Карандаш с глухим и шероховатым звуком носился по бумаге, оставляя за собой слабовато-чёрный след, временами застывал, а потом вновь пускался в танец, Из-под маленького, чёрного, ломкого конуса показывались верхушки минаретов, величественные купола, едва-едва прорисовывались полумесяцы, в стенах, словно не моргающие глаза, показались окна. Мечеть, которую великая Турхан-султан изъявила желание выстроить в Стамбуле, должна получиться величественной и роскошной. Сейфи отвлёкся от огромного листа бумаги, приставил карандаш к губам в раздумье, оглядел сад. По выстеленному зелёному ковру ступала весна, ещё ранняя, незрелая, нервная и стыдливая, как только что вышедшая из малого возраста девушка. Солнце устремляло лучи в массивные стволы чинар, щекотали постриженные кусты, заглядывали в окна Топкапы, змейками обвивались вокруг колонн, прятались в травинках. Солнца было так много, что архитектор поневоле начал щуриться. В таких условиях работать было немыслимо, поэтому требовалось срочно отыскать тень, что эфенди и сделал, укрывшись в самой глубине Хасбахче. Лучи солнца проникали туда лишь отчасти, ничто не мешало глазам сосредоточиться на чертежах. Контуры, выведенные на бумаге, проступали всё отчётливее. За сегодняшний день мужчине было необходимо сделать по меньшей мере пять таких проектов, чтобы на следующий день представить их досточтимой валиде-султан. Он знал, что госпожа очень требовательна, что если ей какая-то мелочь придётся не по нраву, она прикажет казнить всякого. Одна за другой в голову Сейфи стали заглядывать мысли, одна мрачнее другой.
До полудня было ещё порядочно, но архитектор уже ощутил резь в глазах и, наконец вовсе прекратил работу. Отложив в сторону карандаш, он присел у подножия чинара и стал любоваться султанским садом. Ему было совершенно всё равно, что тут никого не было. Всего только человек десять бостанджи, расставленные по всему саду так, что они не видели друг друга. В остальном же, здесь царила тишина и благолепие. Вспомнились стихи Саади, в голове тихо и зазывно зазвучал тамбур. Сколько времени прошло, никто не скажет наверное. Однако, когда Сейфи поднял глаза, то невольно отодвинулся ещё дальше. В сопровождении двух девушек в сад вышла неслыханная красавица, по осанке, поступи и фигуре которой было нетрудно определить, что она - султанша по происхождению. Кто ж бы это такая? Эфенди с трудом подавил в себе природное любопытство, ему не хотелось быть обнаруженным. Он не слышал, о чём говорила прекрасная госпожа, ему достаточно было видеть её очертания. Рука сама потянулась к клочку бумаги, затем судорожно схватила карандаш, и вот уже на белом шуршащем полотне показались первые линии, складывающиеся в черты лица, волосы, плечи, руки, одеяния неведомой пери, спустившейся в этот сад, должно быть, из самого Дженнет-и Бахчеси (Райского Сада). Сейфи периодически поднимал глаза на ту, которая всё отчётливее вырисовывалась на бумаге. Его нисколько не смущало то, что она не сидит как изваяние, а движется - он уже всё приметил, уловил всё самое нужное. И вдруг...
О, ветер... Ты изменчив, своенравен, капризен и неуловим... Ты сводник, кляузник, распутник и вечный странник, дервиш, не имеющий пристанища. Отчего тебе, о, бесплотный, захотелось отдохнуть именно здесь? Отчего тебя так привлёк рисунок ничтожного Сейфи? Отчего вздумал ты украсть этот злосчастный клочок бумаги и бросить его к ногам гурии, что покинула свои чертоги?
Сейфи поднялся на ноги, которые от долго сидения затекли, и их покалывали тысячи и тысячи незримых игл. Он устремился туда, куда ветерок унёс его набросок, но, к своему ужасу, увидел, что злополучный листок уже нашёл приют в нежных ручках неведомой султанши.
