Гевхерхан плыла на небесной галере. Тело словно было лишено всех костей, ноздри ощущали сладковатый запах выси, а руки ловили молочно-розоватые облака. Тишина и нега царствовали в этом воздушном мирке. Росистые капли вылетали из туч, собирались в серебряные гроздья и повисали в вышине, словно их держали невидимые ветви. Гевхер чувствовала себя так, словно из неё вынули все эмоции, оставив только приятную усталость. Девушка в задумчивости опустила руку; пальцы коснулись облачной мякоти. Это намного приятнее, чем вода... Вода! Вот бы сейчас умыться из какого-нибудь подгорного ключа... Мечты поглотили разум султанши, она зачерпнула ещё немного облачного пара, который тут же в её ладонях превратился в воду, чище и полезнее которой не было на всём свете. Гевхерхан брызнула ею себе в лицо, ощутила невероятную свежесть, открыла глаза...

Комната. Чья? Где? Гевхерхан попыталась осмотреться. Ощущение было такое, что её насильно выдварили из Рая. Повсюду приятный полумрак, в воздухе витают ароматы сандала, мускуса, амбры, ванили и еще чего-то знакомого, но неуловимого. На столике возле кровати красовались многочисленные сладости, несколько видов шербета и баклавы, орехи и финики в маленьких блюдцах манили, душистый лукум, нарезанный маленькими белыми кубиками, словно сам просился на зубок. Но всё это великолепие, смысл которого Гевхерхан никак не могла постичь, отступило прочь перед страшным видением. Над беспомощной султаншей кто-то склонился. Он огромен и грозен, как пустынный обелиск, а в его голосе звучит не то насмешка, не то угроза. С большим трудом Гевхерхан различила в полутьме очертания "обелиска". Жёсткие черты лица, мужественные скулы, грозно сдвинутые брови, янычарский ускюф на голове... Это же...
- Эркин? - Гевхер предприняла попытку встать, но из её изящного и всегда грациозного тела словно кто-то вынул костяк. Глаза девушки искали помощи и поддержки, но рядом не было никого, кто мог бы защитить её. Смысл слов, произнесённых Эркином, обрушился на неё, как Божья кара.

Издевательский тон супруга окончательно привёл Гевхерхан в чувство. Она, наконец, сумела осознать веь ужас ситуации, который подействовал на наё особенно сильно в тот момент, когда Эркин присел рядом с ней и принялся нагло и довольно грубо разрывать застёжки на брачном одеянии султанши. Девушка пыталась отстранить янычарские руки от себя, но ага, по-видимому, только разохотился от этого ещё пуще. Он крепко сжал запястья Гевхерхан и держал их так, что несчастная больше ничего не могла сделать. Пальцы Эркина-аги, жёсткие и сильные, были не хуже настоящих тисков, так что Гевхер, не выдержав подобного надругательства, издала невольный, тихий стон. В её глазах показались первые слёзы, вызванные, впрочем, не её беспомощностью, но чисто физической болью.
- Какая дерзость! - со злобой произнесла Гевхер, не прекращая попыток освободиться из рук янычара. - Если ты посмеешь хоть пальцем тронуть меня без моего на то разрешения, твою жизнь ничто ине спасёт.
Глаза юной султанши встретились со зловещим взором янычара. В нём плескалось удовольствие от происходящего и несытая, почти звериная похоть. В этом взгляде можно было прочесть очень многое, и Гевхерхан ясно разглядело в нём нечто такое: "Я хотел быть нежен с тобою, но ты сама вынесла себе приговор." К тому же, речь султанши, судя по всему, не слишком впечатлила Эркина. Ещё бы! Лишь Аллах ведает, сколько растлённых красавиц у него на счету - впрочем, как и у каждого янычара в империи.
- Посмеешь прикоснуться ко мне - и сюда войдёт стража. За один только волосок, упавший с моей головы, они разорвут в клочья любого.
Это был ещё один обман, впрочем, не лишённый некоторый доли истины. Стража за дверьми, действительно, была, но её составляли евнухи, отряженные самой Турхан-султан во дворец дочери. Безусловно, кое-какие силёнки в их руках были, но навряд ли им по силам одолеть дюжего янычарского агу. Повисло молчание, казавшееся для Гевхерхан хуже самой позорной смерти. Между супругами словно пробежала искорка. Было не понять, что олицетворяет она - то ли жгучую ненависть Гевхерхан, то ли растущее желание Эркина.

Гевхерхан почувствовала, что её лицо словно обожгли калёным железом. Поцелуй ненавистного янычара был так же болезнен, как, скажем, пытки в дворцовых застенках. Девушка заглушила в себе рвущийся наружу крик о помощи, так как понимала - Эркин-ага, безусловно, прав. Никях совершён, а значит...
Счастливая мысль искоркой упала в самую сердцевину разума султанши. Она сделала рывок и отстранилась от супруга, не позволяя ему больше касаться её тела. Одной рукой она прикрывала обнажившуюся грудь, другой поправляла сбившееся покрывало, смятое супругом в тот момент, когда он садился к ней на постель.
- Ни ты, ни я, ни в чём друг другу не клялись, Эркин. За нас всё совершили имам, два представителя и четверо свидетелей, неужто тебе это неизвестно? Мы даже не присутствовали на церемонии никяха, а значит, ничего друг другу не должны. В этом дворце, я слышала, много просторных комнат - выбирай себе любую, раз уж хочешь жить под одной крышей со мной, но если только посмеешь посягнуть на мою честь, останешься без головы.
Гевхерхан говорила с неподдельным гневом в голосе. Как она не поняла всего этого раньше, какую-нибудь минуту назад? В голове девушки всё окончательно прояснилось, так что и следа не осталось от дурмана. Небесная галера, серебристые гроздья росы в облачной густоте, зачаровывающая тишь и прочие чудесные воспоминания начисто стёрлись из её памяти. Султанша продолжала прикрываться, а сама не отводила глаз от супруга, стараясь угадать его мысли. Вдруг, неизвестно почему, Гевхерхан припомнила, как в ней в руки попала книга сказок "Тысячи и одной ночи". В тот день султанша долго листала её, вчитывалась в каждую строку, представляла себе всё то, что происходило на страницах. Особенно впечатлила девушку повесть о Маруфе-башмачнике.

"И Маруф велел девушке обхватить себя ногами и вскричал:"О, отец двух покрывал!". И пушка выстрелила и разбила башню со всех четырех столбиков. И девушка вскрикнула криком, который неизбежен."

В эту страшную минуту, когда перед глазами Гевхерхан было грозное лицо мужа, когда вокруг стоял полумрак, а приятственные ароматы одурманивали сознание, султанша в мгновение ока поняла скрытый смысл этих слов. Нет, этого не будет! Эти стены не услышат "неизбежного крика", скорее Луна сойдётся и побратается с Солнцем, а реки повернутся вспять, чем она, представительница великого и славного рода Османов, позволит запятнать своё доброе имя.