Эпоха Безумца и Охотника

    Объявление

    Администрация:

    HOŞ GELDİNİZ

    Добро пожаловать в лучшую из всех держав - Османскую империю, и в столицу столиц - Стамбул. В этих благословенных краях наступили трудные и противоречивые времена, наполненные леденящими душу событиями. Янычарские восстания, разветвлённое преступное общество, произвол пашей и беев, интриги дворца Топкапы и тому подобные вещи - вот что такое Блистательная Порта 1640-1692 годов. Избери свой путь, измени судьбу государства, будь решителен и хитёр, верен султану и правящей династии, и главное - будь всегда на чеку!


    Вернейшие друзья:

    Dragon Age: Rising Интриги османского Востока Великолепный Век: цветы раздора MUHTEŞEM YÜZYIL «Muhteşem Yüzyıl: after Suleyman» «Каково это - играть с тьмой?»

    Ожидаются с нетерпением:

    Нефи Омер-эфенди, Шемспери-султан, Хуричехре-султан, Айше Махзиба-султан, Санавбер-султан, Зекийе-султан, Шехзаде Касым, Шехзаде Баязид, Рухсар-хатун, Зеррин-калфа, Силахдар Мустафа-паша, Ясемин-калфа, Хезарфен Ахмед-челеби, Лагари Хасан-челеби

    В ИГРЕ

    Ближайшие события:
    1642. Родились прекрасные шехзаде - Мехмед, Сулейман и Мурад. Султан Ибрагим сочетался с Хюмой-султан законным браком, что повлекло за собой страшные последствия. В гареме тем временем происходит "падение нравов", а точнее, нрава одной единственной женщины - Ирум-калфы. Принудительное сближение с Эркином-агой, одним из предводителей янычар, положит начало тайным свиданиям, самообману и греху 1648. Смерть Ибрагима Безумного положила начало правлению маленького Мехмеда, который в будущем прославится как Охотник. Валиде Кёсем-султан и Турхан-султан начали скрытую, но страшную вражду. Турхан заключает с Эркином-агой соглашение, которое послужит причиной никяха доблестнейшего из янычар и Гевхерхан-султан. 1660. Шехзаде Эмир принял саблю в присутствии всего войска, пашей и самого повелителя. Теперь пришло время новых завоеваний. По всей империи идут приготовления к походу. Интриги, подлости и хитрости ради собственной выгоды вновь входят в силу. Между шехзаде возникнет соперничество за право наместничества в Стамбуле. Но до похода ещё много времени, и что случится за это время, ведомо лишь Всевышнему.


    Активные участники:

    Информация о пользователе

    Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


    Вы здесь » Эпоха Безумца и Охотника » Игровой архив » Больше двух говорят вслух (26 ноября 1660 года)


    Больше двух говорят вслух (26 ноября 1660 года)

    Сообщений 1 страница 10 из 10

    1

    Название эпизода
    Больше двух говорят вслух

    Время и место действия
    26 ноября 1660 года.
    Стамбул, дворец Топкапы, покои Шехназ-султан.

    Суть
    Потрясённая разговором с валиде, Шехназ-султан никак не может прийти в себя. Утешить двоюродную сестру вызывается Гюльсюм, она убеждает родственницу не тревожиться. К беседующим султаншам присоединяется старшая хасеки молодого повелителя - Махпаре Гюльнюш-султан, и лишь только она переступает порог комнаты, как разговор перекидывается на Нурбахар.

    Участвуют
    Шехназ-султан, Гюльсюм-султан, Рабия Гюльнюш-султан.

    0

    2

    http://forumupload.ru/uploads/0014/54/5c/15/699670.png
    О том, что произошло между Турхан-султан и Шехназ-султан, потихоньку начал гудеть весь гарем. Наложницы переговаривались тихо-тихо, в ночное время, лёжа под одеялами. Надёжное это дело - сплетничать, когда у самой хазнедар и её подручных глаза закрыты. Словом, что тут рассказывать - к утру о размолвке между валиде и дочерью покойной Ханзаде-султан уже говорили на каждом углу. Никому было невдомёк, что случилось в действительности, но все, как одна, были уверены, что валиде-султан и дочь её золовки разругались в пух и прах. В каждом закутке слышался девичий шёпот, и когда Гюльсюм утром спустилась в гарем, чтобы развеяться и отдохнуть душой от проблем насущных (например, от забот о будущности единокровного брата Эмира), она услышала оживлённый девичий говор. Султанша мгновенно построжела и спросила у девушек:
    - О чём переговариваетесь?
    Красавицы стушевались, но одна из них спасла ситуацию:
    - Скоро выдадут жалование, госпожа. Ждём не дождёмся, когда привезут новые ткани.
    Гюльсюм недоверчиво оглядела рабынь, но на её серьёзном лице уже начала проступать улыбка. Она даже на секунду позабыла о своём царственном происхождении и даже позволила погладить мечтательницу по голове, как младшую сестрёнку.
    - Ткани... - Гюльсюм напустила на личико дымку задумчивости, даже палец к левому уголку губ приставила, словно и впрямь замыслила что-то, а потом весела произнесла: - Будут вам и ткани, и украшения. Наведайтесь ко мне.
    Девушки так и просияли. Знала Гюльсюм, чем завоевать доверие служанок. Гюльсюм вновь улыбнулась, вновь взошла на лестницу, словно забыла, зачем только что спускалась. Не тканей, ох, не тканей ждали рабыни, а вестей про Шехназ-султан. Гюльсюм ни на йоту не сомневалась в этом.
    Вопрос, чем занять себя этим утром, отпал сам собой. Проведать кузину, ободрить её и внушить, что не так страшна валиде-султан со своими угрожающими намёками. Так она и сделала. Шехназ она застала за заурядным девичьим утренним занятием - прихорашиванием у зеркала. На красавице-сестре было нежного цвета платье, диадема в чёрных волосах сияла маленькими турмалинами.
    - Ай, не могу, ослепла, совсем ослепла! - выкрикнула Гюльсюм, прикрывая глаза. Шехназ сегодня, действительно, была чудо как хороша. Она заслонялась от Шехназ, словно та преобразилась до райской гурии. Кузина встала, отошла от зеркала и крепко-крепко обняла Гюльсюм.
    - Для чего так нарядилась? Не в город ли собираешься? - шутливо спросила дочь Шивекар-султан. Ей хотелось поднять сестре настроение, но та была удивительно задумчива и как будто даже грустна. Значит, не всё так просто, как могло показаться с первого раза.

    +4

    3

    Вчерашний разговор с Турхан-султан лишил Шехназ последних обломков покоя и сна. Всю ночь она провела в тревоге, заставляла себя заснуть, но сколько ни старалась, все усилия были напрасны. Как валиде была строга, как лукава... Султанша припоминала глаза госпожи, её строго поджатые губы, по-змеиному тихий голос. Страшно, страшно было думать о том, что могло быть, не устрой Турхан-султан всё таким удобным образом. Утром Шехназ встала вся разбитая, велела принести себе холодный шербет и перламутрового оттенка платье. И то, и другое было подано, султанша преобразилась, стоило ей подкрепить силы и надеть светлый наряд. Неприятный осадок после вчерашнего разговора всё ещё остался, но госпожа чувствовала себя не столь утомлённой. Хвала Аллаху, бессонная ночь каким-то чудом не оставила под глазами девушки тёмных кругов.
    - Моя госпожа, как Вы себя чувствуете? - с сочувствием спросила верная Гюфтар, ставя перед своей хозяйкой чашечку кофе и тарелочки со сладостями. Шехназ по утрам не любила тяжёлый завтрак, ограничиваясь кофе и лукумом.
    - Уже лучше, милая. Даст Аллах, недуг пройдёт в скором времени. Сначала эта Нурбахар, потом валиде... Все против меня, Гюфтар, все...
    Шехназ совершенно не по-женски осушила чашечку кофе чуть ли не в один глоток. От этого ей полегчало, а расторопная служанка вновь наполнила чашку прекрасным напитком. Госпожа всё ещё сидела у зеркала, а кофе и сладости стояли рядом на низеньком столике, меньше дастархана, но вполне пригодным для лёгкой трапезы. Недуг, в самом деле, отступил. Во-первых, кофе всегда действовал на Шехназ исцеляюще, а во-вторых, в комнату вошла...
    - Гюльсюм! - Шехназ, увидев двоюродную сестру, которую очень любила, кинулась ей навстречу. - Что, нравится? Очень рада. Идём, идём, поговорим.
    Девушка подцепила Гюльсюм под руку и повела к софе, при этом успев дать знак Гюфтар, чтобы та принесла ещё одну чашку, а за одно и перенести поднос на основной столик. Та повиновалась. Когда султанши расположились с надлежащим удобством, Шехназ произнесла:
    - Твой приход для меня как свежий воздух в летний день. В последнее время весь гарем смотрит на меня, как на чужую... Турхан-султан относится ко мне по-матерински, но вчера...
    Девушка опустила глаза, а Гюльсюм понимающе вздохнула. Видимо, и до неё уже дошли слухи о том, что произошло в гареме в течение нескольких дней. - Валиде сказала, что это в первую очередь она дала согласие наш брак. Немыслимо, просто немыслимо. У меня голова кругом...
    Султанше хотелось говорить и говорить, присутствие Гюльсюм вдохновляло, затрагивало особенно слабые струны души, делало их упругими. Но не прошло и пяти минут с того момента, как госпожи разместились на тахте, как дверь вновь открылась. Гюфтар произнесла:
    - Пришла Махпаре-султан.
    Обе султанши, не сговариваясь, кивнули. Старшая хасеки нового повелителя была не в пример мягче, нежели Нурбахар, и Шехназ благоволила ей куда больше, хотя и не считала её ровней себе.

    +4

    4

    Гюльнюш не собиралась мириться с возвышением Нурбахар. С того момента, как у неё появился шехзаде, Махпаре возненавидела свою соперницу ещё сильнее, но умела прятать свою ненависть за сдержанной улыбкой и лучистым взглядом. Какой же немилосердный зуд чувствовала первая хасеки в пальцах, когда видела надменную Бьянку, окружённую служанками, горделивую, с презрением во взоре... Как же хотелось подскочить к ней, до крови исцарапать лицо, превратить её в посмешище, сделать так, чтобы повелитель больше никогда не посмотрел на неё, не говоря уже об остальном.
    Но приходилось ждать, терпеть и выдавать желаемое за действительность. Турхан-султан, умнейшая и проницательнейшая женщина, тоже уже начала догадываться об истинном лице Нурбахар, но пока относилась к невесткам одинаково - смотрела на них свысока, но та неприязнь, что валиде питала некогда к Махпаре, постепенно перекинулась на Нурбахар. Опытная, умеющая читать человеческие сердца, Турхан-султан разглядела в Гюльнюш гораздо больше мягкости и мудрости, нежели в заносчивой, откровенно несносной Бьянке. Словом, за то недолгое время, что две давние знакомые жили под одной крышей, кое-что успело измениться, и что самое приятное - в пользу старшей хасеки.
    Сегодня султанша проснулась и почувствовала, что её мутит, причём без всякой причины. Красавица-венецианка спустила ноги с постели, упёрлась в мягкую перину руками, словно хотела убедиться, что сидит крепко, а глаза уставились в одну точку. Знающие люди говорили, что эта маленькая хитрость помогает восстановить хорошее самочувствие и прогнать тошноту. Но в этот раз проверенное средство почему-то не помогало. И это бы ещё ничего, но Гюльнюш ощутила спазм в горле, неприятный вкус во рту, а в следующую секунду ладонь взметнулась ко рту. Свободной рукой султанша дала знак служанкам, чтобы те бежали за лекарем. Одна из рабынь умчалась в лазарет, а другие принялись хлопотать подле госпожи, подносили ей холодную воду, бегали за особой медной посудиной, и когда та была принесена, Гюльнюш с облегчением отдёрнула ладонь. Омерзительно, но что поделаешь.. Видно, вчера она что-то не то съела за ужином.
    Лекарка пришла как раз вовремя. Растолкав сердобольных девушек, она подбежала к постели, где всё ещё сидела хасеки.
    - Прилягте, госпожа. - ласково произнесла хатун, при этом так зыркнув на рабынь, что те поняли всё с полунамёка и удалились. Над внезапно заболевшей султаншей лекарка мудровала недолго, а когда закончила, крикнула служанкам - пусть, мол, заходят.
    - Всевышний улыбнулся Вам, хасеки-султан. Вы беременны. - радостно поблёскивая глазами, возвестила врачевательница. По комнате пронёсся облегчённый вздох. Гюльнюш с минуту не могла поверить в услышанное, потом ей захотелось кинуться к вестнице счастья и крепко-крепко обнять её. Давно она так не радовалась, не радовалась даже тогда, когда повелитель вновь стал призывать свою первую любимицу в опочивальню и даже стал брать с собой на охоту. Махпаре велела подать себе наряд поизящнее, а сама извлекла из ларца увесистый кошель, с улыбкой отдала его лекарше. Та не хотела принимать такой дар, но Гюльнюш с ласковой улыбкой и настойчивостью в глазах сама вложила подарок в руки своей утешительнице.
    Облачение заняло около получаса, и, освежённая и окрылённая радостной вестью, Махпаре уже хотела идти к повелителю, но вспомнила, что в это время он собирает совет, а значит, сообщить ему радостную новость придётся в другой раз. А между тем поделиться с кем-нибудь нужно. Пойти к валиде? А, может... Гюльнюш остановилась на середине комнаты, впав в задумчивость.
    "А навещу-ка Шехназ-султан. Слышала, ей пришлось несладко, валиде сделала ей строгое предупреждение, ободрю госпожу, а заодно и поделюсь своей радостью."
    Сказано - сделано. Махпаре дошла до покоев Шехназ, отворила двери и... На неё с улыбками смотрели аж две султанши, одна знакомее другой. Второй была Гюльсюм-султан. Хасеки поклонилась обеим, не забыв подпустить в глаза радостного блеска, и произнесла:
    - Я не помешала? Если я не ко времени пришла, могу зайти в другой раз.
    Ответом последовал широкий жест Гюльсюм, которая приглашала свою бывшую служанку (ах, как давно это было!) сесть рядом.

    +4

    5

    Гюльсюм посмотрела на Шехназ с сочувствием. Валиде Турхан никогда и ни перед кем не отчитывается в своих решениях, и султанша знала это на собственном опыте. Четыре года тому назад Гюльсюм, по приказу валиде, выдали замуж за Алемдара-пашу. Тогда госпожа даже перед Шивекар-султан не отчитывалась и никому не объясняла, зачем был нужен этот брак. Гюльсюм выдержала первое испытание в своей жизни с достоинством, никому не стала плакаться на судьбу и на мужа. В случае с Шехназ всё было намного сложнее. Во-первых, её избранником стал не государственный муж, а шехзаде, пусть и не самый близкий, а всё-таки родственник. Буря, которая разыгралась в гареме из-за этого, не минула и ушей Гюльсюм. Султанша прекрасно знала, что ни валиде, ни Махиэнвер-султан такого никяха не потерпят. Если бы не повелитель, этот брак был бы мгновенно расторгнут. Шехназ отдали бы замуж за одного из визирей, а шехзаде сослали в дальний санджак, подальше от столицы, а за одно и от светозарных очей падишаха. Но повелитель принял самое мудрое решение, одобрив и узаконив брак, да ещё и повелев устраивать пышные приготовления к официальной свадьбе. Это решение поддержали и Хайринисса, и она, Гюльсюм. Но Турхан никак не могла смириться, и вот теперь она решила взять добросердечную Шехназ под личный надзор.
    - Не бери в голову, дорогая. Валиде-султан желает тебе добра. Возможно, шехзаде она недолюбливает, но против тебя ничего не имеет. Самое главное, что повелитель на вашей стороне. Сыграете свадьбу, отправитесь в санджак - и всё образуется, вот увидишь.
    Речь Гюльсюм отдавала чем-то кофейным, уютным. К слову, кофе, поданное Гюфтар-хатун, оказалось на редкость вкусным - султанша просто не могла оторваться. Беседа на какое-то мгновение приостановилась, а возобновилась лишь когда в покои вошёл ещё один гость... вернее, гостья.
    Махпаре-султан. Эта умная и пригожая девушка когда-то была подарена повелителю самой Гюльсюм. Прошло уже несколько лет, и повелитель, хвала Аллаху, ни разу не пожалел, что принял такой дар от сестры. Гюльнюш стала частичкой его души, одним из смыслов его бытия, его спутницей, его нектаром и опиумом, солнцем и воздухом. Позже, правда, его завлекла в свои сети ещё одна венецианка - жгучая и колючая Нурбахар, - но надолго ли ей удалось привязать к себе сердце султана, это ещё большой вопрос. С недавних пор, как говорили Гюльсюм, Мехмед вновь стал звать к себе Махпаре, даже дважды ездил с нею в Эдирне. Одним словом, сестра шехзаде Эмира очень обрадовалась, увидев в комнате свою же воспитанницу и ставленницу.
    - О чём речь, Гюльнюш, присаживайся. Ты вся сияешь, милая. Всегда будь такой весёлой... Ещё какие-нибудь полгода назад на тебя без слёз нельзя было взглянуть, всё убивалась да плакала почём зря. А теперь вновь расцвела. Правда, Шехназ?
    Гюльсюм хотелось отвлечь кузину от невесёлых воспоминаний, связанных со вчерашним днём, и она решила обратить внимание сестры на вид вновь пришедшей.

    +4

    6

    Свет, который Гюльнюш излучала взглядом, улыбкой - да что там, каждой чертой своего красивого личика, улучшил настроение беседующих. Шехназ тоже сочла нужным ободрить незваную, но желанную гостью, чтобы та не стеснялась и присоединялась к разговору.
    - У тебя на родине, я слышала, есть поговорка: Бог троицу любит. Чтобы наша беседа была самой прекрасной и доброй, нас и должно быть трое. Рассказывай, отчего вся светишься?
    В последние дни Шехназ заботилась только о своём будущем и будущем шехзаде Орхана. Ей и в голову не могло прийти, что у остальных тоже есть свои дела, свои цели, печаль и радость, надежды и отчаяние. Султанша так была занята собой, что перестала интересоваться чем-либо ещё, она только и думала, что о Нурбахар да о валиде-султан, о справедливом решении повелителя да о том, как они с шехзаде в один прекрасный день отправятся в санджак. Девушка строила планы на будущее вдали от столицы, мечтала о собственном уютном гнезде. Что если бы Орхана отправили, скажем, в лесистую Конью или Амасью, большую и обильную... Вот, где рай на земле, не то, что Стамбул. Суровое, хотя и тщательно завуалированное предупреждение валиде подпортило настроение Шехназ. Даже острый разговор с Махиэнвер-султан так не действовал на девушку, как недолгая беседа с матерью султана. О, Турхан-султан умеет внушать трепет не только простолюдинам, но и членам династии. Наверное, это качество приходит лишь тогда, когда женщина, подарившая падишаху сына, однажды становится валиде. Вот тогда-то и появляется эта сталь во взгляде и в голосе. Шехназ, хоть и знала, что Турхан никаким образом не могла повлиять на решение повелителя, всё-таки боялась эту женщину с ястребиным пронзительным взглядом, с точёным носом и полными, умеющими при гневе сжиматься в ниточку, губами. Да ведь и в словах валиде есть своя правда: не воспротивилась - значит, одобрила. Как ни верти, а это правда. Ну, да о грустном сейчас думать не следовало, ибо довольно одного взгляда на Махпаре, чтобы частичка её благорасположения передалась остальным.
    - А мы тут обсуждали, в какой санджак могут отправить шехзаде. - сказала Шехназ, хотя несколько минут назад речь велась не совсем об этом. - Ты ведь, наверное, слышала радостную весть? Скоро состоится наш никях - вся столица, да что там, вся империя будет радоваться и молиться за нас.
    - Пошли Вам Аллах счастья, госпожа. - откликнулась расторопная Гюфтар, подливая Шехназ кофе в чашечку.
    - Аминь, аминь. - набожно ответила султанша, одаривая новую служанку добродушным взглядом. Собеседницы тоже проговорили "Аминь", причём обе - совершенно искренне, без притворства. Шехназ это особенно польстило.
    - Ну, да что всё обо мне да обо мне. Моё имя и так у всего гарема с уст не сходит. Расскажи-ка, отчего такая радостная, солнце и то твоему личику позавидует. Ну?
    Шехназ догадывалась, отчего Махпаре, любившая повелителя со всей искренностью, может быть так счастлива - только оттого, что тот вновь позвал её к себе. Не без злорадства султанша подумала, что Нурбахар теперь впору кусать губы, ибо старшая хасеки - серьёзная соперница.

    +4

    7

    Гюльнюш было приятно такое внимание султанш, которые от рождения наделены небывалым могуществом. Особенно стило доброе расположение Шехназ, которая, поговаривали, вообще предпочитала не заводить знакомств с теми, кто выбился в госпожи из наложниц, то есть, с фаворитками повелителя и братьев. Но Махпаре-то была не простой фавориткой, а первой хасеки, так что с ней стоило бы поддерживать хорошие отношения. Видя, что султанши вовсю интересуются причиной веселья Гюльнюш, она выдержала паузу, словно бы в смущении отвела глаза, после чего проговорила:
    - Ничего-то от Вас не утаишь, госпожа... - голос красавицы был застенчив, причём без намёка на фальшь - слишком уж сильно Гюльнюш была взволнована и обрадована вестью, услышанной от повитухи.  - Повелитель сейчас в делах и заботах, но у меня для него есть новость.
    Ещё одна пауза, и Махпаре уже сполна насладилась тем, как в глазах обоих собеседниц играют огоньки любопытства. Можно было бы дать руку на отсечение, что и та, и другая уже прекрасно поняли, о чём идёт речь, но всё же девичья любознательность и желание увериться в верности своих догадок - великая сила. С полминуты никто не проронил ни слова, да и сама счастливица тоже молчала, потом отставила чашку, кофе в которой был ещё горячий, и со знанием дела приложила ладонь к пояснице. Обе слушательницы так и просияли. Махпаре была довольна произведённым впечатлением. Первой будущую мать поздравила однако не Гюльсюм и не Шехназ, а всё та же хатун, ведающая яствами...
    - Аллах милостив, госпожа, у Вас родится прекрасное дитя.
    Только тут, кажется, до слушательниц в полной мере дошло, что за счастье ожидает старшую хасеки. Гюльсюм первая от всего сердца обняла Махпаре и долго-долго не могла ослабить объятия. Шехназ тоже лучилась радостью, и в этот момент у венецианки отлегло от сердца: значит, дочь покойной Ханзаде-султан не так спесива и надменна и может благоволить кому-то, кто вошёл в семью Османов со стороны. Поздравлениям и пожеланиям счастливого разрешения от бремени конца-края не виделось, аж до того момента, пока Махпаре не задала вопрос:
    - Интересно, что будет с Нурбахар, когда эта весть дойдёт и до неё?
    После этого разговор пошёл совсем по-другому, вернее, должен был пойти. так думала Гюльнюш, ибо если бы кто при ней повернул беседу в сторону ненавистной Нурбахар, всё хорошее настроение испарилось бы, подобно дыму из наргиле. Напряжённое молчание, которое воцарилось в комнате после этого вопроса, было лишним тому подтверждением. Обе госпожи - и Гюльсюм, и Шехназ, сосредоточенно придумывали, как бы так повернуть разговор в прежнее русло, но, судя по удручённым лицам, ничего путного в их светлые головы не приходило. Особенно Шехназ-султан была раздражена, ибо с некоторых пор одно упоминание Нурбахар вызывало у неё чуть ли не недомогание. Гюльнюш слышала, что произошло - вездесущая Инджифер разведала, и хасеки от всей души жалела Шехназ и осуждала соперницу за такое поведение. С чувствами влюблённой девушки играть очень опасно, особенно это девушка - прирождённая госпожа.

    +4

    8

    Радостный вид Махпаре радовал глаз. Личико у неё было сияющим, улыбка искренней, а в глазах плясали такие искорки, что случись им попасть на шёлк обивки или, скажем, на платье одной из султанш, и в комнате начнётся настоящий пожар. Гюльсюм не могла налюбоваться своей бывшей служанкой, султаншу переполняла гордость от осознания того, что первая фаворитка повелителя раньше состояла именно в её свите. Когда же та поднесла ладонь к животу, всё прояснилось мгновенно. Гюльсюм заулыбалась и первая обняла бывшую рабыню.
    - Аллах всемогущий, какая добрая весть! Не терпится увидеть, как будет радоваться повелитель. Ты разогнала тучи над нами, дорогая, всех нас осчастливила. Пошли тебе Всевышний здорового сына.
    Говорилось это с большой искренностью, ибо хотя Гюльсюм и любила единокровного брата до безумия, иногда мечтала, что в один прекрасный день и он возьмёт в свои руки меч власти, но Мехмеда она любила и чтила не меньше. Она вообще не разделяла братьев и к каждому относилась равно тепло и приветливо, ни для кого не жалела утешительных слов, если шехзаде было грустно, никому не отказывала в помощи и поддержке. Неудивительно, что новость о том, что у Мехмеда, старшего из всех сыновей покойного Ибрагим-хана скоро будет ещё один наследник, была принята с таким воодушевлением. Османский род - вот самое главное, а от кого он продолжится, не имеет значения, главное, чтобы он разрастался и набирал силу.
    - Гюльнюш, в твою честь нужно устроить праздник, я так думаю. - продолжила Гюльсюм с оживлением. - Пусть играет музыка, пусть наложницы ни в чём не знают отказа, пусть гарем наполнится радостью. Я бы вот прямо сейчас пошла и замолвила словечко перед Турхан-султан. Валиде не может отказать по такому поводу. Шехназ, а ты что думаешь?
    Султанша повернула голову и взглянула на двоюродную сестру. Радость, которая всегда преображала её прекрасное лицо, ещё игравшая минуту назад, исчезла без следа. Гюльсюм встревожилась: о чём она думает, что у неё сейчас в мыслях? Лишь Всевышнему дано прочесть её сокровенные мысли, переживания, желания. Видимо, удачно ввернутая реплика Махпаре про Нурбахар, которая уже успела прославиться своим завистливым нравом, выбила Шехназ из колеи. Да и Гюльсюм могла бы попридержать язык и не произносить имя валиде. Только вчера Турхан-султан сделала девушке внушение, граничащее с угрозой, и вот опять ей, бедной, на рану сыплют соль. Нет, так не пойдёт.
    - Шехназ... - несмело начала Гюльсюм, беря кузину за руку. - Брось, не думай. Нурбахар и равнять-то с нашей Гюльнюш негоже, так ведь? Да и о валиде не думай. Нужно же ей было как-то отчитать тебя. Отчитала, погрозила, и всё тут. Я уверена, ничего против тебя она не имеет. Лучше поздравь Махпаре, раздели её радость.
    Пламенная речь Гюльсюм, в которую девушка вложила всю свою искренность и доброжелательность, оставалась без внимания. Взгляд у Шехназ был какой-то холодный и отсутствующий, как у незрячей. Сестра даже на какую-то секунду испугалась за неё. Видимо, события последних дней засели в сердце и в памяти Шехназ гораздо глубже, чем кажется.

    +4

    9

    Весть о том, что у повелителя скоро будет ещё один ребёнок, заставила Шехназ улыбнуться. Мехмед заслужил счастье, как никто другой. После того, что случилось в походе и во дворце, после известия о самоуправстве Орхана, ему как никогда нужно было утешение, и Гюльнюш (в глубине души султанша была даже очень рада, что именно Гюльнюш, а не Нурбахар) подарит его падишаху с избытком. В момент объяснилась и взволнованность хасеки, и её улыбка, и блеск в глазах, и люгкий румянец - лучшей причины, чем скорое появление ребёнка на свет, и представить-то невозможно. Шехназ радовалась за фаворитку повелителя, но радость эта была половинчатой, неполной, какой-то куцей. Вероятно, это можно объяснить только тем, что пережила девушка за последнюю неделю. Счастливое осознание того, что и она, и шехзаде Орхан прощены, сменилось печалью из-за той неприязни, которую питают к Шехназ и валиде, и эта гюрза Нурбахар... Двоюродные сёстры предпочитают не касаться такой скользкой темы, как тайный никях, но и в их глазах султанша не раз видела осуждение. Единственная, пожалуй, кто всецело была на стороне любви, это Хайринисса. Она - самый добрый и искренний человек в этом дворце, она безгрешна, она - ангел. Кроме повелителя, Шехназ желала счастья только ей, обиженной судьбой, вынужденной жить с тяжёлой болезнью и чахнуть каждую секунду.
    - Прими мои поздравления, Махпаре. - как-то сухо отозвалась Шехназ. Ей, в самом деле, было не до радости. Сколько бы Гюльсюм ни утешала сестру, тяжесть не скоро сойдёт с сердца, на её место не сразу придёт покой и умиротворение.
    "Ах, скорее бы, скорее бы повелитель назначил шехзаде в санджак, мы бы сыграли свадьбу и уехали из столицы, зажили счастливо и беспечно, нас бы никто не смел упрекать, никто бы косо не взглянул на нас, не осудил, не унизил. Аз здесь, здесь, в Стамбуле, дышать тяжело, любить тяжело, здесь все смотрят с ненавистью и осуждением, никто не желает добра, люди разучились радоваться. Валиде, Нурбахар, Махиэнвер-султан... сколько ненавидящих глаз устремлено на нас с шехзаде... О, Всевышний, пошли нам выдержки и стойкости, не дай забыть, что такое радость, не дай сделаться несчастными... Уедем, уедем, и чем скорее, тем лучше - пусть все наши недруги остаются тут, пусть их настигнет возмездие за каждый недобрый помысел. Завидуйте, валиде - Вы на вершине могущества, но Вы одна. Злись и ты, Нурбахар - тебе никогда не стать первой и единственной в глазах брата Мехмеда."
    - Да что мне о ней думать, - отмахнулась султанша от слов Гюльсюм, - мне нет до неё никакого дела. Она и мизинца нашей Гюльнюш не стоит.
    Не то, чтобы девушка и в самом деле так считала, но ей было приятно увидеть на прекрасном лице хасеки милое смущение. Очевидно, Махпаре умеет и любит быть скромной, это хороший знак. Шехназ в который раз убедилась, что не зря так хорошо относится к этой красавице-венецианке, гибкой и хитрой, но в то же время скромной и верной прежде всего повелителю, а не собственным корыстным интересам. В отношении последнего, Нурбахар своей сопернице и впрямь в подмётки не годилась - слишком зла и самоуверенна, привыкла брать своё, несмотря ни на что.

    +4

    10

    Видя, что радость отступила, сменившись напряжением. Гюльнюш больше не рисковала привлекать внимание к своей персоной, а вместо этого, принялась горячо поддерживать разговор султанш о том, что всё закончилось благополучно, восхвалять решение султана относительно шехзаде и его избранницы, обсуждать детали предстоящих празднеств. Всё это настолько увлекло Махпаре, что она уже и сама не заметила, как столь важно е обстоятельство, как её беременность, отошло на второй план. Все три госпожи гадали, где будет устроен праздник в честь шехзаде Орхана и Шехназ-султан, в какой санджак они отправятся, даже успели обсудить оттенки тканей, из которых будут сшиты новые наряды. А о чём же ещё могут говорить три молодые прекрасные женщины, как не о тканях, драгоценностях и прочих безделицах? Но рано или поздно этому приятнейшему разговору тоже было суждено завершиться, поскольку в ходе беседы вновь были упомянуты имена, которые словно были под негласным запретом - Турхан-султан и Нурбахар. Шехназ, которая минуту назад была весела и даже смеялась, вновь сделалась мрачной и напряжённой. Гюльнюш не преминула утешить госпожу.
    - Вот и правильно, госпожа, не думайте. Стоит она моего мизинца или нет, я уж не знаю, но к чему поминать её имя, портить себе веселье? Всевышний всё видит, и Нурбахар однажды будет наказана за всё. Верно я говорю?
    В том, что это действительно случится, Махпаре отчего-то ни на миг не сомневалась. Уж таким людям, как выскочке Бьянке, должно воздаваться по заслугам. Гюльнюш была знакома с этой змеёй гораздо дольше всех обитателей Топкапы вместе взятых, а потому могла периодически предугадать новый шаг соперницы. Конечно, если бы не верная Инджифер, быть бы теперь Махпаре не в султанских покоях, а, скажем, в Старом дворце или, что ещё хуже, на дне Босфора, но покуда Аллах милует, нужно бороться с гадюкой, целить ей в голову, стараться вырвать жало. Не то, чтобы у Гюльнюш это выходило отменно, но раз ей удалось сохранить статус первой хасеки и вновь покорить сердце повелителя, значит, не всё потеряно. Нурбахар же пусть тешит себя надеждами, что в один прекрасный день падишах снова призовёт её к себе, одарит счастьем и почётом. Валиде-султан же... О, с ней тоже не всё так просто. да, она уже сменила гнев на милость, стала относиться к старшей невесте куда терпимее, но Махпаре-то отлично знала от своей Инджифер, что госпожа при всяком удобном случае отправляет к повелителю новых девушек. Одна из них, Афифе-хатун, говорят, личная воспитанница Турхан-султан, её любимица. Она уже была в опочивальне Мехмеда несколько раз... нетрудно догадаться, чем это может закончиться... Первая хасеки вконец загоняла Инджифер, поручая ей следить за Золотым путём и докладывать обо всех, кто ступает на него. Калфа не жаловалась и исполняла все приказания госпожи точно и щепетильно. Таким образом Махпаре была в курсе всего, что происходит на той дорожке, которая ведёт прямиком в Рай. Об Афифе она тоже узнала из первых уст, то есть, из уст самой Инджифер, а ведь все знают: предупреждён - значит, вооружён.
    - Что до валиде, то я согласна с Гюльсюм-султан. Госпожа в тебе души не чает, хоть и бывает строга к тебе. В конце концов, всё завершилось благополучно, чего ещё желать.
    После этих слов разговор вновь стал приятным и весёлым, в нём больше не было места ни Нурбахар, ни валиде-султан. Султанши славно провели время, но внезапно хасеки почувствовала приступ тошноты. Встав и поклонившись высокочтимым собеседницам, она испросила позволения удалиться. Госпожи милостиво отпустили её, и Гюльнюш чуть ли не бегом кинулась к себе. Инджифер ждала госпожу в покоях.
    - Будь начеку, хатун. Шехназ и Нурбахар скоро начнут серьёзную вражду. Неплохо бы нам распалить этот огонь, который между ними полыхает. Пусть эта гадюка сгорит, и от неё пепла не останется.
    Проговорив всё это, хасеки опустилась на мягкую перину. Малютка, ещё даже не развившийся, уже давал о себе знать.
    http://forumupload.ru/uploads/0014/54/5c/15/374405.png

    +4


    Вы здесь » Эпоха Безумца и Охотника » Игровой архив » Больше двух говорят вслух (26 ноября 1660 года)