День, постепенно поднимающийся над городом, не сулил Гевхерхан ничего приятного. На сегодня было назначено самое важное событие в её жизни - никях. Если бы ей суждено было выйти за человека, к которому она просто не испытывала любви, то она стерпела бы. Но её выдавали за янычара, при знакомстве с котором в её сердце загорелась не просто нелюбовь, а настоящая ненависть. Столько порока и жестокости в человеческих глазах не приходилось видеть ни одной девушке. Напрасно валиде силилась хоть немного утешить свою дочь, говоря, что брак между сиятельной султаншей и янычарским агой - это обычай, заведённый испокон веков, и в нём нет ничего предосудительного. Гевхерхан не верила, да и не хотела верить. Она всей кожей ощущала, что этот никях никому не принесёт счастья. А самое обидное - это то, что у обречённой султанши просто-напросто не было того, на чьей груди она могла бы выплакать своё горе. Пойти к любимому брату Мехмеду? Исключено. Он просто не поймёт. Излить душу перед сёстрами? Они ничем не помогут, будут говорить, что таков закон, и что доля каждой из них будет такой же, а это слабое утешение. И только Элиф, верная и искренняя, смогла в эти тяжкие дни залечить её раны. Она не говорила лишнего, не пускалась в бессмысленные утешения, просто была рядом - и всё. В такой ситуации не требовалось лишних слов и слёз, хотя Гевхер отчётливо видела, что у её помощницы, за столько лет ставшей для неё настоящим другом, глаза были на мокром месте.
С самого утра для Гевхерхан-султан начались тщательные приготовления к свадьбе (разумеется, большая часть из них началась ещё за месяц до этого дня, но именно сегодняшние были самыми важными). Девушка отправилась в хамам, где за её телом ухаживали опытные служанки. После долгого времени, проведённого там, каждая клеточка кожи источала божественные ароматы, а сама кожа уподобилась индийскому шёлку. Далее было облачение. На Гевхерхан с почестями был надет свабедный кафтан благородного красного цвета, украшенный изысканной вышивкой, с пышнейшими рукавами, составленными из трёх или четырёх лоскутов ткани. Тонкий стан был украшен поясом необыкновенно тонкой работы. Он был широк и тяжёл, но невероятно шёл его новой владелице. Пышные чёрные волосы девушки были распущены, а на голову был надет роскошный хотоз, обтянутый красной тканью и украшенный россыпью драгоценных камней. Гевхерх посмотрела на себя в зеркало - и чистые виноградинки слёз выступили на её больших тёмных глазах. Затем её усадили на мягкий пуф и стали украшать её новыми браслетами и серьгами, а на шею надели изумительное колье. В этот момент вошла Элиф. Она присела у ног своей госпожи и молила взглянуть на неё. Гевхерхан одарила её измученным взглядом.
- На что мне теперь глаза, Элиф... - произнесла она сквозь слёзы. - Этой ночью я не спала. Молила Всевышнего отнять у меня зрение, чтобы не видеть своего позора, не видеть той грязи, в которую мне придётся окунуться...
Гевхерхан тяжело вздохнула, и от этого вздоха в её сердце словно вонзилась тысяча игл.

Слова Элиф если и не вызвали в Гевхерхан ещё большего отчаяния, то во всяком случае, ни на йоту не уменьшили его. Султанша слушала свою добрую помощницу и наперсницу, пыталась улыбнуться, но улыбка выходила жалкой и вымученной, а в глазах по-прежнему стояли слёзы. О какой весне, в сущности, шла речь? В жизни Гевхерхан была бесконечная осень, которая уже сегодня закончится и сменится зимой. Девушка взяла Элиф за руку. Долгую минуту она не говорила, слушая эхо сказанных слов. В голове султанши, стеснённой под высоким головным убором, раздавались отголоски фраз. "Весна... сила... чёрный день... Чистота... Свет..."
Чистота - это дар Всевышнего тем, кто на протяжении своей жизни ни разу не протянул руку к недозволенному, не допустил ни единого дурного помысла, не оскорбил свою душу грехом.
Свет - удел терпеливых, умеющих прощать и не судить своих ближних. Гевхерхан знала, что ни того, ни другого ей не достичь. Она осуждала свою валиде и брата, ненавидела Эркина-агу, всерьёз думала о том, чтобы прервать свою молодую, только-только распустившуюся жизнь каплей яда, острой струной тамбура, шёлковым шнурком или одним-единственным шагом с высокой башни. Нет, чистота, свет, вечная весна и радость - это всё не для неё.
- Моя дорогая, моя преданная Элиф... - устало произнесла султанша, сжимая тёплую руку калфы. - Ты всегда придавала мне сил и стойкости, но сегодня даже ты бессильна перед моим горем. Воля нашего падишаха - это закон. А я против закона не выступлю никогда...
С этими словами она встала и медленно подошла к зеркалу. Ноги не слушались - из них словно бы кто-то вынул все кости. Гевхер стояла перед большим зеркалом с замысловатой резьбой, глядела в его безупречную гладь, словно в озеро. Она видела своё лицо, волосы, тонкий и гибкий стан, изящные руки, своё одеяние, каждая ниточка которого жгла и колола. Но всё виденное было мертво, чуждо и омерзительно. Гевхерхан всем сердцем возненавидела свою красоту и знатность, которую она сегодня принесёт в жертву. Позади стояла Элиф - смуглая, жгучая, весёлая и пряная... Даже в её вечно задорных глазах сегодня был траур, лицо подёрнулось бледностью.
Ей припомнилась история её двоюродной сестры, выданной замуж насильно. В первую брачную ночь она ударила своего постылого мужа ножом. Гевхерхан ощупала пояс. Кинжала нет... Досада и жалость. Ей бы он сейчас был очень и очень кстати. Девушка вновь бросила взгляд на своё помертвелое отражение и в следующий миг резким движением руки опрокинула ненавистное зеркало. По комнате разнёсся страшный звон. Теперь на полу посверкивали десятки осколков. Гевхерхан медленно опустилась на колени, подняла один из самых острых, распрямилась и застыла. Несчастный осколок был зажат в левой руке намертво. Султанша чувствовала, как стекло болезненно врезалось в кожу, как уже начала струиться тёплая кровь. Ни слезинки, ни стона, ни возгласа. Боль излечивается болью.

Отредактировано Гевхерхан-султан (2017-03-02 19:55:37)

Гевхерхан задумалась. Речи Элиф в какой-то мере достигли своей цели, и если калфа добивалась того, чтобы султанша перенесла никях более-мене спокойно, у неё это получилось. Во всяком случае, сама свадебная церемония отныне не казалась девушке чем-то страшным и роковым, хотя, по существу, именно таковым и являлось. Главное - пережить сегодняшний день и ночь.
Больше всего дочь валиде-султан порадовало то, что её верная калфа готова ради своей госпожи поступиться многим, не исключая закон и мораль. Она прямо и чётко заявила, что если Эркин будет неугоден... Аллах помилуй, да ведь он и не может быть угоден - Гевхер раскусила его ещё при первой встрече. Пусть не думает, что раз она ещё слишком молода, то ничего не видит в упор. О, нет.
- Твои слова вселили в меня надежду, - медленно начала Гевхерхан, перевода замутнённый взор на Элиф, - то, чего от меня месяцами не могла добиться валиде, вышла у тебя за какие-нибудь минуты.
Что и говорить, подруга у Гевхерхан (а именно так она относилась к Элиф) была мудра и красноречива, ей ничего не стоило подобрать самые сокровенные слова, изготовить ключ к любому человеческому сердцу. Вот и сейчас, когда нежное сердечко Гевхер уже упало на горячие угли и приготовилось к сожжению, Элиф превратила его в феникса, который готов сгореть и восстать из серого пепла. Султанша припомнила, ради чего совершается этот никях, и решила, что время - наилучший судья. Оно всё расставит по своим местам и каждому воздаст по справедливости. Правда, одна горькая мысль всё ещё стучалась в хорошенькую головку девушки, и та решила поделиться своими думами с Элиф:
- Правда, валиде и Эркин-ага будут настаивать, чтобы это был не просто политический брак... Ты ведь понимаешь, о чём я?
Было достаточно одного-единственного взгляда, чтобы понять: Элиф смекнула, о чём идёт речь, и это что-то ей совсем не по душе.
- Как избежать этого, Элиф? - в голосе Гевхер вновь прорвались слёзы, - Как выдержать всё это? Такое испытание слишком тяжело для меня...
В минутном порыве девушка прикрыла лицо руками, чтобы всё то, что копилось в её прекрасных глазах, выплеснулось в рыдании, и вот тогда она предстанет перед гостями, невозмутимая и даже улыбчивая. Да, это будет непросто, но валиде говорила, что в этом дворце самое главное - уметь скрывать свои истинные чувства. Возможно, со временем Гевхер обучится этому, но учение начнётся уже нынче вечером.