Эпоха Безумца и Охотника |
|
HOŞ GELDİNİZ
Добро пожаловать в лучшую из всех держав - Османскую империю, и в столицу столиц - Стамбул. В этих благословенных краях наступили трудные и противоречивые времена, наполненные леденящими душу событиями. Янычарские восстания, разветвлённое преступное общество, произвол пашей и беев, интриги дворца Топкапы и тому подобные вещи - вот что такое Блистательная Порта 1640-1692 годов. Избери свой путь, измени судьбу государства, будь решителен и хитёр, верен султану и правящей династии, и главное - будь всегда на чеку!
|
Ожидаются с нетерпением:
Нефи Омер-эфенди, Шемспери-султан, Хуричехре-султан, Айше Махзиба-султан, Санавбер-султан, Зекийе-султан, Шехзаде Касым, Шехзаде Баязид, Рухсар-хатун, Зеррин-калфа, Силахдар Мустафа-паша, Ясемин-калфа, Хезарфен Ахмед-челеби, Лагари Хасан-челеби В ИГРЕ Активные участники: 
|
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Эпоха Безумца и Охотника » Игровой архив » Правда или жизнь (3 мая 1660 года)
Название эпизода
Права или жизнь
Время и место действия
3 мая 1660 года
Стамбул - мейхана Ставро-эфенди
Суть
Терезия в очередной раз ведёт тайные переговоры с Давутом-агой и сообщает ему нечто очень интересное. Девушка даже не позревает, во что выльется этот разговор. В мейхане находятся известные купцы Атешоглу, которым тоже важно знать то, о чём рассказывала Терезия.
Участвуют
Атешоглу Халил-бей, Атешоглу Кемаль-бей, ятерезия-хатун.
Вечерний Стамбул потихоньку закрывал глаза, готовясь ко сну. Люди потихоньку завершали свои дела и расходились по домам. Со всех концов в воздух поднялись раскатистые переливы вечерних азанов, нестройные и неповторимые, они утопили Стамбул в океане звуков, голосов, прихотливых и витиеватых мелодий с едва различимыми словами. Все знали, как только отгремит вечерняя молитва и на город навалится грузная, пахнущая маслами, мёдом и благовониями, дремота, тогда начнётся новая, скрытая от посторонних глаз, жизнь. Атешоглу ждал вечера не просто так. Им с братом нужно было наведаться в одну мейхану, которой заправлял албанец Ставро. Конечно, яхалил мог бы посетить таверну в одиночку, но бережёного Бог бережёт, ведь кто может знать, что произойдёт в злачном месте, да ещё и в практически ночное время? Однако надо было сперва дождаться Кемаля, который где-то задержался. Младший брат в этот день проверял обозы и даже съездил с одним из них в центр города для того, чтобы хозяйственным оком проследить за порядком. Уехал утром, а до сих пор не вернулся... Вроде бы Кемаль знал Стамбул, как свои пять пальцев, поэтому старший Атешоглу просто руками разводил, теряясь в догадках, что с ним могло приключиться.
Вернулся Кемаль практически перед самым выходом. Халиль встретил его не слишком приветливо.
- Ну, и позволь узнать, что так задержало тебя? Ты уехал с возами утром, а вернулся только сейчас. Один яаллах чедает, как ты умудрился так заплутать... - Халил взъерошил на себе волосы от досады. - А теперь переодевайся. - грубо закончил он, указывая на одежду, лежащую на тахте. Для ночного визита в притон средней руки нужна была соответствующая одежда. Куций кафтан из приличной, но недорогой ткани, пояс из кожи среднего качества, простой тюрбан и сапоги. Сам Халил уже был переодет, черёд был за братцем, который вечно пропадает неизвестно где. Впрочеми, Кемаль дважды повторять не заставил и в какие-нибудь пять минут переоделся в похожий комплект.
- Идём. Надо напомнить этому неверному из греческого квартала про старый долг. Если ему дорога шкура, он вспомнит, кому обязан достатком и самой жизнью. А ты, Кемаль, расскажешь мне, в какую историю вклепался на этот раз.
Мейхана Ставро находилась от особняка яхалила недалеко - минутах в двадцати ходьбы. Пешая прогулка под ночным стамбульским небом могла растрогать и вдохновить кого вгодно, но только не Халила, привыкшего смотреть на всё с материальной стороны. Идя по слабо освещённым улицам, Халил заметил, что его брат будто бы находится далеко, не здесь, не рядом. Зная его мечтательную натуру, старший яатешоглу усмехнулся.
- Где ты витаешь, брат? Поделись со мной, если не секрет...
Кемаль ничего не ответил, да, собственно, и не успел. Они стояли перед дверями мейханы.
Кемаль шёл, будто в тумане, еле переставляя ноги. Всё его тело словно бы налилось свинцом, голова отказывалась соображать, а руки и ноги повиноваться. События, только что произошедшие с ним в лесу, не давали ему покоя. Он, точно пьяный, шёл прочь от дворца Гевхерхан-султан, этой таинственной женщины, которую он спас сегодня утром, и которую уже успел полюбить за то короткое мгновение, пока они ехали с ней верхом. Теперь и этот дворец, и мнимая Бегюм-хатун казались ему недоступными, как его собственная тень, как горизонт, к которому невозможно приблизиться ни на шаг. И эти её последние слова... Неужели они больше никогда не увидятся? А может, всё, что с ним произошло сегодня, было лишь сном, всего лишь плодом его воображения? Хотя с тех пор, как погиб Хасан, прошло уже два года, Кемаль до сих пор не мог отойти от того сильного потрясения, которое произвела на него эта ужасная и нелепая смерть. Видимо, и в этот раз воображение сыграло с ним дурную шутку, будто бы нарошно подкинув ему этот прекрасный, сказочный образ. Однако вон он, дворец Гевхерхан-султан, возвышается вдали, словно огромное, мифическое чудовище, будто напоминая Кемалю о той женщине, навсегда оставившей след в его сердце. Её последние слова, точно ножом, резанули его по самому сердцу, он никак не мог выбросить их из головы, они звучали у него в ушах, отдаваясь резким диссонансом у него внутри, пронизывая всё его существо до кончиков пальцев, заставляя трепетать каждую его жилку.
Кемаль ускорил шаг. Постепенно начали сгущаться сумерки, Кемаль вспомнил, что у них с братом сегодня вечером запланирован поход в мейхану Ставро-эфенди, старого албанца греческого происхождения, содержащего несколько весьма сомнительных заведений в греческом квартале. Частыми завсегдатаями этих притонов были люди самого разного сорта: торговцы, мелкие ремесленники, портовые грузчики, некоторые купцы, лавочники, мастеровые. Не обходили эти места и янычары, однако Эркин-ага был здесь не часто. Братья не могли напасть на его след, пытаясь окольными путями узнать всю правду об этом человеке, погубившем их брата.
Халил встретил брата холодно, Кемаль и не расчитывал на более тёплый приём. В последние дни Халил не спал ночами, постоянно где-то пропадая. Кемаль любил брата и жалел его. Ведь это был единственный на свете человек, которому он доверял также, как самому себе, который готов был выслушать его, хотя и часто посмеивался над его молодостью, неопытностью и наивностью.
- Я расскажу тебе о том, где я был сегодня и что со мной приключилось, как-нибудь в другой раз, - сказал Кемаль, когда они уже подходили к мейхане, окна которой были ярко освещены и изнутри доносился нестройный гул пьяных голосов, женский смех и визг, залихвацкая османская песня и крепкая брань.
Внутри было душно, спёртый воздух был буквально пропитан запахами различных спиртных напитков, немытых потных тел и табачным дымом. Кемаль и Халил решили, дабы не привлекать особого внимания, сесть за разными столиками в разных концах небольшого помещения, первый этаж которого занимала мейхана. Здесь же, в дальнем углу располагалась небольшая коморка, где жил сам хозяин, Ставро-эфенди. На втором этаже располагались преимущественно комнаты для утех, а также одна большая комната, в которой жили, ели и спали девушки, волей судьбы брошенные на самое дно жизни, вынужденные отдавать себя целиком в руки грязных, вечно пьяных и грубых незнакомых людей ради жалких грошей, скупо выделяемых им хитрым и жадным греком.
- Эфенди, могу я развеять вашу печаль? Ваши глаза так грустны, а мысли так далеки отсюда... Я могла бы утешить вас, вы только скажите, эфенди.
Мелодичный голос пропел над самым ухом Кемаля, он сидел в глубокой задумчивости, опустив голову на руки, и, казалось, не замечал ничего вокруг. От неожиданности Кемаль подскочил и таким диким, свирепым взглядом посмотрел на молодую, стройную девушку, подходившую к нему, что та испуганно попятилась и вскоре затерялась в толпе своих весёлых подруг. Кемаль был взбешён, он был зол на эту девушку, которая так некстати вторглась в его мысли, сразу на всех женщин на свете, а больше всего на самого себя. У него всё ещё не выходила из головы Бегюм-хатун, или Гевхерхан-султан. Как могла она разыграть с ним такую злую шутку? Неужели сердца всех султанш сделаны из камня? Он услышал странный хруст и звон стекла, - от злости он раздавил в руке стакан с вином, и красная жидкость тонкой струйкой стекала по его руке на пол. Но он почти не заметил этого, ему хотелось забыться, забыть эту жестокую и прекрасную хатун, но он вспомнил, зачем он здесь и встал из-за стола.
Вдруг он увидел, что брат тоже встал из-за своего стола и идёт в сторону лестницы, ведущей наверх. Кемаля это очень удивило, он даже подумал, не сошёл ли Халил с ума, ведь он поклялся после смерти своей горячо любимой жены не иметь больше никаких связей с женщинами. Но тут он заметил, что Халил за кем-то следит. Присмотревшись внимательнее, Кемаль увидел на лестнице молодую, красивую девушку в ярком наряде и закутанного в плащ мужчину средних лет. Мужчина уже, по всей видимости, собирался уходить, у него в руках был увесистый кошелёк, который он протянул девушке со словами:
- Вот обещанная мной в прошлый раз сумма. Если придёт Эркин-ага, дайте мне знать. Теперь вы знаете, как меня найти. Помните, этот человек не должен узнать о том, что я приходил сюда и расспрашивал о нём, смотрите же, не проболтайтесь ему. В противном случае вы больше не получите от меня ни одного куруша.
Незнакомец круто повернулся и быстрым шагом прошёл мимо остолбеневших Халила и Кемаля по направлению к выходу.
Отредактировано Атешоглу Кемаль-бей (2016-02-20 20:07:36)
В это утро Терезия всей кожей ощутила, как в благопристойной (если, конечно, так можно выразиться) мейхане сгущалась тяжёлая туча. Почувствовали это и остальные, особенно Ставро. Он часто чертыхался, ругался, сплёвывал на сторону, срывал на всех своё плохое настроение, так что девушки не рисковали, чтобы не нарваться на грубость. Вроде бы, ничего не предвещало беды, хотя это как посмотреть: заведение, соединяющее себе харчевню и пыбличный дом, каждый вечер принимает самых разных людей, в том числе и отъявленных головорезов. Конечно, Терезию ещё Бог миловал от таких ухажёров, но, как говорится, всё ещё впереди, хотя благоразумная венгерка не желала себе такого беспросветного будущего.
День прошёл нервно, и только к вечеру все расслабились. Всё-таки, работа уносит с собой душевные проблемы. Так, по крайней мере, казалось на первый взгляд. Терезия в этот рабочий вечер не пользовалась особым спросом - несколько гостей звали её к своему столу, и она танцевала перед ними, призывно звеня браслетами и монистом, но никто не захотел повести красавицу наверх для продолжения разговора. Венгерку это не особенно расстраивало, тем более, что в условный час к ней должен был явиться очень важный гость, и уж с ним-то она обязана уединиться, чтобы избавить их обоих от лишних глаз и ушей. Этот желанный посетитель не заставил себя слишком долго ждать. Мрачный, во всём чёрном, трезвый и хмурый, он прошёл через весь зал прямо к Терезии и, ни слова не говоря, взял её за руку и повёл на верхний этаж. Через минуту они сидели на постели в полутёмной комнате и переговаривались.
- Ну, что нового узнала, хатун? - Давут сегодня был крайне несловоохотлив.
- Узнала... - таинственно прошелестела Терезия; её тёмные глаза заговорщицки посверкивали. - Сколь важно это - решать тебе.
- Говори, я слушаю. В таком дела важна любая мелочь.
Терезия придвинулась поближе и накланила голову к самому уху Давута-аги, щекоча его щёку длинными вьющимися прядями.
- Эркин-ага прошлой ночью был очень доволен. Мне удалось развязать его подгулявший язык. В начале лета султан выступает в поход и назначает наместником одного из своих братьев.
- Он не сказал, кого именно? - заинтересованно спросил Давут.
- Увы. - вздохнула Терезия. - Но это не главное. Поход приходится на раздачу церемониального бакшиша. Янычары собираются поднять бунт, ибо наместник не вправе раздавать его в отсутствие султана. Их терпие на исходе, и Эркин намерен разжечь этот огонь... Наверное, хочет убить шехзаде силами праведного гнева воинов...
Давут резко поднялся с постели. Он стал нервно мерить шагами комнату, растирая пальцами виски. Затем тяжело плюхнулся рядом с девушкой, тихо рыча от бессильной ярости. Терезия положила свои изящные глянцевито-смуглые руки ему на плечи, но ага одним движением высвободился и одарил венгерку взглядом, не предвещающим ничего хорошего.
- Ты точно не помнишь ещё чего-нибудь? - устало спросил соглядатай. Терезия отпёрлась начисто. - Ну, что ж... Тогда держи вот это. - в руке аги блеснул короткий нож. - Эркина пора убить, как шакала. И сделаешь это ты своей лёгкой ручкой. Упустишь его или будешь разоблачена - тебе не жить, слышишь? .
Терезия почувствовала, как замля уходит в неё из-под ног.
- Нет, эфенди, я этого не сделаю. Ищите кого-нибудь другого. Не хочу подводить Вас почём зря.
Давут сплюнул в сторону, а потом открыл дверь и направился к выходу. Терезия последовала за ним. Давут простился с ней недовольно, с зубовным скрежетом, но и с весомым подарком. Девушка проводила его ласковым взглядом, как вдруг к ней подошли двое красивых и рослых мужчин с грозными лицами.
- Вы хотите развлечься, благородные бейзаде? - слишком поздно поняла красавица, что шутка получилась не слишком удачной.
В самом деле, то, что привлекло Халила, было чрезвычайным. Нет, это не красота девушки, хотя справедливости ради стоит сказать, что она была весьма привлекательна. Но мужчине было совершенно не до этого. Куда больше его интересовали слова незнакомого аги. Если верить его речам, и он, и эта распутница, знают яэркина-агу и даже следят за ним в четыре глаза... Трудно описать, что тыорилось в прожжённой семью ветрами разбойничьей душе. Неведомая сила подняла Атешоглу на ноги и заставила подойти ближе, чтобы расслышать всё, но ага уже собрался уходить. Зато оставалась девушка, которая, возможно, знает немало интересного. А вдруг они с братом близки к своей цели как никогда? Заметив, что Кемаль тоже рядом, Халил начал тихо, но уверенно:
- Для начала скажи, кто этот человек. И не вздумай врать, я ложь за версту чую! К тому же нас двое, а ты одна.
Красавица стояла, как вкопанная. Халилу это не нравилось. Он понял, что она, действительно, знает многое, но ни за что не скажет. Раздосадованный и сердитый, купец подошёл к незнакомке вплотную, взял е за руку, да так сильно, что девушку передёрнуло.
- У нас есть ещё дела в этом вертепе. - просипел старший яатешоглу. - Через час мы отыщем тебя. Если не захочешь говорить, то мы сделаем так, что ты будешь молить Аллаха и нас о смерти. И, возможно, Всевышний сжалится над таким ничтожеством, как ты...
И он отошёл от ""дарительницы удовольствий" к брату, стоящему чуть в стороне. Кемаль посмотрел на него освждающе, дескать, нельзя так с женщинами. Халил взял его за плечи и внушительно произнёс/
- С такими змеями, как она, по-другому просто нельзя, брат. Эта мерзавка что-то знает про Эраина, ты же понимаешь. Не быдт так, я бы уже прирезал её - и дело с концом. Ладно, теперь пойдм, отыщем этого Ставро. Напомним ему о старых счётах.
Вышеозначенного хозяина мейханы им пришлось искать недолго. Албанец сидел в своёй конторке за подсчётом дневной выручки. Перед ним лежвли десятки кошельков разного размера, и лишь малая часть была уже развязана. Ставро сортировал монеты по значимости - мелкие к мелким, крупные к крупным. Звук шагов не послужил для него поводом насторожиться, и он продолжал заниматься своим нехитрым далом.
- Аллах в помощь, ага. - нарочито вежливо произнс Халил. Ставро обернулся на его голос медленно и неповоротливо. - А ты, как погляжу я, разжился с нашей-то лёгкой руки, так?
Албанец встал. Оба брата отметили, что одежда на нём приличная, без заплат, хорошего качества. Да и сама комната, хоть и невелика, но обставлена хорошо. Халил помнил, как в своё время помог этому оборванцу большой суммой денег, чтобы тот мог открыть сво собственное дело, но потребовал при этом возврата долга после того, как тот разбогатеет, а так же сохранения в тайне имён своих благодетелей. Ни то, ни другое условие Ставро ещё не выполнил, ибл в таком месте, как кофейня или мейхана, любое слово, сказанное вскользь, может оказаться либо чересчур ценным, либо преступным.
- Храни Бог вас, почтенные купцы... - поклонился Ставро. - Я у вас в пожизненном долгу, благодетели, к тому же безмерно рад, что вы посетили моё заведение...
Халил поморщился. Заискивающая манера выдавала в человеке двуличие, и этот албанский оборванец тоже был заражн им насквозь.
- Ты прав, именно в пожизненном. - весомо подтвердил купец. - Нет денег - расплачивайся жизнью.
Кемалю стало жутко любопытно, кто бы мог быть тот таинственный ага, который также, как и они с братом, жаждит смерти Эркина. Поэтому он понял, какое усилие пришлось сделать Халилу, чтобы тут же, на месте не убить эту упрямую девушку, которая не захотела прямо открыть им всю правду и об этом незнакомце, и об Эркине-аге, который, как теперь понял Кемаль, бывал здесь часто, и чаще других навещал эту хатун. Значит, она уже наверняка узнала, кто такой этот Эркин-ага. Может быть, он уже рассказал ей о том, что за ним установлена слежка и попросил девушку не раскрывать никому своих тайн и секретов. Однако всем женщинам, в той или иной мере, свойственна болтливость, и наверняка незнакомец в длинном плаще, так спешно покинувший это заведение, именно от этой хатун узнал о том, что её навещает Эркин-ага. А может быть, он сам каким-то образом пронюхал об этих его ночных проделках... Одним словом, Кемаль твёрдо решил, что выследит незнакомца в плаще и выведет его на чистую воду. Но это нужно было сделать тайно, так, чтобы об этом ни одна живая душа не узнала. Однако разве можно сделать что-нибудь тайно в этом душном, пропитанном сплетнями и пересудами городе, похожем на один большой восточный базар, где новость разлетается с быстротой молнии, и уже в течение нескольких минут все узнают эту новость и начинают очень оживлённо её обсуждать. Поэтому Кемаль решил для начала посоветоваться с Халилом по поводу этого незнакомого аги. Но Халилу сейчас было не до этого, он тряс девушку, как грушу, глаза его налились кровью, а голос стал хриплым и холодным, как сталь. В последний раз Кемаль видел брата в таком состоянии сразу после смерти Хасана, когда он, стоя над его распростёртым телом, из которого торчал нож, поклялся точно таким же холодным, звенящим голосом найти и убить Эркина-агу, где бы тот не находился. Кемаль подошёл к брату и положил ему руку на плечо, Халил сразу ослабил свою хватку, оглянулся на Кемаля, и в его взгляде Кемаль прочёл такую боль и страдание, что у него самого сжалось сердце.
Ставро-эфенди, по всей видимости, не ждал их прихода. Кемаль увидел, как он побледнел и как задрожали его колени, когда Халил обратился к нему. Он начал что-то торопливо говорить своим писклявым, стариковским тенорком, заикаясь и поминутно теребя свою смешную бородку. Но Халил прервал его резким окриком, а Кемаль подошёл к албанцу вплотную и взял его за грудки:
- Я надеюсь, тебе не нужно повторять дважды, старый, облезлый петух! Я вижу, тебя давно уже никто не подвергал пыткам и допросам, и от этого твоя мелкая душёнка вся заросла жиром и салом! Ты уже несколько лет водишь нас за нос, а долга, как не бывало! Нам надоело ждать, ты думал, это всего лишь игра? Отвечай нам, свинное мясо, мы должны знать правду!
- О, Аллах, пощадите, эфенди, о каком долге вы говорите? Я не понимаю вас, - пищал старик - я не могу вам выплатить его сейчас.
- Вот как! Не можешь! - кричал Кемаль, - разбогател на наших потом и кровью заработанных акче, а теперь ещё не хочешь возвращать нам долг! Так знай же, что это был последний раз, в следующий раз ты попрощаешься со своей жизнью! А сейчас скажи нам, кто тот ага в плаще, что вышел сейчас из мейханы? Как часто здесь бывает Эркин-ага, ну, говори же, старая свинья! Говори, или тебе не придётся сегодня встретить рассвет!
От сильной встряски голова Ставро моталась из стороны в сторону, он тонко взвизгивал и даже иногда подхрюкивал, словно поросёнок, которого собираются зарезать. Но, видимо, Кемаль не расчитал свои силы, когда он отпустил старика, он уже больше не визжал, а грузно шлёпнулся в кресло - он был без сознания. Теперь настала очередь Халила успокаивать брата.
Отредактировано Атешоглу Кемаль-бей (2016-02-28 21:10:25)
От всего произошедшего Терезия впала в гоубокое оцепенение, и это ещё мягко сказано. Добрых минут пять она стояла возле лестницы безмолвно, неподвижна, лишённая всех пяти чувств. Камень, а не человек... Наконец рассудок вернулся, и Терезия тяжело выдохнула, и тут же её забил мелкий озноб. Краем глаза она заметила, как к ней идёт одна из товарок, но вот кто это? Лишь когда та подошла поближе, венгерка сумела разглядеть, кто это. Аурика, высокая, стройная, с пышными волосами, матово-смуглой кожей и распутным взглядом, двигалась в направлении лестницы, покачиваясь в ритме незатейливого танца.
- Держись, сестричка.[/b] - глухо произнесла она, обнимая подругу за плечи. - Не первый день, поди, здесь обретаешься, должна знать, что почём. Всякий народ тут шляется, а у нас с тобой одно дело, сама знаешь, какое...
Терезия толком ничего не ответила, только кивала и искала глазами кого-то.
- Что, крепко они тебя? - голос Аурики сделался сочувственным. Терезия вновь кивнула. - Ну, ничего, держись. Не впервый раз - выкрутишься. Ты ещё посчастливее всех нас будешь...
Молчаливая собеседница Аурики воззрилась на неё так, словно та открыто издевается.
- [b]В каком смысле? - в первый раз за эти несколько минут она подала голос.
- Иисусе Христе, заговорила наконец болезная наша! И не заикается! - продолжала товарка, - В каком, в каком? А в таком, что к нам такие почтенные гости, как к небе, не захаживают. И одаривают они тебя ой, как щедро!
- Змея ты... - как-то беззлобно, равнодушно произнесла Терезия. - Что попусту завидуешь? Разве знаешь, через что мне пройти приходится, чтоб живой остаться?
В голосе Терезии начала сквозить боль. Аурика это заметила и стыдливо потупилась. В самом деле, эта холёная красавица, словно родившаяся для разврата, и представить не могла, что творилось в душе у ятерезии, когда она принимала знатных гостей. Точнее, гостя. Он ходил к ней не менее раза в неделю и всякий раз дарил ей большие суммы денег, и не за "просто так"... Но и не за ласку, как ни странно. Но это ещё куда ни шло, ведь её главным завсегдатаем был Эркин-ага, чьё имя было на устах у всего города. Этот янычар, головорез и насильник, несмотря на свои бесчисленные грехи, был султанским зятем, искренне преданным Османской династии, а это, как известно, есть самое лучшее грехоотпущение. Так вот, этот Эркин приходил к Терезии часто и всегда не с пустыми руками. Он вёл себя с девушкой так, словно она была не просто дарительницей удовольствий, в его личной собственностью. Всякий раз он грозил ей ножом, напоминая, что кроме него она никого не быдет принимать. Такое настойчивое ухаживание и такие огненные ласки ятерезии нравились, к тому же у неё была сверхзадача - вытянуть у янычара как можно больше тайных сведений, да так, чтобы он ничего не заподозрил. Это всё привносило новые краски в тягучую рутину среди подвыпивших гостей, танцовщиц-подруг, пьяного хохота, драк и даже редких, но метких убийств.
- Ну, этот твой Эркин-ага, он тебя очень любит. И что он в тебе нашёл, хотела б я знать... Ты гляди, Терезия, уведу я его у тебя, ты и глазом моргнуть не успеешь.
- Уводи, если смерти не боишься - серьёзность в голосе Терезии заставила Аурику вздрогнуть. Это не было похоже на ревность, скорее, на искреннее предостережение. - Лучше скажи мне, где сейчас эти двое? Ты их не видела?
Аурика усмкхнулась.
- А тебе на что? Подцепить их на крючок хочешь? Они к хозяину пошли, да что-то долго разговаривают. Во что такое наш старик влип, что к нему для разговора ходят?
- Ладно. - сухо ответила венгерка. - Я пойду наверх. Выйдут от хозяина - скажи, что я жду их для разговора.
Да, Терезия действительно ждала их. В конце концов, на Давут-аге свет клином не сошёлся, а жить-то... хочется...
А в коморке тем временем творилось вот что: резко впавший во флегматику Халил был в секунде от того, чтобы заслонить вусмерть перепуганного Ставро от брата, потерявшего остатки самообладания. Мысленно призвав Пророка на помощь, старший Атешоглу еле заметным движением потянул Кемаля за рукав. Во-первых, мейханщик нужен им был живым и невредимым - не только телесно, но и умственно. А ведь последнее вряд ли возможно после таких ласковых слов, которыми братец наградил этого недоумка.
- Полегче, брат. - процедил сквозь зубы Халил, опасаясь непредвиденных последствий. - А с тобой, Ставро, мы ещё не закончили.
Албанец сжался в комок под пристальным взглядом старшего купца. Его нетрудно было понять: есть такая закономерность - все благодеяния рано или поздно забываются, и в первую очередь людьми низменными, меркантильными и скаредными. Ставро был не столько скупердяем, сколько трусом и неудачником... ну, в том смысле, что его вечно несёт в самыю гущу неприятностей, язык развязывается в самый неподходящий момент и в присутствии не тех лиц.
Кемаль стоял рядом и, скрестив руки на груди, слушал, не встревая в разговоры. Точнее, усилием воли заставлял себя не встревать. Халил между тем подошёл к своему пожизненному должнику, ласково взял его за плечи и мягко усадил на крепко сколоченный табурет. У мефханщика были такие по-собачьи честные глаза, но этому взгляду Халил ни на йоту не верил. Уж он-то разбирается в людях, ему стоит одного беглого взгляда, чтобы распознать натуру человека безошибочно. На Востоке иначе нельзя, потому что в противном случае, когда испарится хоть малая толика бдительности, смерть явится за несчастным в чёрной чадре, от неё будет пахнуть жаром песков, жасмином и вином, она ласково возьмёт свою жертву за руку и поведт по Райскому мосту.
- Смотри и запоминай. - начал яатешоглу, неуловимым движением извлекая из-за широченного кожаного пояса маленькую склянку с круглой деревянной затычкой. В сосудике искрилась, плескалась и наслаждалась собственной красотой какая-то янтарная жидкость. Халил поднёс склянку к глазам Ставро, губы "сына огня" тронула едва заметная улыбка. - Это называется "слёзы змеи".старые люди рассказывают, что шесть поколений тому назад у одного из наших султанов был роскошный зверинец... - Халил опять отошёл от албанца и стал прохаживаться вокруг него, сидящего на табурете, съёжившегося от омерзительного шакальего страха. - Кого там только не было - лььвы, гепарды, волки, тигры, чудесные птицы, северные туры и медведи, слоны редкой белой масти, а уж о лошадях и говорить нечего. Но гордостью султана была змея. Эту змею он поймал на охоте в пригороде Стамбула, поразился её красотой и живой доставил во дворец. - дар слова у Халила был ничуть не хуже, чем у младшего брата, вот только растрачивать его попусту Атешоглу не очень-то любил. Однако на таких недалёких людей, как этот Ставро, подобные росказни действую беспроигрышно. - Эта змея стала жить в особой комнате дворца, султан часто разделял с ней трапезу, и по столице ходили слухи, что повелитель умеет понимать язык пресмыкающихся.
- Х-хорошая ск-казка... - заикнулся Ставро, млея на глазах. - Господи Боже, ну и язык у тебя, эфенди...
- Погоди, ещё и не то услышишь. - продолжал Халил. - Змея султана была ручной, никого не обижала и не трогала. Когда падишах садился за трапезу, она первая пробовола все яства, предостерегая государя об опасности. На саму змею яд не действовал, но отраву она чувствовала как никто другой. И вот однажды главная жена султана решила отравить чешуйчатую тварь. И вот в один из вечеров принесли ужин. Змея спала у ног султана. Государь пожалел свою охранницу, не стал будить и осушил кубок с шербетом. Когда змея проснулась, то увидела распростёртое тело своего хозяина, в руках которого намертво был зажат пустой кубок. Преданное существо стало ронять свои янтарные слёзы, слёзы несчастной любви и верности. Если эти "слёзы", хотя бы одну капельку, вылить в еду, на одежду или на простыню, ты скончаешься в страшных мвках. А если к открытой склянке поднести факел, вспыхнет такое пламя, которое поглотит всё живое и неживое. Если ты не вернёшь нам долг, вспомни ещё раз эту дегенду.
Халил ещё раз поднёс склянку к глазам Ставро. Больше он ничего не говорил, предоставляя вставить своё веское, но (дай Аллах) менее эсоциональное слово Кемалю.
Всё время, пока Халил рассказывал Ставро историю о ядовитой змее, Кемаль стоял в стороне, обдумывая, как дальше повести разговор. Ему хотелось поскорее закончить с этим взбалмошным старикашкой и заняться поисками хатун и того странного человека, что был с ней. Он подумал о том, что девушка уже наверняка подняла на ноги всё заведение, и уже все знают о том, что в их притоне находятся купцы Атешоглу. "Проклятье", - с раздражением думал Кемаль, - эта девушка спутает нам все планы.
Однако он тут же осадил себя, упрекнув мысли в несдержанности и поспешности. Он подумал, что из этого никчёмного албанца и из девушки можно вытрясти массу полезной информации, словно из мешка с диковинными товарами. Но для начала необходимо было выведать имя этой хатун. Он стремительно подошёл к Албанцу, который готов был уже во второй раз лишиться чувств, но к этому Кемаль был готов. Он с силой встряхнул старика, хотя весил он для своих лет, надо сказать, порядочно.
- Эй ты, жирная скотина, не вздумай заставлять меня пачкать мой драгоценный ятаган о твою дешёвую, грязную шкуру! И хотя я совсем не собираюсь этого делать... пока... однако тебе стоило бы над этим хорошенько подумать. Я мог бы хорошенько отделать тебя, но, признаюсь тебе честно, не хочу морать руки о такую мерзость, как ты!
Ставро весь затрясся, его лицо побелело и пошло пятнами. Однако Кемаль был вне себя, внутри него клокотала ярость, готовая в любую секунду выплеснуться наружу, и весь тот огонь, что сжигал его сегодня с того момента, как он встретил Бегюм-хатун, казавшийся ему вначале пламенем любви, а впоследствии превратившийся во всепоглощающее, бушующее пламя ненависти, неудержимо рвался наружу. Кемаль продолжал:
- В последний раз спрашиваю тебя: кто тот человек, что недавно вышел из твоей мейханы, и кто та хатун, с которой он был? Мне нужны их имена, ты слышишь, кабанья твоя бошка, их имена, ты понял!
Тщетно Халил пытался остановить разгневанного младшего брата, тщетно старался оторвать его от беспомощного старика, который хрипел, захлёбываясь собственными слюнями, пытался что-то сказать, но из его горла вырывались какие-то нечленораздельные звуки. Наконец, Кемаль ослабил свою хватку. К горлу подкатила тошнота, а откуда-то из области живота поднималось неприятное чувство омерзения и брезгливости. Ставро немного пришёл в себя и смог произнести несколько слов:
- Эфенди, прошу простить меня за дерзость, но я не знаю, кто тот человек в плаще, о котором вы спрашиваете. Он часто приходит к одной из тех девушек, которые находятся у меня на содержании.
- Тогда назови мне хотя бы имя этой хатун, мерзавец! - заорал Кемаль. К нему подошёл Халил и положил руку ему на плечо, но Кемаль даже не заметил этого.
- Э-эфенди, эту ха-хатун зовут Терезия, она в-венгерка.
- Да хоть венецианка! - уже мягче проворчал Кемаль, - один шайтан их там разберёт! О, Аллах, дай мне сил и терпения! Не стану благодарить тебя, ибо ты не заслуживаешь такой высокой чести, хотя и сказал то, о чём я просил тебя. Однако долг ты нам так и не вернул. Поэтому мы вынуждены будем забрать у тебя то, что лежит у нас перед глазами.
Кемаль подошёл к столу, сгрёб все деньги, которые Ставро-эфенди ещё так недавно мирно раскладывал по стопкам, высыпал их в большой кошелёк, который всегда имел при себе, и повернулся к остолбеневшему Халилу, который от быстроты всего произошедшего, по всей видимости, потерял дар речи. Братья вышли из коморки Ставро и захлопнули за собой дверь. Отойдя на порядочное расстояние и уже приближаясь к лестнице, братья услышали дикий, нечеловеческий вопль, доносившийся из покинутой ими комнаты, и какие-то странные, глухие удары - это Ставро-эфенди в иступлении бился головой о стену.
Отредактировано Атешоглу Кемаль-бей (2016-02-28 22:13:19)
Расставшись с Аурикой, Терезия кошкой взбежала наверх войдя в комнату, она прикрыла дверь, села на постели и выдохнула, словно минуту назад за ней гнался кто-то невидимый и страшный. Аги явно не шутили, грозя ей смертью. Интересно, как они, простолюдины, умудрились втесаться в историю с самим Эркином-эфенди? Ладно бы, если они имели хоть какой-то вес в городе, а то так - не рвба и не мясо... В таких недоумениях и догадках девушка провела минуты три, от силы - четыре. Дверь скрипнула, Аурика, растрёпанная, с бешеными глазами, быстро скользнула в комнату, закрыла дверь и облокотилась на неё саиной, тяжело дыша и метая взглядом такие искры, что Терезия поёжилась. Что могло довести всегда насмешливую и ничего не боящуюся Аурику до такого состояния, можно было только гадать до бесконечности. Венгерская "гурия" уже открыла рот для аервого из множества вопросов, но незваная гостья начала первой.
- Видела я этих двоих турок. - заговорила она, шумно вдыхая и выдыхая воздух. - Скоро придут к тебе, жди.
Терезия нахмурилась. Каков бы ни был исход второго за вечер разговора с ними, ей уже было всё равно. С Эркином им никак уж не тягаться, так что для разнообразия можно и сыграть со слишком рьяными посетителями злую шутку. Тем временем Аурика продолжила, и её по мере её рассказа Терезия мрачнела на глазах.
- Вышли от нашего злодея такие сердитые, прямо не подходи к ним. Я еле-еле сказала, куда им идти для разговора с тобой. Кстати, а ведь с хозяином что-то нехорошее сотворили эти изверги. Он, конечно, поганец редкостный в смысле денег, но не распоследняя сволочь... не то, что этот твой...
Венгерка благоразумно решила не уточнять, кого подразумевала товарка - Давута-агу или Эркина. Честно говоря, ни того, ни другого Терезия сволочью не считала. Один ничего ей не сделал плохого - просто приходил за информацией и уходил подобру-поздорову. А со вторым у неё было слишком много приятного, чтобы забивать голову такой ерундой. Все янычары головорезы и насильники (особенно с христианками), но и у них есть свои взгляды на честь... своеобразные, конечно, но хоть какие-то. Можно ли назвать Эркина подлецом, когда у него такие глаза, такие жгучие объятья... Секундочку, при чём тут это?...
- Вхожу я, значит, в комнату, спрашиваю, не нужно ли чего. Смотрю - а боров наш скулит похлеще любого пса и легонько так головой о стену колотится. Я на него стакан воды вылила, и то в себя не пришёл. Что ж ему эти нехристи такого наговорили, что мучитель наш умом тронулся, а?
- Ты что несёшь? - всё ещё не веря своим ушам, выдохнула Терезия.
- Правду. - весомо произнесла Аурика. - Ладно, пойду я, вдруг мне сегодня удача улыбнётся?
Венгерка пожклала подруге "счастливой охоты" и, дождавшись, когда дварь за гостьей закрылась, в бессилии рухнула на постель лицом кверху. Слишком много происшествий за один вечер, не так ли? Драка - ещё куда ни шло, убийство - тоже как-нибудь пережить можно, но сумасшествие Ставро? В этот момент на этаже послышались шаги. Заслышав их, "гурия" поднялась, оправилась, так как поняла: пришли по её душу.
Выйдя из коморки, Халил смахнул рукавом пот со лба. Честно говоря, он ожидал от брата куда большей терпимости, но сегодня Кемаль раскрыл себя с новой стороны. Казалось, они поменялись ролями. Оба брата выбрали местечко поуютнее и уселись, ничего не заказывая. Свечка на низеньком столике чадила, но в общей обстановке это было совершенно неважно. Собравшись с мыслями, Халил решил первым начать разговор:
- Не ожидал я от тебя, брат. Что это на тебя нашло, скажи на милость? Довёл бы до ручки старика, а выгоды - никакой. Нам он нужен живым. Хочу, чтобы он добровольно вернул нам долг, если хочет доказать свою преданность, это во-первых. А во-вторых, он может оказаться нам очень полезен. Кемаль, ты вообще слушаешь меня? - старший брат повысил голос, но Кемаль, казалось, мысленно находился где-то далеко. Халил нахмурился. Ему вспомнилось, чтт его братишка где-то плутал с самого утра, да ещё и вместе с обозом.
- Эй, между прочим, ты обещал мне рассказать, что случилось с тобой сегодня. Нехорошо отмалчиваться, братика, я ведь всё по глазам вижу.
Старший Атешоглу, действительно, умел читать по глазам, как по книге. А уж взгляд брата он изучил так хорошо, как никто другой. Такой же проницательностью обладала их названная мать - Джейлан-хатун. Если она хоть с кем-нибудь встречалась глазами, то сразу знала, что у человека на сердце, видела его насквозь. Братья любили её, любили и побаивались. Она умела одним словом смягчить даже самого гневного вроде Мерхума. Сеит-ага уважал единственную женщину в шайке, а уж если сам атаман так относится к ней, то и остальные разбойники чтили её, отдавая должное красоте, уму и проницательности. Умение читать по глазам Халил воспринял именно от неё.
- Девушка? - мрачно, равнодушно и даже с пренебрежением угадал Халил.
Кемаль не ответил.
- Так я и знал. - угрюмо констатировал Халил. - Ну, и на кого же из красавиц Стамбула наткнулся мой младший братец
Кемаль сидел с таким видом, словно на него взвалили непомерную тяжесть. Халил понял, дело серьёзное. Ещё чуть-чуть, и брат сам выговорится, надо только его к этому подтолкнуть.
- Дурак. - Халил сказал это, как отрезал. - Дурак, потому что не хочешь рассказывать. Я тебе враг что ли? Выговорись, самому же легче будет.
Девушка, внезапно возникшая у их столика, заставила Халила прерваться. Красивая, высокая, с пышными чёрными волосами, нежно-смуглой коже, в монистах и браслетах, она могла и мртвого из могилы поднять. Она подмигнула обоим братьям и заговорщицки прошептала:
- Терезия-хатун наверху, в первой же комнате слева. Приходите, когда захочется, она будет терпеливо ждать вас.
Старший купец кивнул, вынул из-за пояса небольшой кошелёк с пятидесятью дукатами и вложил в руку красавицы. Та поразилась столь крупной сумме, и по её лицу было видно: она хочет поинтересоваться, кто её благодетели. Халил искренне обрадовался, увидев, что эта падшая женщина далеко не дурочка, когда она просто поклонилась и отошла в сторону, не вдаваясь в расспросы.
- К этой ятерезии мы ещё успеем зайти, - продолжил Халил начатый разговор, - а теперь, брат, мне бы хотелось знать всё, что с тобой случилось.
В спальню, где обреталась Терезия братья Атешоглу вошли минут через двадцать. Неклыбчивые, спокойные, собранные.
- Ещё раз добрый вечер, красавица. - притворно вежливо начал старший. - У тебя было время, чтобы всё обдумать, мы двли его тебе даже с лихвой. Теперь рассказывай, с кем ты говорила сегодня у лестницы, о ком шла беседа? Одно слово лжи - и ты предстанешь перед вашим богом.
Выйдя от Ставро, братья сели за небольшой столик в углу, в том месте, где на них меньше всего обращали внимание. Кемаль был погружён в задумчивость, всё произошедшее только что угнетало его. Он и сам не знал, отчего в его на сердце было так пусто, а в душе откровенно скребли кошки. Ему нужно было выговориться, брат всё допытывался, где Кемаль был сегодня утром. Всегда внимательный и проницательный Халил, конечно же, уже заметил на лице Кемаля непроницаемую маску печали и грусти, которая, кажется, навсегда запечатлелась на его лице, и снять эту маску сможет либо сама старушка смерть, либо... Восклицание брата заставило Кемаля подскочить. "Да-да", - подумал юноша, - Халил прав, я действительно дурак! Разнюнился сегодня перед этой пышной хатун, а на самом деле что получилось? Никакая она оказалась не Бегюм, а сама Гевхерхан-султан! Ловко же она сумела обвести меня вокруг пальца, очень ловко! Но это ей так даром не пройдёт! Она ещё сама не понимает до конца, во что ввязалась. Никто не имеет права вставать на моём пути, даже женщина, пусть даже такая красотка, как эта султанша! А я, дурак, поддался первому порыву, подумал, что то чувство, которое я испытал к этой мнимой Бегюм, и есть настоящая любовь! Нет-нет, подобной сцены больше не повторится никогда, лучше бы я вообще не встречался с ней, лучше бы поехал другой дорогой, а её карету нашёл бы сам Эркин-ага. Вот было бы дельце!
Однако здесь ход его мысли прервал голос одной из падших женщин, которая сказала братьям, что Терезия-хатун у себя. Когда девушка отошла, Халил снова начал приставать к Кемалю с расспросами. Наконец, Кемаль сдался. Ему самому хотелось поделиться с братом своим горем, как это бывало и раньше. Кемаль помнил, как он, ещё в детстве, много раз прибегал к брату, ища у него помощи и защиты, и Халил никогда не отказывал Кемалю в помощи.
- Хорошо, брат, - начал Кемаль, - я расскажу тебе обо всём, что со мной приключилось этим утром, не могу отказать тебе в твоей просьбе.
И юноша рассказал брату обо всём: и о своей поездке в Эдирне и неожиданной встрече с Исмаил-беем, и о том, как случайно обнаружил в лесу карету, и о мнимой Бегюм-хатун. На протяжении всего рассказа Халил слушал очень внимательно, ни разу не перебив. Когда Кемаль кончил свой печальный рассказ, Халил помрачнел и долго сидел неподвижно. Затем он поднялся и сказал, что эту тему они ещё успеют как следует обговорить, однако сейчас его больше интересует Терезия и таинственный незнакомец.
На второй этаж вбежали одновременно, стуча по лестнице башмаками. Кемаль ещё подумал: "Теперь, наверное, все посетители подумают, что Ставро припрятал в своём кабачке целое стадо слонов, и теперь разбегутся по своим домам. Ну и хорошо, нам лишние уши не нужны, потому что известно, что и у стен есть уши".
Терезия-хатун при виде их вся побледнела и задрожала, хотя и пыталась скрыть своё волнение. Вся та ярость, которая готова была захлестнуть Кемаля во время его разговора с полоумным стариком, оставила Кемаля. Когда он рассказал обо всём Халилу, ему вдруг стало лекче и на душе спокойнее. Он просто подошёл к девушке и мягко, почти вкрадчиво, произнёс:
- Хатун, я понимаю, ты напугана нашим неожиданным появлением. Но поверь, что у нашего посещения этого заведения есть свои цели. Мы хотим знать, кто таков тот незнакомый ага в длинном плаще, который был с тобой. Мы слышали, что он что-то сказал про Эркина-агу. Так знай же, хатун, что мы хотим знать правду. Что ты знаешь об Эркине-аге, где он сейчас скрывается и как его можно найти? Не упорствуй. Если попытаешься солгать нам, можешь смело попрощаться с собственной жизнью, так как в данную минуту она висит на волоске.
Кемаль умолк, выжидательно глядя на Терезию, которая побледнела ещё больше. Видимо, вкрадчивый тон Кемаля пронял её сильнее, нежели жёсткие окрики старшего Атешоглу. Но вот, наконец, она понемногу справилась со своим волнением, и Кемаль понял, что настала её очередь говорить.
Отредактировано Атешоглу Кемаль-бей (2016-03-04 22:11:05)
Едва аги вошли в комнату, Терезия почувствовала, как между лопатками пробежал колючий ток страха. Она поприветствовала их подобием поклона, при этом стараясь не поднимать глаза на своих гостей. Первый заговорил с хрипотцой в голосе, речь его была суха и отрывиста, но в каждом слове чувствовался недюжинный вес. Голос второго был куда более вкрадчивым, зато венгерка впечатлилась его речью куда больше. Но если эти двое думают, что она испугается и выложит перед ними всю правду, то пусть не тратят время даром. С другой стороны, нельзя будет уйти от ответа. Раз они довели до сумасшествия хозяина, то с обычной продажной женщиной у них разговор будет коротким. Эх, была не была! Врать - так напропалую. Хотя нет. Сперва нужно потянуть время, чтобы придумать ответ получше - такой, чтобы и волки были сыты, и овцы целы.
- Добрый вечер, аги. - учтиво начала Терезия. - Я помню, что мне грозит в случае молчания. Однако я не могу сказать вам ничего, не ведая, кто вы и на что надеетесь.
Венгерка крайне разочаровалась, получив ответ в следующую же секунду и с исчерпывающей точностью. Трюк с растяжкой времени не прошёл, приходилось отвечать начистоту... ну, или почти начистоту.
- Ну, раз так, бейзаде, я кое-что могу рассказать. Только учтите, известно мне немного, за что купила, за то и продаю. Человек, с которым я говорила сегодня у лестницы - Давут-ага. Он соглядатай, но на кого он работает, и как его найти, я не знаю. Он приходит и уходит внезапно, может застать врасплох. В чью пользу он шпионит, мне тоже неизвестно.
Гости, по всей видимости, родные братья слушали молча, не перебивая. Один стоял, скрестив руки на груди, второй мерил шагами небольшую комнату. Мерный стук его сапог об пол несколько сбивал Терезию, но это, в сущности, такая мелочь.
- Он нашёл меня совершенно случайно. Как я догадываюсь, он выслеживал меня или узнал обо мне от кого-то. Ему стало известно, что моим завсегдатаем является некто Эркин-ага.
На последнем слове оба слушателя замерли. Венгерка тоже замялась, мысленно прося Господа, чтобы беда прошла стороной. Главное, не дать маху, иначе этим вечером прольётся кровь.
- Давут-ага сторого-настрого приказал мне войти к этому человеку в доверие и разузнать о нм всё. Пока я знаю, что этот Эркин - самый главный в стамбульском янычарском корпусе и ничего более. Он неразговорчив, а если и говорит, то мало. Надеюсь, теперь вы понимаете, что с меня спрос невелик. Можно, конечно, попытаться найти и расспросить Давута-агу, но ведь он, как дикий кот, появляется и исчезает, когда ему взбредёт в голову.
Девушка замолчала окончательно. Выражение лиц братьев не предвещало ничего хорошего. То ли они не поверили ни единому слову, то ли рассказ венгерки их не устроил, хотя они ожидали куда более чётких сведений.
Ближайшие пять минут во всём мире нельзя было найти слушателя внимательнее и заинтересованнее, чем Халил. Важна была любая мелочь, любое обстоятельство, но... Улов на информацию для кровных мстителей оказался крайне небогат. Дослушав до конца и осознав всё сказанное, Халил-ага сильно помрачнел. То ли он теряет хватку и уже не так внимателен к людям, то ли этой вертихвостке действительно нечего было скрывать. Пока что всё сходилось: Эркин - янычар, глава стамбульского корпуса. Врагов у него, наверняка, хватает, и очевидно, этот Давут-ага следует по пятам за Эркином по приказу одного из них. Интересно, а кому ещё выгодна смерть этого злодея? Да уж не одному человеку, это точно. Что-то подсказыыало Халилу, что эта ушлая крачавица многое утаивает, а если так, то надо её хорошенько припугнуть. Если со Ставро можно было применить грубую силу, то с женщиной нужно вести себя более учтиво, хотя, откровенно говоря, не все этого заслуживают.
- Это всё, что ты знаешь, хатун? - Халил вопросительно выгнул левую бровь. Глаза по-ястребиному сверкнули на Терезию. Утвердительный кивок, последовавший в этот же миг, укрепил некоторые сомнения купца-разбойника.
- Что ж, я верю тебе. - спокойно и дружелюбно заключил старший из "сыновей огня". Вижу, в такой хорошенькой головке умные мысли водятся. - ага протянул руку и провёл по волосам девушки отчего та слегка вздрогнула. Халил мысленно отметил это как знак нечистой совести. Правую руку он запустил за пояс, крепкий и широкий, под которым прятались два кинжала и ещё одно весьма интересное оружие. Атешоглу далеко не всегда носил его с собой, и в этот раз взял в мейхану исключительно по рассеянности (хотя Халил-ага и рассеянность... о, Аллах, да скорее, мир перевернётся и реви потекут вспять, чем Халил Атешоглу потеряет бдительность!). По форме оружие представляло собой медное ожерелье с причудливой саруханской ковкой. Внутренняя сторона, прилегающая к шее, была заточена не хуже дамасского лезвия. Этот красивый, тяжеловатый, но вмеру изящный убор смыкался при помощи зажимов, и его можно было регулировать специальным, едва заметным рычажком. Одно передвижение - и ожерелье становилось уже, щелчок обратно - и оно вновь становилось прежнего размера. Хитрая вещь, имеющая свою предысторию. Халилу очень не хотелось рассказывать вторую по счёту сказку за вечер, но весь на Востоке, особенно в землях османов, каждая вещь имеет свою собственныю историю, легенду, тайное значение, понятное лишь немногим знающим.
- Нравится? - спросил Халил, поднося к глазам мадьярки диковинную вещь. - Даю голову на отсечение, тебе ещё никто не дарил подобного.
Терезия явно засмущалась, и Атешоглу был доволен её реакцией.
- Это ожерелье Феодоры. Лет двести пятьдесят тому назад, когда Стамбул был ещ Константинополем, тогдашний султан, мир праху его, высватал византийскую царевну. По слухам, Феодора была прекрасна, как луна не небе, но горда и спесива. Она согласилась пойти замуж после длительных уговоров отца. Перед свадьбой она заперлась в своей комнате и молилась об одном - она хотела жить и умереть христианкой.
Глаза Терезии сияли любопытством, Халил понимал, что он на верном пути. Ожерелье всё ещё было у него в руке, и "изгнанная из Эдема" гурия смотрела на неё, не отводя взгляда.
- В день свадьбы она выехала со свитой на большую дорогу, где её должен был встретить сам султан с двенадцатью визирями и тысячей янычар. В ожидании встречной процессии, все расположились в шатрах посреди широкого поля у самой дороги. В это время по полю шёл бедно одетый крестьянин. Он остановился и стал просить стражу пропустить его к царевне. Его гнали бичами, но бедняк стоял на своём. Тогда гордая Феодора сама вышла навстречу незнакомцу. "Кто ты?" - спросила она путника. "Царевна, я простой кузнец из Синопа, пришёл посмотреть на твою свадьбу и принс для тебя скромнвй подарок. Прими его, ради всего святого!". Красавица подошла, и синопский кузнец вложил в её белую ручку чот это самое ожерелье. Подарок не слишком был достоин царской дочери, но гречанка укротила свою гордыню и приняла его с улыбкой. "Ночью мне явился ангел, - продолжал житель Синопа, - он повелел мне исполнить то, о чм молилась ты в канун свадьбы. Когда твои слуги завидят султанскую процессию, удались в шатр и надень это ожерелье. Скрой свою шею длинным платком. И ни в коем случае не снимай его..." - венгерка боялась вздохнуть - так захватил её чудесный рассказ. Халил поднёс ожерелье ещ ближе и велел девушке провести пальцем по внутренней стороне. Терезия повиновалась, и через секунду слегка вскрикнула: на пальце образовался достаточно глубокий порез. - Догадываешься, что было дальше, хатун? Когда вдалеке показались османские хоругви и послушались звуки зурны, дчь православного царя ушла в шатёр и надела кузнецкий подарок себе на шею, покрыла голову платком и надела поверх дорогую корону. Султан встретил невесту с почестями, и она улыбалась, идя навстречу богоданному супругу. Но едва её подвели к имаму, чтобы обратить в мусульманскую веру, византийка упала, как подкошенная. Ожерелье перерезало ей горло.
Повисла пауза. Терезия смотрела то на "украшение", то на свой порезанный мизинчик, то на сладкоречивого рассказчика. Ужас отразился в её распутных глазах. Халил торжествовал - стрела слова попала точнёхонько в цель.
- Если окажется, что ты недоговариваешь, хатвн... - взгляд старшего Атешоглу посерьёзнел, - испытаешь чудесную силу этого ожерелья на собственной лебединой шейке. Уверен, после этого ты запоёшь, как соловей.
И Халил отошёл в сторону, предоставляя младшему брату возможность поговорить с Терезией ещё раз.
Кемаль отошёл в сторону и решил не мешать брату разговаривать с хатун. То, что она рассказала им, свидетельствовало о том, что девушка насмерть перепугана таким неожиданным появлением двух купцов в доме порока. Кемаль понимал её и даже немного жалел в мыслях, хотя настойчивый и противный внутренний голос твердил ему, что ни за что не стоит вступать с этой хатун в более близкие отношения, ведь неизвестно, какие мысли таятся в этой прекрасной головке. Да и сегодняшнее происшествие в лесу навсегда изменило отношение младшего Атешоглу к женщинам, перечеркнув все те романтические чувства, которые он прежде испытывал к этим чудным созданиям. Теперь в его сердце осталась лишь холодная надменность и непреступность, которую молодой человек решил хранить до тех пор, пока не убедится, что на его пути встретилась такая хатун, которая способна растопить этот вечный лёд. Однако Кемаль решил больше не вспоминать Бегюм-хатун, а для этого ему нужно было сосредоточиться на том деле, из-за которого они с братом пришли сюда и за которое решили сражаться до последней капли крови, а именно: найти и уничтожить Эркина-агу, чего бы им это не стоило, найти где угодно - под землёй, под водой, в пасти самого страшного дракона, но лишь затем, чтобы стереть это чудовище с лица земли, которая, вероятно, и сама рада бы сбросить его с себя, но невероятная удачливость и увесистая хватка каким-то непостижимым образом всё ещё удерживают его, не давая ему упасть.
Внезапно Кемаль очнулся от своих мрачных мыслей и весь превратился в слух. Происходило что-то интересное, девушка стояла, ни жива, ни мертва, а брат держал в руках какой-то замысловатый предмет и что-то рассказывал. Кемаль прислушался, он всегда знал, что брат обладает даром красноречия, но сейчас даже он открыл рот от удивления. "Откуда он только берёт все эти легенды", - подумал с восхищением Кемаль, - на ходу он их сочиняет, что ли? А ещё что-то говорит про мои стихи, у самого неплохо сочинять получается. Кемаль любил занятные истории, особенно, когда их рассказывала Джейлан-хатун. Кемаль всегда любил эту женщину, заменившую им мать, и с увлечением слушал захватывающие истории, и его живое воображение часто рисовала то картины жестоких сражений, то тонущего в море корабля, то пышных торжеств в султанском дворце... Все эти рассказы Кемаль слушал с большим увлечением и нередко просил Джейлан рассказать что-нибудь ещё, или повторить особенно понравившуюся ему сказку. Однако время сказок очень скоро закончилось, и началось время суровой реальности. Кемалю очень быстро стало ясно, что всё то, о чём он мечтал когда-то в своих смутных, неясных грёзах, вполне достижимо, если только ты сам приложешь усилия к тому, чтобы твои желания воплотились в жизнь так, как ты сам этого пожелаешь. Очень быстро братья заслужили уважение и доверие многих горожан, обрели силу и могущество, их боялись и, вместе с тем, обращались к ним за помощью. Они старались никому в этой помощи не отказывать, но и знали всему цену. До поры, до времени всё было хорошо, пока в их жизни не появился Эркин-ага, навсегда разделив её на "до" и "после". Однако сейчас Кемалю меньше всего хотелось вспоминать о нём, он видел, как напугана Терезия, и решил, что так из неё не вытрясти нужной информации. Поэтому он дождался, когда брат убрал опасное оружие от лица девушки, и неторопливо подошёл к ней.
- Не волнуйся, хатун, - спокойно обратился он к девушке, - рассказывай всё, что знаешь, нам важно знать всё, что связано с Эркином-агой. С Давутом-агой мы ещё разберёмся, он тоже не уйдёт от нашего внимания, но сейчас нам важно узнать от тебя всё, что тебе говорил этот дьявол во плоти, этот Эркин. За свою жизнь можешь не бояться, пока мы здесь, мы не дадим тебя в обиду. Мы заплатим тебе вдвое больше, чем дал тебе этот Давут-ага, только если ты обещаешь нам молчать и никому не расскажешь о том, что мы были у тебя и спрашивали про Эркина. Старика Ставро мы уже хорошенько припугнули, он теперь скулит и воет в своей коморке, словно жалкая собачёнка, которой откусили хвост. Он наш старый должник, он не посмеет раскрыть свой рот, потому что ему дорога жизнь также, как и тебе. Ты сказала, что больше ничего не можешь нам рассказать об Эркине, это действительно так, или у тебя есть ещё кое-что, что ты могла бы нам рассказать?
Терезия отрицательно покачала головой.
- Прекрасно, - сказал Кемаль, - я верю тебе. Ты и так сказала нам достаточно, а уж Давута-агу мы и сами найдём и поговорим с ним. Мы должны принести тебе свои извинения за столь неожиданный и поздний визит, а теперь обещанный подарок.
Кемаль отстегнул от пояса объёмистый кошелёк, внутри которого мелодично зазвенели серебряные монеты, и подал его остолбеневшей девушке, которая с растерянным, даже испуганным выражением лица взирала на увесистый кошелёк.
- Здесь четыреста акче, хатун, - произнёс Кемаль, - думаю, для первого раза этого будет достаточно. Отныне ты находишься под нашей защитой, следи за Эркином-агой ещё пристальнее, и помни о своём обещании. Если вздумаешь нарушить данное тобой слово и проболтаешься кому-нибудь, наш ятаган быстро найдёт тебя и в одно мгновение снимет твою прекрасную головку с такой тонкой шейки, на счёт этого можешь быть спокойна. А теперь прощай, у нас ещё много дел. Мы ещё вернёмся, не забывай об этом, хатун.
С этими словами Кемаль повернулся к брату, они уже собирались уходить, как вдруг какой-то странный звук снаружи заставил обоих братьев замереть на месте. Халил одним прыжком пересёк комнату и пинком ноги распахнул настежь дверь. Братья успели заметить лишь маленькую светловолосую фигурку какой-то девушки, которая быстро бежала вниз по лестнице. Приглядевшись внимательнее, Кемаль узнал в ней хатун, которая безуспешно пыталась соблазнить его, когда он сидел за столиком там, внизу, погружённый в свои мысли.
- Проклятье! Нас подслушали! - закричал Кемаль, - скорее бежим, Халил, надо догнать эту мерзавку прежде, чем она спустится вниз!
И оба брата опрометью бросились догонять быстро убегающую девушку.
Отредактировано Атешоглу Кемаль-бей (2016-03-07 12:33:20)
Терезия осталась одна в пустой комнате. Вряд ли ретивые посетители успели догнать беглянку, да и она едва ли поняла что-нибудь из сказанного, ведь большинство девушек просто не участвуют ни в каких интригах, и слава Богу. Если бы каждая из "дарительниц наслаждения" была замешана хоть в маломальски занятной истории, то вся мейхана превратилась бы в настоящее змеиное гнездо. А ведь змей и без этого хоть отбавляй.
В комнату снова вошли без стука. Опять Аурика. Терезия вздохнула, поняв, что её мечты о недолгом отдыхе накрылись медным черпаком, и пригласила товарку сесть рядом. Аурика, с капельками пота на лице, нездорово горящими глазами и охрипшим голосом, взахлёб рассказыыала подруге, о чём только что узнала.
- Эти твои гости, оказывается, не абы-кто, а братья Атешоглу. Слышала о таких?
Пару-тройку раз Терезия слышала это прозвище, и всякий раз его произносили с трепетом. Судя по всему, важные шишки эти Атешоглу, раз все прямо цепенеют перед ними. Но лично ей это ни о чём не говорило, поэтому она попросила подругу рассказать всё по порядку, но прежде чем выслушать, спросила:
- Догнали?
- Девку-то? Да эта непутёвая лишку хватила. Пошля наверх, да спьяну и заблудилась. Притулилась у твоей двери, а тут эти горлопаны на неё как накинутся... Ну, а как увидели, что наша Эрика навеселе, так и плюнули. Старший для острастки в висок её хватил, да и ушли оба с миром. Представляю, как эта падаль завтра перед хозяином отчитываться будет.... если, конечно, боров наш в себя не придёт. А что до этих Атешоглу? Убийцы ведь они, сестричка. Душегубы, по ним виселица плачет. Поговаривают, старший, Халил-ага, свою жену в могилу свёл, почитай, ни за что. Ну, спуталась, бедная, с янычаром, так разве ж за то убивать? А он её, подлец, с полгода или поменьше ядом травил. Людям сказали, что умерла во сне, да только я этому не верь.
Терезия слушала, не перебивая. Слова подруги ясно показали ей, в какую игру её втравили два захожих купца. Потом вдруг она резко повернулась к Аурике с блестящими глазами.
- А янычара как звали? - с деланным равнодушием спросила она.
- Вот нашла, о чём спросить, дура! - отмахнулась Аурика, тряхнув копной красивых волос. - А постой-ка... дай Бог памяти... Эркин! Точно! Эркин-ага и есть... Ох и ходок он, не только вражьи головы рубить горазд. Об этом весь Стамбул знает.
- Правда твоя. - хмуро ответила Терезия. - Пойдём вниз, подруга.вина хочется.
И весь остаток ночи Терезия гуляла, не помня себя. Её кыда-то вели, куда-то клали, что-то шептали, а ей было всё равно. Ей хотелось забыть эту ночь, как страшный сон. Но хоть убей, не получалось.
Вы здесь » Эпоха Безумца и Охотника » Игровой архив » Правда или жизнь (3 мая 1660 года)
