Ирум встретила утро не в самом лучшем состоянии: глаза покраснели, тело бил озноб, руки были холодны, в голову стучались мысли, одна страшнее другой. Вчера Ирум услышала слишком много и едва унесла ноги с "места преступления", так как попадись она на глаза Эркину-аге, и можно смело прощаться со всеми - и с малюткой Гюнеш, и с самой жизнью. Прибежав во дворец, калфа не решилась прямиком идти к Кёсем-султан, подумав, что лучше переждать до утра. Заговорщицкий голос Турхан-султан, грозные слова Эркина-аги, ужасные планы этих двоих - всё смешалось в голове Ирум в несусветное зелье. Одевшись и приведя себя в порядок, калфа пожалела, что в гареме нет чего-нибудь покрепче шербета. Выглянув из своей комнаты в коридор, хатун огляделась, видя, что поблизости никого нет, скользнула наружу и припустила на самый верхний ярус к великой валиде. Хвала небесам, на пути никто не попадался - ни из султанш, не из их прислуги. Одним словом, удача благоволила несчастной женщине.
- Заклинаю Аллахом, отворите! - судорожно хватая ртом воздух, говорила Ирум через несколько минут, она стояла у дверей в покои Кёсем-султан. Аги переглянулись и один из них, тот, что выглядел построже, недовольно произнёс, что великая валиде не велела никого пускать. Ирум, с трудом выровняв дыхание, тоже сменила тон: - Не впустишь меня сейчас - и тебя казнят за пособничество предателям, слышишь?
Бостанджи секунду подумал, глянул на товарища, и аги распахнули половинки дверей.
Покои валиде-султан были, как всегда, безукоризненно прибраны, а их царственная владелица сидела на тахте, перед нею стоял столик со сладостями, фруктами и кофе, а у тахты стоял изящный наргиле. Ирум и не могла и подумать, что застанет великую Кёсем-султан за таким занятием. Впрочем, султан Мурад-хан уже восемь лет покоится с миром, и то, что так нравится османскому народу - кальян и наргиле, кофе и вино - вышли из-под сурового запрета. Впрочем, осознать увиденное у Ирум не было времени - она вбежала в комнату, сердце женщины колотилось, как бешеное, дыхание было тяжёлым. У самой тахты Ирум грянулась на колени, не будучи в силах держаться на ногах. Султанша обернулась, увидела перед собой помилованную калфу, с которой связана весьма неприятная история, а затем сделала знак одному из евнухов самого низшего чина.
- Кёсем-султан хазретлери... - выдавила из себя Ирум, когда слуга поднял хатун с колен - Молю о прощении, но я узнала кое-что очень важное.
Валиде-и Муаззама поглядела на калфу спокойно и выжидательно.
- Это касается Турхан-султан. - почти шёпотом произнесла хатун, боясь собственных слов.

Отредактировано Ирум-хатун (2017-10-23 13:35:55)

Когда хватка евнуха ослабла, Ирум бросила на агу короткий взгляд, и тот спешно ретировался, словно опасаясь гнева Кёсем-султан. Теперь могущественная валиде и её преданная служанка остались одни. Ирум не решалась начать разговор, помня мудрую поговорку: в добрый час молвить, в худой помолчать. Интересно, добрый ли час выбрала она для того, чтобы поведать Махпейкер об услышанном? Очевидно, всё-таки, нет. Но и долго утаивать случившееся преступно.
- Валиде, - начала калфа, чувствуя, что ещё минута - и она вновь рухнет на колени, ноги просто подкашивались, - Почти год тому назад Вы помиловали меня, но велели следить за Турхан-султан. Вчера госпожа изволила отправиться в один из дворцовых павильонов, где у неё была аудиенция с Эркином-агой, главой всех янычар Стамбула.
Ирум остановилась, вспомнив, какого страху натерпелась вчера, стоя у дверей, подслушивая и трясясь, как кленовый лист - в любой момент её могли обнаружить. К счастью, калфа услышала самое важное, то, что можно будет использовать против новой валиде. Давно Ирум так не уносила ноги - она бежала по запутанным коридорам, не останавливаясь, чтобы перевести дыхание. До дворца она добралась еле живой, но незамеченной. Засеки её, скажем, Эркин-ага... женщина вздрогнула, представив себе, что могло случиться, будь она узнана. Янычар без колебаний убил бы свою давнюю возлюбленную или, что ещё хуже, жестоко надругался бы над нею, чтобы только после долгих мучений Ирум испустила дух. К счастью, ничего не произошло, и вот опальная калфа здесь, в покоях великой валиде, живая и даже невредимая.
- Я отправилась следом за ними, госпожа, и услышала всё, о чём они говорили.
Хатун огляделась. Ни души вокруг - все невольницы и евнухи отосланы прочь, но внутренний голос нашёптывал Ирум быть осмотрительнее и выбирать выражения. Женщина нервно сглотнула, сжала руки и опустила глаза. Ей было очень страшно.
- Турхан-султан подстрекала Эркина-агу не только присягнуьт на верность султану Мехмеду, но и отречься от Вас. Говорила, что Вы уже одной ногой в могиле, и Ваша власть тает, кк дым.
"Одумайся, Ирум, что ты мелешь! Валиде и так отнеслась к тебе благосклонно, сохранила тебе жизнь и даже оставила во дворце, а ты..." - внутренний голос уже не шептал а громко распекал Ирум изнутри. Женщина дрогнула. Может быть, больше и не стоит ничего рассказывать - того, что она успела поведать, с избытком хватит, чтобы Кёсем-султан обрушила на возвысившуюся Турхан свой праведный гнев. Но давняя неприязнь к златокудрой хасеки, злоба и жажда мести за унижения пересилили.
- Мать повелителя знала, что это Эркин-ага убил нашу Афру-хатун, знала и скрывала это, а вчера угрожала ему тем, что правда откроется, если он не примет её сторону.
На глаза хатун навернулись слёзы. Вчера, слушая весь этот грязный разговор, она никак не могла поверить, что Афра-хатун умерла не своей смертью, а была убита ни за что, ни про что. Для Ирум старая и опытная хазнедар была второй матерью, наставницей, надеждой и опорой - сколько раз Афра спасала свою воспитанницу, сколько добра сделала ей... Это ведь именно она спрятала Ирум от всех, когда та забеременела. Ну, и Сёзен-хатун тоже была рядом. Слишком многим была обязана Ирум старой женщине, но так и не успела отблагодарить её за всё. И вот сейчас, рассказывая всё услышанное, калфа твёрдо знала, что и Кёсем-султан будет поражена и не на шутку разгневана.

Властный голос великой валиде мог даже живой горный ручеёк сделать каменным. Чего уж там говорить, о несчастной Ирум, у которой от робости окончательно смешались все мысли, в горле пересохло, а язык намертво прилип к гортани. Хуже всего сейчас нагнать на Кёсем-султан хоть малое облачко сомнений - тогда пиши пропало. И Ирум, и её ненаглядную девочку ждёт смерть. Калфа на какую-то секунду подумала, что и Эркину-аге не поздоровится, но это слабо утешало её, находившуюся в двух шагах от неминуемой смерти.
- Это не сон, валиде, не жажда мести и не шайтаново наущение. - робко, словно по капле выдавила из себя Ирум, наконец обретя дар речи. - То, что я слышала, даже нечистый не придумал бы.
Действительно: хатун до этого момента умалчивала о чём-то таком, что было вне всякого людского разумения. Всё-таки, думала она, без лукавого тут не обошлось, ведь кто ещё мог подсказать Турхан такое? Пообещать собственную дочь главе янычар в обмен на поддержку всего корпуса - неслыханная дерзость и подлость! Где же хвалёная материнская любовь, которой султанша всегда так кичилась перед остальными? Где её забота о дочернем счастье и спокойствии? Ирум не понаслышке знала, как Эркин обращается с женщинами и теперь горько сокрушалась об участи бедной Гевхерхан-султан. Что будет с ней, когда она войдёт в должный возраст и, упаси Аллах, вступит в брак с Эркином-агой? Остаётся только уповать на милость Творца и горячо молить его, чтобы он забрал жизнь у этого негодяя, покарав его за все злодеяния. В это мгновение Ирум отвсей души кляла этого человека, звала на его голову все кары небесные, все напасти и бедствия, которые только могла придумать. Долгую минуту она собиралась с духом, пока наконец из её уст не зазвучали первые слова. Голос женщины до неузноваемости изменился, сделался низким и сдавленным, словно Ирум душили невидимые руки.
- Турхан-султан посулила Эркину-эфенди...
Горло сдавил жуткий спазм, Ирум задохнулась и почувствовала, как её делается дурно. Нет, видно недостаточно она крепка духом, чтобы рассказать Кёсем-султан такое. Хатун схватилась за горло, дважды резко вдохнула, прикрыла глаза и почувствовала, что вновь может говорить. Валиде взирала на неё уже с лёгким беспокойством, но в глазах могущественнейшей из султанш было ещё и напряжённое нетерпение. Этот взгляд Ирум прямо-таки ощущала кожей.
- ...свою дочь, Гевхерхан-султан! - выдавила Ирум.
Тишина повисла в покоях не просто гробовая, а загробная. Казалось, в эту минуту замерла сама жизнь. Взор у Ирум помутился от страха. То, что она увидела в следующее мгновение, намертво впечаталось ей в память. Великая валиде, Махпейкер Кёсем-султан хазретлери, медленно и властно поднималась со своего места...

В первую минуту Ирум показалось, что на неё надвигается грозовая туча, до последней капли налитая свинцом. Женщина оторопела, ноги словно вросли в землю, во рту пересохло, а язык сам собой прилип к нёбу. Было такое чувство, словно кто-то навёл на Ирум сильные чары, из-за которых она была обездвижена и лишена дара речи. Прозвучавший вслед за этим приказ показался чем-то вроде грома среди ясного неба. Калфа, признаться, даже не ожидала, что Кёсем-султан вместо того, чтобы лютовать и ругать невестку на чём свет стоит, потребует внести благословенный Коран. Но Ирум не была бы сама собой, не догадайся она обо всём, прежде чем валиде-султан соизволит пояснить суть происходящего. Уже когда ага вносил книгу книг в комнату и водворял перед султаншей на подставке, женщина поняла, что от неё требуется, а потому приказ Кёсем не стал для неё неожиданностью.
Более того, Ирум не страшилась того, что ей предстоит совершить, ибо всё рассказанное было чистейшей правдой. Куда страшнее, если Турхан-султан всё же решит выместить на служанке Хюмы весь накопившийся гнев.
Между тем великая валиде жестом приказала Ирум приблизиться. Коран уже лежал на подставке, отверстый на нужной суре, так что ничего не препятствовало чистосердечному признанию. Поняв, что отступать уже некуда, калфа шагнула к священной книге, закрыла глаза, словно прощалась с этим миром, вздохнула и заговорила. Голос звучал тихо, но твёрдо, его теперешней силы вполне хватало, чтобы досточтимая Кёсем-султан услышала всё. А Всевышний и подавно услышит.
- Клянусь именем Создателя, именем его Пророка, четырёх халифов и двенадцати имамов... - Ирум запнулась. Она вспомнила, что так клянутся янычары. Дурной знак, если в такой ответственный момент ей на язык вспал именно такой вариант клятвы. Но было уже поздно, ибо валиде-султан со вниманием слушала свою подданную, буравя её взглядом так, будто хотела вытянуть из несчастной всю душу.
- ...что каждое слово, сказанное мною, есть чистая правда и что нет на мне греха лжесвидетельства.
Больше Ирум не могла говорить, ибо язык отказывался повторять то, что уже было рассказано о Турхан-султан и её сообщнике. Впрочем, и Кёсем-султан не требовала от рабыни большего. Она хлопнула в ладоши, и аги унесли книгу прямо на подставке. Калфа облегчённо выдохнула. Впрочем, это облегчение было недолгим. Ей пришло в голову: а что, если Турхан решит отомстить Ирум, забрав жизнь Гюнеш?