Вчерашний день был перенасыщен событиями, и потому сегодня Мурад явно нуждался в отдыхе. Снимая с валиде полномочия регента, он и не подозревал, что первые же дни, проведённые им на троне, принесут столько хлопот, треволнений и беспокойств. Но сдавать позиции нельзя, следует показать всему миру, что султан, руками коего долгое время страной управляла мать, уже вышел из несознательного возраста и готов на многие великие свершения. Но только не в этот приятный день.
К полудню молодой правитель вышел из дворца в сад, где его уже ждала уютная беседка. Запахи и щебет птиц благотворно влияли на душу и самочувствие, так что задержаться тут на часок-другой совсем не помешает. Мурад устроился на своём излюбленном месте, погрузившись в раздумья. Не сказать, что они были слишком уж веселы: бунтари-сипахи, распустившиеся без сильной руки янычары, народ, почуявший слабину - со всем этим надо было что-то делать. Да, вчера на Конной площади состоялось принесение клятвы на Коране, но кто останется верен своему слову по-настоящему, покажет лишь время, а Мурад желал сиюминутных доказательств преданности. Кёсем-султан, драгоценнейшее сокровище его сердца, с которой он виделся нынче утром, уже успела пожурить его за чрезмерную запальчивость, взывала к холодному рассудку. Может, она и права. Нельзя нахрапом добиваться желаемого, по крайней мере, на первых порах.
В глубине сада послышался шорох. Кто-то явно спешил к беседке. Мурад вгляделся в фигуру, движущуюся в его сторону, и узнал в ней ненаглядную сестрёнку Атике. Она не шла, а порхала, одетая в пыльно-бордовое платье, инкрустированное мелкими драгоценными камнями. Платок, крепившийся на изысканной диадеме, развивался на ветру, как маленький парус. До чего же красиво и очаровательно было это создание! Когда сестра подошла ближе и поклонилась, Мурад встал ей навстречу и заключил в объятия. От волос Атике пахло чем-то свежим и сладким, так что брат не удержался и чмокнул девушку в висок.
- Атике, солнце моё незакатное, - с нежностью промолвил султан, усаживая сестру подле себя, - хорошо, что ты тоже здесь: без тебя эта прогулка была бы скучна и неинтересна.
Последнее было истинной правдой: Бурназ своими шуточками и замечаниями могла бы развеселить даже мертвеца, а живых и подавно. Мурад обожал, когда сестра, пребывая в хорошем настроении, пускалась в лицах пересказывать то, что на днях случилось в гареме. Тогда напускная суровость сходила с его лица, и Мурад становился прежним. В последние дни он не смеялся, даже не позволял себе улыбнуться, но стоило в саду появиться Атике, как весёлое расположение духа вернулось к нему в прежнем объёме.
- Как валиде? - спросил он немного погодя, - Сдаётся мне, она не в восторге от моих решений. Утром даже попеняла мне за несдержанность. Ты тоже так думаешь, сестра?
И он внимательно, как бы оценивающе глянул в лицо девушке. Нет, непохоже было, чтоб она разделяла мнение матери, поскольку Атике так зарумянилась от смущения, так мило опустила глаза, что у падишаха исчезли последние сомнения. И всё-таки хотелось услышать, что-то она скажет на этот счёт.

Отредактировано Мурад IV (2021-03-04 14:32:53)

Мурад, как и ожидалось, услышал именно то, что хотел. Да и могло ли быть по-другому? Атике, самая привязанная к нему из всех сестёр, просто не умела лгать, глядя ему прямо в глаза. А слова её о том, что валиде вчера искренне гордилась им в Башне Справедливости, окончательно растопили наметившийся в сердце ледок. Мурад улыбнулся и взглянул на сестру другими глазами - тёплыми, лучистыми, мягкими, как само весеннее солнце. Лишь она по-настоящему чувствовала своего брата, понимала с полунамёка его намерения и всецело их поддерживала. По крайности, ему хотелось, чтобы так оно и было. К этому времени вынесли фрукты, сладости и напитки, так что разговор пошёл куда живее.
- Значит, валиде оттаяла, - промолвил правитель, рассеянно беря с подноса грецкий орех в твёрдой шероховатой скорлупе, - что ж, иначе быть не могло. А ведь ещё утром она говорила, что я перегнул палку.
Действительно, утренняя беседа с валиде была не из лёгких, хотя внешне всё выглядело как всегда. Кёсем-султан говорила с сыном ласково, но в её голосе читались нотки недовольства и тревоги, и Мураду стоило немалых усилий не обращать на них внимания. Просто матушка ещё не скоро смирится с новым положением - она ведь уже привыкла, что всё идёт под её контролем, а теперь не так. Её вполне можно понять и не осуждать. Да Мурад и не собирался. Он чувствовал, что опыт и мудрые советы матери пригодятся ему ещё не раз. К тому же, её подспудное участие не позволит членам дивана слишком возвыситься и задрать нос не в меру, в этом тоже был свой плюс. Главное, соблюсти равновесие.
"Эх, валиде, может быть. Вы и правы. Вчера я нагнал слишком уж большого страху на народ. Зачем же, в самом деле, с первых дней выставлять себя тираном? Впрочем, ничего зазорного в том, если люд будет испытывать трепет при имени государя. Так велось со времён славного Османа Гази, так будет и сегодня. Так что не обессудьте, отныне по следнее слово - за мной!"
После таких мыслей в душе как-то значительно полегчало. Мурад укрепился в своих начинаниях и взглядах, и теперь голос совести не так громко звучал где-то в закутках разума. Да и что проку в сомнениях, когда вокруг так свежо и ново? Сама природа заклинает не отягощать себя излишними заботами... Всех, кроме султана.
- А что ты думаешь про вчерашний случай? - спросил, наконец, падишах, вполне желая услышать мнение сестры на этот счёт. Атике с детства была впечатлительна и памятлива на всё, что могло мало-мальски запомниться её гибкому разуму. Такой она остаётся и сейчас, а стало быть, то, что произошло вчера, не могло оставить её равнодушной. Такое случается нечасто... да, пожалуй, что и никогда. Жаль, нельзя узнать, что сказали бы прославленные предки, глядя с небес на деяния своего праправнука. Что бы, например, сказал Мехмед Фатих или же, предположим, сам Сулейман Кануни? Ну, кто-кто, а отец точно бы одобрил поступок сына, ибо сам всегда держался справедливости. И милосердия. И лишь Аллаху ведомо, сможет ли Мурад пойти по стопам отца, став таким же мягкосердечным, каким был он. Но как быть таковым с народом, который ежедневно и еженощно мыслит худое против династии, порядка, своих же соплеменников? Никак...

Мурад смотрел на сестру и не мог сдержать улыбки. Атике своим весёлым искристым нравом могла оживить даже самого понурого из людей, а уж такого пылкого, открытого для разных эмоций юношу, как Мурад - и подавно. Сказать по правде, ему было приятно и отрадно смотреть на себя со стороны. Сестра имела особый дар: показывать людей так выпукло, живо и ярко, что всякий без труда узнает себя. Как тут устоять перед этой смешливой лицедейкой? Под самый конец султан расхохотался, не стесняясь того, что кто-то может услышать и подумать дурное. Пусть их думают, что хотят.
- Искорка ты моя, - отсмеявшись, произнёс Мурад, - не сестрёнка у меня, а скворец-пересмешник! Благослови тебя Аллах, Атике, за твой звонкий смех и весёлый характер. Этот дворец погряз в смутах, печали и недоверии, а ты одарила его радостью.
Разрумянившаяся от переполнявших её эмоций, сестра была бесконечно прекрасна в своём чудесном наряде. Её восхитительные каштановые локоны пышным потоком падали на плечи из-под воздушного платка. Мимоходом брат подумал, что Бурназ уже в том возрасте, когда всякая мечтает влюбиться и свить собственное гнёздышко. Вот и Атике так же. Но если её сейчас выдать замуж, то султанский дворец снова утонет в бездушной рутине, интригах и подковёрных играх. Поэтому пусть Атике ещё походит в девушках (тот её брак с Джафером-пашой ничем, кроме договорённости на бумаге, и не закончился). Что ж, к чему сейчас загадывать наперёд? Время само подарит сестре хорошего суженного, и если падишах увидит, что Бурназ по-настоящему влюблена, он без всяких рассуждений издаст указ о помолвке любимой сестры. Пока об этом нечего и думать.
- Что до перемен, - тон Мурада посерьёзнел, хотя взгляд оставался мягким и весёлым, - то без них никуда. Без них государство впадёт в застой, а потом и вовсе сгниёт, как в болотной трясине. Но ты передай валиде, чтоб не сокрушалась: для неё ничего не изменится. Её добрый совет и поддержка всегда будут для меня ценнейшим скарбом.
Повелитель нисколько не лукавил: отдаление валиде от государственных дел вовсе не означало, что в будущем Мурад не станет советоваться с нею. Пусть те, кто привык видеть только то, что плавает на поверхности, тешатся и ждут неверного шага. А те, кто умеет хоть немного глубже копать, уже призадумаются и смекнут: султан хоть и молод, но умён, хотя бы потому что имеет силу воли прислушиваться к словам тех, кто уже имеет опыт. В этом и будет его сила, которая поможет твёрдо и неколебимо стоять на камне власти. А камень этот скользок, остёр и горяч, как лава - и всё это одновременно. Тому, кто на него взобрался, придётся ой как несладко. Иные теряли рассудок, кто-то добровольно сходил вниз, отдавая державу на откуп алчным визирям и их злокозненным приспешникам. О, от Мурада они такого не дождутся, могут даже не мечтать. У него будет и мощная опора, и собственный разум вкупе с волей - этим-то он и запомнится народу.
- Возвращайся к себе, ангел мой, - ласково проговорил повелитель, целуя сестру в витой локон, - наша валиде, наверное, уже прибыла из фонда во дворец. А мне ещё предстоит поговорить с шейх-уль-исламом кое о чём.
Эаль было отпускать от себя сестру, но Мурад понимал, что делу время, а потехе всего лишь час.