Взволнованная и взвинченная, Ирум шла. Чтобы добраться к урочному часу аж на окраину Галаты, ей пришлось отпрашиваться у Афры-хатун, врать что-то о каких-то делах. Калфа и сама диву давалась, как эта умнейшая и опытнейшая женщина клюнула на такую простую и, в общем-то, ненадёжную хитрость. Но дело сделано, Ирум позволили покинуть дворец, и теперь хатун шла туда, куда ей было велено явиться в письме. О, это письмо она перечитала не раз и не два, хваталась за виски, словно её терзала жестокая мигрень, кляла кого-то вполголоса, прикидывала, далеко ли от Топкапы до греческого квартала. Выходило порядочно, но Ирум это не остановило: слишком уж сильное любопытство разожгло послание. После десятого раза, когда после прочтения уже рябило в глазах, Ирум отважилась-таки кинуть письмецо в огонь. Ей не составило труда догадаться, от кого оно.

"Нынче, после вечернего намаза, приходи в Галату, спроси Арнику-хатун, всякий укажет тебе её жилище. Буду ждать тебя там. Осмелишься не прийти - достану из-под земли."

Подписи и не требовалось. Ирум почему-то сразу поняла, о ком идёт речь. Янычар Эркин, тот самый, который так жестоко поступил с ней поздним вечером, когда она, задержавшись у ростовщицы, возвращалась во дворец. Но ведь тогда они с Арникой виделись в другом месте, а не в Галате - откуда же, спрашивается, у неё там взялся дом? Да уж, эта женщина не так проста, так и этак вертится, чтобы лишним курушем разжиться. Оно и понятно: сама же рассказывала, как бедовала, как откладывала каждый лишний акче и в конце концов умудрилась нажить состояние и пустить его в рост. Женщине в Стамбуле таким делом было опасно заниматься - мусульмане вообще осуждают ростовщиков, так что Арника для своих надобностей завела доверенного агу, который за небольшую плату принимал от горожан заклады и отпускал суммы. Арника теперь могла жить припеваючи и... купить ещё один дом. Но зачем он ей, если сама она в нём и так не живёт? Загадка..
Ирум шла, ни на кого не глядя, придерживала платок, скрывающий её лицо, глаза поблёскивали из-под плотной ткани, ноги казались мягкими, едва ли не ватными, но калфа шла, не останавливаясь. Путь в Галату ей указал один сердобольный эфенди, не преминув поинтересоваться, что-де такой достойной хатун понадобилась в этом гнездилище порока. Ирум не удостоила его ответом, лишь поблагодарила за помощь, пожелав добродушному аге, чтобы Аллах всегда оставался милосерден к нему. Говоря, расспрашивая, поводя подведёнными глазами, Ирум думала только об одном: зачем это она Эркину вновь понадобилась? Неужто хочет извиниться перед нею за содеянное? Так вот же ему, пусть и не надеется! Ирум не простит ни его, не всех янычар за то, что они сотворили с её семьёй.
"Постой-ка, Ирум, а с чего ты взяла, что это вообще он? Хотя кому ж и быть, как не ему, все, с кем я знакома, в гареме. Нет, это точно Эркин, будь он трижды по трижды проклят."
Галата встретила Ирум внешним спокойствием, но из отдельных домов доносилась музыка. У кого бы спросить про дом Арники? Калфа оглядела улицу, на которой оказалась и, заметив юношу, который за каким-то делом выбежал из мейханы, остановила его:
- Не скажешь ли, где дом Арники-хатун? - выпалила Ирум прежде, чем юнец собрался возвращаться. Он вытаращился на Ирум как-то странно, словно перед ним стояла не честная мусульманка, а какая-то распутница, потом что-то прикинул в уме и... протянул руку, при этом несколько раз сжал и разжал пальцы.
"Бакшиш ему подавай, паршивцу!" - с раздражением подумала Ирум, но делать было нечего. Что-то с приятным звоном легло в ладонь провожатого, и тот, ни слова не говоря, указал на тёмный дом, который был всего-то шагах в двадцати от мейханы. Ирум скрипнула зубами. За что она ему всучила целый дирхем? А, впрочем, что толковать теперь. Указал - и на том спасибо.
Опасливо переступая порог неприветливого дома, Ирум гадала, тут ли Эркин-ага или же придёт позднее. Дом оказался очень хорошо обставлен, словно его занимали не простые жильцы, а те, кому надо встретиться тайком, грешным делом.
"Аллах милосердный..." - выдохнула Ирум и принялась ждать. В это мгновение на лестнице послышались тяжёлые шаги, и перед калфой возник знакомый силуэт. Даже в полумраке Ирум с лёгкостью поняла, кто перед ней. Стало быть, янычар пришёл сюда раньше. Ну, послушаем, что скажет он, чем объяснит своё письмо...

Отредактировано Ирум-хатун (2019-08-20 23:18:20)

Ирум слушала янычара, не перебивая, и чувствовала, как где-то на донышке сердца ворочается и копошится нехороший комок сомнения. От его верчения и скребков когтями внутри всё горело, а к горлу подступал спазм. Хатун вспомнила ту злосчастную ночь, холодные камни, промозглый ветер и руки - сильные грубые руки, сначала нещадно бьющие, затем сжимающие стан, как тиски. Сейчас перед нею стоял тот же Эркин. Внешне. По голосу, поведению и взгляду он уже не походил на прежнего себя. Калфу передёрнуло.
"Не поддавайся, Ирум. Не видишь, что ли, он лукавит, хочет опять тебя заманить в свои тенёта!" - шепнуло недремлющее подсознание. Вечер выдался холодным, и девушка ощутила, что ей всё ещё зябко, хотя они с минуту стояли друг напротив друга, в просторном и хорошо отопленном доме. Очевидно, хозяйка постаралась на славу. Между тем Эркин взял боснийку за руку и повёл на второй этаж. Под их шагами ступени недобро скрипели, резные перила казались хлипкими, готовыми рассыпаться в мелкую труху при первом прикосновении. Наконец они оба очутились в комнате. Эркин плотно запер дверь и встал напротив девушки. Калфа молчала и только смотрела, не мигая. Заговаривать первой ей не хотелось, тем более, что на язык просилась только отборная площадная ругань. Кое-как овладев собой, Ирум бесшумно вдохнула и спросила:
- Вы писали, что дело важное? Так говорите. Оставаться здесь я не собираюсь.
Комната, в которой они теперь находились, не была достаточно освещена, чтобы разглядеть собеседника получше, но и того тускловатого света оказалось довольно для более ясного впечатления. Ирум вгляделась в лицо янычара. Несколько вытянутый овал лица, суровые скулы, чёрные усы, насмешливо-алчные глаза, напряжённая линия губ... Не сказать, что первый красавец, но что-то есть. Девушка отвела взгляд. Она всё ещё оставалась неприступной, но дольше выдержать не могла. Каряя полумгла вокруг зрачков смотрела на хатун, тянула к себе, приказывала и просила о чём-то. Помощница хазнедар вновь поёжилась: догадаться, чего хочет от неё ага - дело не из хитрых, но она на это ни в жизнь не пойдёт, не поступится даже капелькой своей чести... точнее, того, что от неё осталось. От нечего делать Ирум принялась осматривать комнату. Уютная, располагающая к задушевным беседам и не только, с незамысловатой росписью на стенах, спаленка служила идеальным приютом для влюблённых. В правом переднем углу стояло большое зеркало с изысканной резьбой. Дерево словно рассказывало какую-то историю, задуманную резчиком. Каждая щербинка и зазубринка шептала про то, что творилось в этих стенах, сколько сильных юношей и стыдливых девушек повидала эта постель, сколько пригожих лиц глядело в идеально гладкое, как утренний Босфор, стекло. Ирум залюбовалась узорами на раме и подошла к зеркалу. На калфу воззрилась стройная, крепкая смуглянка с каштановыми кудрями, соблазнительно пухлыми губками красно-коричневого оттенка, слегка подведёнными глазами и капризным носиком. Прошло несколько долгих мгновений, прежде чем хатун увидела, как в зеркале возникло могучее отражение Эркина-аги, который бесшумно подошёл сзади. Плечи Ирум дрогнули, когда на них опустились тяжёлые сильные руки.

У Ирум всё кипело внутри. Возмущение, досада и гнев слились в одну смертоносную лаву и грозили спалить душу и сердце девушки в считанные мгновения. Друг? Защитник?! Не этот ли защитник избил её до полусмерти там, в проулке, не тот ли друг терзал её на холодных камнях промозглой ночью? Поверить словам этого злодея - значит, себя не уважать. Но Ирум не находила в себе силы уйти, ибо янычар всё равно был прав: на дворе стояла кромешная темень, хоть глаз выколи, и возвращаться в такую пору было попросту чревато. Кто знает, какими ещё негодяями кишит Стамбул? 
Прикосновение Эркина-аги обожгло, а затем бросило в дрожь. Девушке и хотелось бы убрать руку, но суставы как будто окаменели, а тело сделалось свинцовым. Ещё и этот полумрак, запахи благовоний... Всё это действовало на хатун усыпляюще. Калфа несколько раз моргнула, чтобы часом не упасть в сонном забытьи.
- Ты хорошо поёшь, Эркин-ага. - не сдержавшись, выпалила хатун. - Просто соловьём заливаешься. Ищи другую, а меня оставь. И так из-за тебя столько неприятностей...
После этих слов Ирум резко встала. В лице - решимость и даже какое-то непоколебимое спокойствие, словно этот человек ей уже больше не страшен. Ой, какая же это ложь! Впрочем, теперь, после такой отповеди, можно и уйти. Эркин же сказал, что не причинит вреда (по крайней мере, хотелось на это надеяться). Ирум уже повернулась к аге спиной, и...
- А! - калфа обернулась, вспомнив нечто важное. - Я не охотница слухи распускать. Об этом не беспокойся. О тебе я никому ни слова не скажу.
Она в последний раз одарила агу решительным взглядом, который, если б имел такую силу, пригвоздил бы янычара к месту, и взялась за ручку двери. Холод железа обжёг ей пальцы, но дверь открыть хатун так и не успела. Дыхание за спиной заставило Ирум замереть на месте. Эркин стоял сзади. Нет, он не пытался угрожать ей, даже не сделал ни единого резкого движения. Просто стоял. Хотя, пожалуй, от этого легче на душе не становилось. Кто знает, что учинит этот головорез в следующую секунду? Может, вынет кинжал и перережет беззащитной девушке горло? Или удушит? Хатун поёжилась, словно от холода. За спиной раздался тихий, короткий смешок.
"Проклятье!" - мысленно выругалась Ирум, снова берясь за дверную ручку. Раздался скрип, а в следующую секунду властная мужская рука перехватила запястье калфы, а другая развернула Ирум в обратную сторону, так что она еле успела разжать пальцы, чтобы янычар не сломал ей правую руку. О, этот взгляд... В нём уже не было ничего вкрадчивого, заигрывающего. Только холод и металл. Ирум отвела глаза. Смотреть в эти порочные зрачки, окружённые карим морем, было выше её сил.
- Убери руки. - выдохнула калфа, собравшись с духом. - Или я подниму крик.
Смешок повторился. Короткий, жёсткий... нет, даже жестокий. А вслед за ним последовало нечто постыдное и приятное одновременно. Эркин подался вперёд, стиснул Ирум в объятьях и впился ей в губы. Девушка округлила глаза и глядела на янычара так, словно одним взглядом хотела высказать ему всё, что думает, параллельно не забывая сопротивляться. Высвободиться из мёртвой хватки опытного аги было делом нелёгким, но Ирум это удалось. Почувствовав большую свободу в движениях, девушка наотмашь ударила янычара в левую скулу. Тот продолжал стоять, как скала, даже головы не повернул. Ирум буравила его ненавидящим взглядом, а уж когда тот засмеялся... да пусть бы лучше влепил затрещину в ответ, чем вот так стоять и в открытую насмехаться.
"Аллах всемогущий! Оглушил!" - досадовала Ирум, непроизвольно отмечая, что никогда не слышала более раскатистого, но приятного на слух, смеха...
"О, Всевышний, о чём я думаю!" - пронеслось в голове девушки, прежде чем она заметила, как Эркин вновь обнял её за талию. Нет, нет, только не это.