собственный гарем. Мне хотелось бы знать твоё мнение на сей счёт.
Шехзаде Эмир остановился, со страхом и трепетом ожидая, что скажет султан на такую отповедь брата. Однако султан молчал, задумчиво глядя в одну точку. Молчание становилось тягостным, и Эмир даже подумал, что брат не захочет отвечать ему на такую глупость, но вот Мехмед заговорил, и его внимательный взор вновь устремился на шехзаде, который не в силах был поднять глаза на брата, полагая, что сейчас султан будет упрекать его в несдержанности и бесстыдной лжи.

Отредактировано Шехзаде Эмир (2015-10-25 12:48:01)

Шехзаде Эмир не мог поверить собственным ушам! Неужто всё это происходит сейчас с ним, Эмиром? Не спит ли он? Эмир не поверил самому себе и решил ущипнуть себя, дабы убедиться, во сне ли он слышит слова султана, или наяву. Однако это не помогло, и Эмиру ничего другого не оставалось делать, как просто открыть рот от удивления и воззриться на брата с глупым и недоверчивым выражением лица. Однако когда султан разразился громким хохотом, шехзаде понял, что рот предпочтительнее было бы закрыть, а то ещё, чего доброго, залетит туда какая-нибудь гадость в виде мухи или, ещё того хуже, осы. Весна в этом году выдалась на редкость тёплая, временами погода стояла такая жаркая, что вокруг развелось бесчисленное количество различных насекомых, к которым шехзаде Эмир относился с величайшим отвращением и принебрежением, считая их случайным и абсолютно не нужным творением Аллаха.
Таким образом, шехзаде простоял ещё минуту, ошалело хлопая своими большими карими глазами, доставшимися ему по наследству от матушки. В последнее время его желания слишком быстро начинали сбываться, не успей он о них подумать. Что бы это могло значить? За что всевышний ниспосылает на него такую милость? Не затем ли, чтобы впоследствии отобрать у него всё, что он имеет? Однако об этом Эмир старался не думать, принимая всё, что с ним происходит, как само собой разумеющееся. И поэтому он произнёс с волнением и трепетом:
- О, брат! Я всё ещё не могу поверить в это! Неужели ты и в самом деле согласен взять меня в предстоящий поход? Ведь всего какой-нибудь год тому назад, когда я точно также пришёл к тебе, ты отговаривал меня. Ты говорил, что я ещё мал, и что мне пока рано ездить вместе с тобой в поход. А уж о гареме тогда и речи идти не могло! Это великая честь для меня, брат, и я сделаю всё возможное, чтобы не подвести тебя и достойно защищать честь османской империи. А если позволит всевышний, мне хотелось бы отличиться в каком-нибудь крупном сражении и принести, тем самым, твоему войску победу и славу. Хотя мы уже и так покорили чуть не весь мир, ещё остаются на свете непокорённые нами земли и народы, ещё остались на свете те, кто не убедился в силе и мощи нашего великого оружия! Я уверен, повелитель, что наши войска одержат победу в предстоящем походе, они огнём и мечом пройдут по землям неверных гяуров и, в конце концов, завоюют её! Об этом походе будут слагать стихи, певцы в своих песнях будут прославлять твой ум, смелость и храбрость, перебирая звонкие струны Сааза. Я ни секунды не сомниваюсь в том, что ты станешь столь же великим и справедливым правителем, каким некогда был султан Сулейман-хан Великолепный. Уверен, что и через тысячу лет твоя слава не померкнет и будет освещать своим сиянием путь каждого правомерного сына Османов.
По мере того, как Эмир говорил, его голос становился крепче и твёрже, а взор всё более воодушевлённее. Он сам как будто бы становился выше от тех слов, что он говорил, и он был горд в эту минуту. Он гордился своим братом, гордился тем, что стоит сейчас перед ним, тем, что является его братом, и тем, наконец, что скоро и с его мнением все будут считаться, как считаются с мнением султана и других, более старших шехзаде. Шехзаде Эмир не знал, что сказать ещё, он находился в величайшем волнении и возбуждении, когда лишние слова могут лишь навредить, но и их недостаток может вызвать непонимание и даже недоумение. Поэтому он решил на время замолчать, давая возможность сказать брату.

Отредактировано Шехзаде Эмир (2015-10-25 18:46:40)

Когда Шехзаде Эмир услышал слова брата, в первую секунду он несказанно обрадовался. Однако в следующее мгновение лицо его омрачилось. Одно лишь упоминание о неверных венецианцах вызывало в нём неприятные воспоминания, выворачивало душу наизнанку.
Это было 4 года тому назад, Эмиру тогда было 11. Опасность пришла, откуда её меньше всего можно было ожидать. Стоял прекрасный летний июльский день. Жара стояла такая, что даже птицы предпочитали отсиживаться под прикрытием густых ветвей, не решаясь лишний раз выбраться из своего уютного укрытия, которое хоть немного спасало от зноя. Топкапы разомлел от зноя, все его жители ходили, будто сонные. Даже всегдашние склочницы-султанши и соперничающие между собой наложницы на время прекратили свои распри, изнемогая от давящей на них духоты. Эмир вместе с братьями, Хайриниссой и Гюльсюм сидели в покоях Мехмеда. Султан пригласил всех шехзаде и их сестёр к себе, так как они уже давно не собирались все вместе. Вдруг в покои вбежал встревоженный запыхавшийся стражник и доложил, что у ворот дворца только что спешался гонец на взмыленной лошади и просит срочной встречи с султаном. Султан велел немедленно позвать гонца, а всем шехзаде выйти. Позже выяснилось, что гонец скакал без отдыха почти весь день под палящим солнцем из Эдирне, откуда пришла страшная весть о том, что венецианская флотилия блокировала Дарданеллы, и что скоро они могут появиться в Босфоре, у стен Стамбула! Во дворце и в гареме после этого известия поднялась невообразимая паника. От женского плача, криков и стона закладывало уши. Слуги и евнухи метались из стороны в сторону, не зная, кого им слушать и чьи приказы выполнять. Султанши в отчаянии рвали на себе волосы и тоже плакали, сжимая в объятиях своих детей. Когда шехзаде Эмир вбежал в свои покои, он с ужасом увидел матушку, которая не находила себе места от волнения и беспокойства. На неё жалко было смотреть, Эмир бросился к ней, вцепился в неё своими тонкими, детскими ручёнками и сам заплакал от внезапно нахлынувшей волны ужаса и страха. Он ещё не знал тогда, каких страхов ему придётся натерпеться жуткими бессонными ночами, когда любая мелочь - богато украшенные занавеси на окнах, роскошный шкаф с бесчисленным количеством дорогих платьев и различных украшений, изящный столик для еды, - всё это представлялось в воображении Эмира воплощением коварных венецианцев, неверных злых гяуров, которые намерены схватить его и пронзить своими острыми кинжалами. Для всей империи начались тяжёлые времена.
В тот же день султан назначил на пост великого визиря Кёпрюлю Мехмеда-пашу вместо хитрого и двуличного Мустафы-паши. Мехмед-паша тут же с большим рвением принялся исполнять свои обязанности. Султан приказал собрать все свои войска и вместе с новоиспечённым великим визирем двинулся навстречу венецианцам. Вскоре во дворце узнали, что столице ничего не угрожает, что осады не будет и что янычарам всё же удалось сдержать яростный натиск противника. Однако ещё через некоторое время весь Стамбул, словно гром, облетело новое страшное известие: войска султана потерпели серьёзное поражение, понеся огромные невосполнимые потери. Повелитель вернулся во дворец раздавленный и убитый горем, так неожиданно обрушившимся на его юные плечи, ему было тогда всего 14 лет. Было ясно одно: мир с Венецией, и без того хрупкий и неустойчивый, рухнул окончательно.
Все последующие 4 года Эмир часто вспоминал события тех страшных дней, однако старался делать это как можно реже, но у него ничего не получалось. И вот совсем недавно до султана дошли вести, что дож Венеции вновь готовит войска, чтобы совершить новый, дерзкий поход против Порты. Эмир в тайне надеялся, что повелитель позволит ему участвовать в предстоящем походе. И вот Мехмед сам предлагает ему это! Эмиру не хотелось, чтобы брат заметил его замешательство и лёгкую тень грусти, навеянную неприятными воспоминаниями, и поэтому он ответил:
- Повелитель, я обещаю вам, что не посрамлю чести Османской империи. Я буду сражаться с нашими врагами до последней капли крови, чтобы и духу их не осталось на нашей земле!
Он остановился, стесняясь собственной горячности и пылкости, не решаясь продолжить.

Отредактировано Шехзаде Эмир (2015-11-01 11:02:33)