Дворец Топкапы, о котором Гюльнюш столько слышала, действительно оказался великолепным. Таких богатств она не видела в лучших домах Венеции. Конечно, европейцам тоже свойственна любовь ко всему прекрасному, но нигде, кроме как на Востоке, это не достигает такого размаха. Любой бы феодал был бы очень удивлен, увидев такую роскошь. В европейских странах привыкли к холодному камню и высоким стенам. Никогда они и представить себе не могли таких прекрасных дворцов, висячих садов и золотых куполов мечетей. И, конечно же, самой красивой жемчужиной Стамбула был дворец Топкапы. Все то, что говорили девушки во дворце Гюльсюм-султан и сама султанша, оказалось правдой. Гюльнюш поражал такой размах. Даже гарем был необычайно красивым местом, не смотря на то, что ее вынудили жить на общей террасе вместе с другими наложницами, зато везде были шелка и драгоценности. Конечно, Гюльнюш выдали самое простое платье, но когда она украдкой наблюдала за султаншами, которые иногда появлялись недалеко от общей веранды, она восхищалась красотой их нарядов. Другое дело - Гюльнюш могла только смотреть. Ни чего большего ей позволено не было. Не смотря на то, что во дворец Топкапы ее прислала сестра султана Гюльсюм-султан относились к ней как и к другим девушкам в гареме. Все эти возвышенные слова о том, что она может оказаться фавориткой султана, так и оставались словами. К тому же, болтливые калфы говорили это едва ли не каждой первой. Но зато другие наложницы прознав от самой Гюльнюш, что она уже бывала во дворце султанши, восприняли это крайне отрицательно. Не смотря на то, что ни Гюльнюш, ни их никто не звал в покои повелителя, они воспринимали венецианку как потенциального врага, видимо считая, что Гюльсюм - султан является ее покровителем. Только сама Гюльнюш этого не ощущала.
Какое-то время она думала о том, что действительно стоит подождать. Но прошла неделя, за ней началась вторая, и венецианке пришла мысль о том, что пора действовать. Слишком уж много разговоров было о том, что неугодные повелителю наложницы (а чаще всего просто те, кого он никогда и не видел), отправлялись в Старый Дворец, либо их отдавали замуж. Такой жизни Гюльнюш для себя не хотела. Случай подвернулся в один из дней. Несколько раз она слышала от девушек, что они сопровождали султанш в сад  Хасбахче, где видели повелителя. Конечно, не видели, а знали о том, что он где-то рядом. Из этого Гюльнюш сделала вывод, что султан бывает в саду на прогулках. Со слов тех же девушек, это случается днем. Гюльнюш не была ничьей служанкой, большую часть времени она убирала общую веранду, но в этот раз ее и еще одну наложницу, Наиру - хатун, отправили в один из коридоров, ведущий из гарема в сад. Наира упорно мела пол, раз от раза жалуясь, пока ее не слышат аги, что здесь намного холоднее, чем на веранде, и, наверняка, их решили за что-то наказать, раз отправили в такой холод. Возбужденная своим дерзким планом Гюльнюш, холода не замечала. Наоборот, она жадно следила за тем, как охраняющие выход аги тоже переминаются с ноги на ногу, пока их никто не видит. Закусив губу Гюльнюш ждала, что они пойдут вдоль коридора, чтобы проверить порядок на веранде. В эти холодные дни, они это делали с особым удовольствием, внутри было намного теплее. Теперь Гюльнюш могла рассчитывать только на удачу, а еще на то, что поймают ее позже, чем ей удастся увидеть султана. Конечно, о последствиях своего поступка, она еще не думала, как и не знала о том, насколько серьезный проступок - покидать гарем.
Аги переговариваясь прошли мимо Гюльнюш и Наиры. В эту секунду Гюльнюш приказала себе бежать. Она стояла ближе к двери, что позволило ей выиграть несколько секунды, пока стражники осознают, что девушка на бегу раскрывает не запертые двери и выбегает на улицу.
Холодный воздух тут же ударил в лицо Гюльнюш, но останавливаться было нельзя. Надо было просто затеряться в парке, а дальше... дальше она подумает тогда, когда скроется от стражников. Нельзя сказать, что подобное приключение было для Гюльнюш в порядке вещей, но страх гнал ее вперед. Она побежала в сторону деревьев, в надежде, что ей удастся уйти в глубь парка.

Шаг, еще шаг. Гюльнюш остановилась, прислушалась. Пробираться среди деревьев было тяжело, ветки цеплялись за платье, царапали руки, но Гюльнюш решила, что так она сможет укрыться от своих преследователей и выиграть время. Действительно, венецианка поняла, что голоса стражников были почти не слышны. Скорее всего, одному из них пришлось отправиться доложить о ситуации, а второй отправился за беглянкой. Возможно, он не видел, в какую сторону она побежала, и теперь Гюльнюш сможет хотя бы на какое-то время вздохнуть спокойно. Где она находилась, венецианка понятия не имела. Вокруг были только деревья, через которые она пробиралась. Необходимо было выбраться на аллею парка, но в этом таилась опасность. Аги наверняка будут прочесывать аллеи в первую очередь. Но, с другой стороны, так она хотя бы поймет, где она находится. Конечно, Гюльнюш понятия не имела, о том, как устроен этот сад, и в какой его части она находиться, но она решила, что выбравшись к аллеям, она имеет больше шанса увидеть султана Мехмеда. К тому же, вряд ли она убежала очень далеко от дворца. Не смотря на то, что зимы в Стамбуле были несколько теплее, чем на Ретимноне, но платье, в котором была одета девушка, явно не могло защитить ее от пронизывающего ветра. Оставаться на месте в любом случае она не могла, необходимо было двигаться, чтобы не замерзнуть окончательно.
Сначала Гюльнюш прошла вглубь, думая о том, что, может быть, таким образом она выйдет на какую-нибудь более дальнюю аллею. Но потом решила, что это лишняя трата времени, вряд ли султан заходит в самые отдаленные уголки сада. На какую-то долю секунды Гюльнюш решила было, что лучше будет, если она вернется, но потом осознала, что второго шанса у нее не будет. Вернись она обратно в гарем, все пойдет по старому, и она вновь будет мести пол на общей веранде. Нет, единственное, что она может сейчас сделать, это попытаться увидеть султана здесь, в парке. Но чем дальше пробиралась Гюльнюш в парк, тем больше разочаровывалась в собственном плане. В этой части парка было пустынно. Аги потеряли ее, но и других людей поблизости не было. Гюльнюш сделала еще несколько шагов, она хотела было ускорить шаг, но зацепившись за корягу, потеряла равновесие. Она попыталась удержаться за ближайшее дерево, но вместо этого только больно оцарапала руку. Не удержавшись, Гюльнюш упала на землю. В какую-то долю секунды девушке показалось, что земля с небом поменялись местами, потом тьма поглотила ее, и последнее, что она увидела, перед тем, как полностью потерять сознание, были свинцовые точи над ее головой.
Боль пришла вместе с пробуждением. Создание постепенно возвращалось, и вначале Гюльнюш почувствовала, что занемела от холода. Она попыталась было встать, но боль во всем теле противилась ее желанию. Даже открыть глаза было невыносимо, но Гюльнюш сделала над собой усилие. От яркого света хотелось вновь зажмуриться, но не ей не позволило это сделать видение, что предстало перед ее взором. Красивый молодой человек склонился над ней. Позже Гюльнюш готова будет поклясться, что именно в этот миг осознала насколько красив султан Мехмед-хан, но тогда она и представить не могла, что перед ней не плод ее воображения.
- Я умерла? - Проговорила Гюльнюш. Ее губы едва шевелились от холода, своего собственного голоса она не слышала, но глаз от мужчины отвести не могла. - Если я умерла, то почему так больно и холодно? Или смерть она всегда такая?
Гюльнюш не знала, слышит ли ее этот человек. Кто он? Ангел? Если это так, то почему ее боль не уходит? Почему так холодно?
- Я..., - Гюльнюш замолчала, не зная, что и сказать. Осознание того, что она жива, приходило постепенно. Сначала она увидела, что по-прежнему находится в парке и над ее головой все те же свинцовые тучи, потом услышала голоса других людей, которые были где-то неподалеку. Превозмогая слабость, Гюльнюш попыталась преподноситься.

Ничего не вышло. Эта была единственная мысль, которая сейчас донимала Гюльнюш. Она хотела увидеть султана, а вместо этого сейчас едва ли жива. Что теперь с ней будет? Она заболеет? Умрет? А если она оправиться ее накажут или убьют? Все было напрасно! Мысли венецианки путались, на смену холода, который буквально сковал ее вначале, она начала чувствовать жар.
"Наверное, я в бреду", - пугающая мысль оказалась довольно ясной. - "Я просто умру, просто умру..."
Далее сознание бедняжки путалось. Удар и переохлаждение сделали свое дело, и силы не желали возвращаться с Гюльнюш. То ей казалось, что она парит по небу, то она отчетливо ощущала, что кто-то несет ее куда-то, то она видела все те же тучи на своей головой, то сознание ее покидала. Гюльнюш хотелось прижаться к своему спасителю, даже не осознавая кто это. Ей хотелось ощутить, что кто-то есть рядом и этот кто-то заботиться о ней. Как в детстве, когда она повредила ногу на конной прогулке, и отец нес ее на руках до их дома. Тогда она чувствовала какое-то единение с отцом, словно он поддерживает жизнь в ее хрупком теле, как ангел - хранитель. Вот и сейчас, Гюльнюш вновь казалась, что ее спаситель где-то рядом. Конечно, это не мог быть ее отец. Даже в бреду венецианка понимала это, но не осознавала всего происходящего до конца. Она просто была безвольной куклой, у которой не хватало сил даже открыть глаза.
В следующий раз в сознание Гюльнюш пришла уже где-то в помещении. Жар теперь казался невыносимым. Наверное, в аду также жарко. Это мысль пришла к Гюльнюш тогда, когда она вновь открыла глаза, однако сфокусироваться у нее не получилось. Лица казались размытыми, а голоса каким-то далекими.
- Жар... простуда... лазарет... в покоях....
С каждом словом Гюльнюш теряла нить реальности. Ее заставили что-то выпить, увидев, что она пришла в себя на краткий, и оставили в покое, когда вновь она погрузилась во тьму, потеряв сознание. Она видела какие-то необычайно яркие картинки, словно она бежит по коридорам дворца в красивом шелковом наряде, ее темные волосы собраны в красивую прическу. Она бежит и смеется. Такой радости Гюльнюш еще не испытывала никогда. Ей было так легко и хорошо, словно она может взлететь, если бы только этого захотела...
Но полет оборвался довольно быстро. Что-то вырвало ее из состояния этой эйфории, и Гюльнюш открыла глаза. На сей раз ее зрение восстановилась, видела и слышала она довольно четко, не смотря на то, что тело по-прежнему было словно в огне. Кто-то держал ее руку, и только повернув голову Гюльнюш смогла узнать в нем своего спасителя. Значит, ей это не привиделось! Кто-то действительно нашел ее в парке и принес сюда. Но где это она? Гюльнюш попыталась повертеть головой, чтобы осмотреться. Место ей было незнакомо, впрочем, кроме общей веранды и нескольких коридоров она вообще не видела ничего. Мужчина ей тоже был не знаком, но по богатой одежде можно было сделать вывод, что он знатен и благороден.
- Где я? - Проговорила Гюльнюш. К ее радости она обрела голос, и не смотря на слабость во всем теле, уже не ощущала себя беспомощной. Возможно, она даже попробовала бы сесть, но не решалась, не узнав, кто ее спаситель и где она находиться. К тому же, ей до сих пор было не ведомо, что произойдет с ней дальше. У нее не получилось увидеть султана, ее нашли в саду, теперь, наверняка, она не сможет и шага сделать из гарема. Второй раз у нее уже не получится сбежать из дворца. Что же ей теперь делать? Надо как-то хотя бы выбраться отсюда. Но сейчас на это у нее не хватит сил. К тому же, ей хотелось узнать, кто же спас ее от неминуемой смерти, останься она в парке без сознания на холоде.
Гюльнюш еще раз огляделась вокруг себя. Роскошь бросалась в глаза. Таких красивых покоев она не видела даже у Гюльсюм-султан. Как бы она хотела жить в подобной роскоши.
Гюльнюш по-прежнему не так сильна была в новом для нее языке, поэтому неуверенно проговорила:
- Кто вы? Вы спасли меня. Я хочу... хотела сказать спасибо.

- Мехмед, - проговорила Гюльнюш, словно пробуя это имя на вкус. Оно казалось ей отчего-то необычайно красивым. Когда Евгения была вынуждена принять ислам под натиском Гюльсюм-султан, ей рассказывали про некоторые особенности быта жителей Османской Империи. В том числе, речь шла и об именах. Так Гюльнюш узнала, что существует несколько мужских имен, которые часто носят представители Династии. Кажется, среди них был и Мехмед. Но, насколько поняла Гюльнюш из рассказов, имя было довольно распространенным. Так что понять кем является ее спаситель, Гюльнюш по-прежнему не могла. Зато могла всячески выразить свою благодарность, насколько хватало сил.
- Если бы не вы, я, наверное, умерла, - венецианка потрогала ногу. Смотреть, что с ней сейчас при постороннем мужчине она не могла. Достаточно и того, что Гюльнюш находится в чужих покоях. Да, именно покоях. Насколько хватало взгляда, Гюльнюш могла разглядеть роскошное убранство комнаты. Даже покои фавориток, которые Гюльнюш с другими девушками иногда убирала, не могли сравниться с этим великолепием. Она повернула голову и едва не подскочила. Точнее, непременно сделала бы это, если бы хватило сил. Гюльнюш увидела дверь, ведущую на балкон. Стало быть оттуда можно было увидеть город или часть его. Ведь, по сути, Гюльнюш ничего не видела. Сначала ее привезли в дворец Гюльсюм-султан, там она не могла покидать дворца и никогда не выходила в город, разве, что бродила иногда по парку, но за деревьями и забором нельзя было разглядеть ничего. Позже, в Топкапы, ее везли карете из окна которой она видела только дорогу и деревья. Даже Топкапы она не видела во всей красе. Как бы ей хотелось сейчас выйти на балкон. Гюльнюш почувствовала, что даже завидует Мехмеду, ведь он может смотреть на все красоты города просто выйдя на балкон.
- Должно быть, красиво, - проговорила Гюльнюш вслух, но вовремя осеклась. Она не могла требовать от ее таинственного спасителя много. Достаточно того, что он итак ее спас и принес к себе. В противном случае, она либо замерзла, либо умерла бы где-нибудь в лазарете. Отчего-то Гюльнюш казалось, что она не смогла бы перенести болезнь, окажись она одна.
Ее размышления от прекрасных видах, которые наверняка открываются из этих покоев, прервали слова Мехмеда. Она хотела было сказать, что ее зовут Гюльнюш. Нет, лучше представиться, как Евгения, но ни то, ни другое она сделать не успела.
- Махпаре, - Гюльнюш улыбнулась, чувствуя, что новое имя ей пришлось по вкусу. Звучало оно подобно музыке, поэтому Гюльнюш проговорила. - Махпаре - очень красиво звучит.
Намного красивее, чем Гюльнюш. Но об этом новоявленная Махпаре говорить не стала.
"В прекрасном городе Ретимнон жила Евгения Вория. Во дворце Алемдара-паши появилась Гюльнюш, которую заставили отринуть прошлое, забыть о том, кем она была раньше. Здесь же, сейчас же, родилась Махпаре. Я как птица Феникс из сказок, сгораю, чтобы родиться вновь."
Сколько еще раз предстоит погибнуть и воскреснуть несчастной венецианке? Махпаре, а именно так она и решила себя именовать, привстала, пока Мехмед забирал поднос. От вида угощений желудок у Махпаре скрутился. Только сейчас она осознала, что не ела с самого утра. Неизвестно, сколько она пробыла в бреду. Это напомнило и о том, что она не может вечно просидеть в этих прекрасных покоях. Хотя, чем дольше она была здесь, рядом с Мехмедом, она все меньше и меньше хотела возвращаться на общую веранду. Впрочем, вряд ли кто-то спрашивал мнение Махпаре.
- Очень вкусно, - проговорила Махпаре, смущенная такой заботой. Мало кто с ней был так добр, особенно после того, как пираты захватили в плен экипаж корабля, направляющегося из Ретимнона в Венецию. - Я не знаю, как благодарить вас, но меня, наверное, ищут. Я..., то есть мне, нельзя было покидать гарем. Наверное, все вне себя от гнева. Наверное, все уже доложили султану, и меня накажут. Я обещаю, что не забуду Вашей доброты никогда.