Мужчина сидел в своей просторной комнате за письменным столом, просматривая бумаги. И хотя внешне он был весь погружён в государственные дела, мысленно он был далеко. Ему чуть ли не ежедневно мерещилось место его заточения, суровые лица евнухов за резными дверьми... А ещё Ибрагим пытался вспомнить лицо и голос своего старшего брата, который, как рассказывают, и отдал страшный приказ. Но как не старался могущественный султан вызвать в памяти облик Мурада, из этого ничего не вышло. Зато вспомнился один день из его узнической жизни, когда его комнату нашла одна женщина. Её Ибрагим помнил очень хорошо, и если бы мог, узнал бы из тысячи. У неё были большие зелёные глаза, одета она была в тот день во всё чёрное, и только узоры из серебряной парчи украшали её траурный наряд. Это была мать ещё одного  брата, султана Османа - валиде Махфируз-султан. Она не шла, а скользила по коридорам дворца, вся похожая на змею.
  - Отвечайте, презренные, что это за комната?  - властно спросила она у немых евнухов. - Это покои бедного шехзаде, ведь так? - охрана кивнула. - Так я и знала!
Махфируз подошла к резным дверям. Сквозь изящные узоры можно было разгоядеть её наряд, её бледное лицо с тонкими чертами, её перстень с иссиня-чёрным вгатом на правой руке.
  - Несчастный шехзаде... - медленно и вкрадчиво начала Махфируз. - Ты как орлёнок, которому подрезали крылья... А всё из-за кого?
  - Зачем Вы явились сюда, госпожа? - прошептал Ибрагим, подходя к дверям. - Я знаю, кто Вы...
  - И кто же я? - глаза женщины сузились.
  - Вы Махфируз-султан, верно? Я помню Вас, да, да... Вы сидели в покоях валиде-султан, ведь так?
  - Всё правильно, шехзаде! - необычайно красивое лицо султанши исказила саркастическая улыбка. - Ты правильно помнишь, юный лев! Я мама твоего брата, султана Османа. И бывшая валиде. Слава Аллаху, заключение не омрачило твоего рассудка... - при этих словах Махфируз картинно воздела руки к небу. - А знаешь, что случилось потом?
  - Что? - в ужасе пролепетал шехзаде,
  - Твоя дражайшая матушка, Кёсем, убила моего мальчика. Она подкупила его рабов, и моего Османа отравили... Он не дожил до восемнадцати... - при этих словах из больших кошачьих глаз госпожи выкатились две крупных прозрачных слезы. Ибрагим разглядел, как они медленно текли по смуглым, но чуть побледневшим щекам гостьи.
  - А теперь... - продолжала она, - теперь они с твоим старшим братом радуются вдвоём! Они думают, что избавились от тебя! Они никого не пощадят. Стоит этой змее сказать несколько слов, как тебя тут же казнят. Впустить в твою комнату янычара, переодетого дворцовым слугой, например... Или переслать кубок с ядом, а? Мурад при желании  поступит так же!
У Ибрагима всё кипело внутри. Он подошёл к двери ещё ближе, просунул руки в прорези, схватился за узорчатые прутья и принялся их сильно трясти от бешенства. Махфируз поневоле пришлось немного отступить.
  - Что... Вы... говорите? - проскрежетал зубами юноша, раскачивая прутья так, точно хотел вырваться на свободу. - Вы в своём уме, госпожа? Или Вы забыли, что я тоже сын Кёсем-султан? Как Вы смеете говорить так о моей матери и о брате?
  - У матери-змеи и сын-змеёныш. - выпалила Махфируз, вновь приближаясь к двери.
  - Но я ведь тоже её сын! - выкрикнул Ибрагим, глядя с ненавистью на бывшую валиде.  - По-Вашему, я тоже змеёныш?
  - Нет... - ласково, почти по-матерински улыбнулась коварная султанша. - Ты совсем другой. Ты чист перед Аллахом, как и мой Осман. Они не пощадили его, и тебя не пощадят. Знай, что отныне я твой самый верный друг и заступник.
  - Вы? - Ибрагим отступил на шаг и разжал пальцы. - Вы - мой друг? - и в эту минуту впервые из этого разумного и образованного бноши вырвался смех настоящего сумасшедшего. Он смеялся, запрокинув красивую голову назад, обнажая белые зубы и кося одним глазом в сторону Махфируз. Припадок длился недолго - не более двух минут, но с этого момента во взгляде молодого шехзаде навсегда осталось лёгкое безумие. За этот день он, кажется, постарел на десять лет. Впервые за столько времени он услышал человеческий голос, и этот голос поведал ему такое...
От всей ярко нарисовавшейся картины в памяти султан ослаб, и его стал покидать разум. Он хватился за голову, потом сбросил со стола бумаги, а затем комнату огласил страшный крик. В покои тут же вбежал Кисмет-ага, главный евнух.
  - Повелитель, с Вами всё хорошо? - участливо спросил абиссинец, помогая падишаху подняться. - Позвать лекаря?
  - Не стоит... - бросил повелитель, приходя в себя. - нога нестерпимо болит с самого утра, но это пустое. Лучше пошли за Айшехан. Немедленно. Мне надо поговорить с ней...

А султан так и сидел, не обращая внимания Ни на что вокруг. Он не слышал, как отворялась дверь, как по мягкому ковру ступали чьи-то удивительно лёгкие ножки, как чуть поодаль раздавались голоса.  Ибрагим опамятовался только после того, как  чуть не над самым его ухом раздался гневный голос сестры. Кричит на кого-то... падишах поднял глаза, и увидел бледную Айшехан, которая отчитывала Кисмета за невнимательность.
   - Брось, сестра... - ласково сказал мужчина, вставая с места и беря девушку за плечи. Бедняжка тряслась, словно её только что разбила жестокая лихорадка... Видно, припадочное состояние передалось и ей. Айшехан робко села рядом, не глядя на брата, ничего не говоря. Узкие плечики трясутся, дыхание прерывается... Милая, как же она испугалась за него, за полоумного...
    - Я хотел давно с тобой поговорить. Расскажи мне о Мураде. Он ведь правил до меня, так? Я знаю, он чаще виделся с тобой, а на меня у него времени не было. Так что ты знаешь о нём гораздо больше, чем я.
Ибрагим остановился перевести дух. Его глаза встретились с глазами сестры, которая подняла голову. В них была такая боль, такая горечь... Тонкие смуглые смуглые ручки сжались под тяжелыми висячими рукавами, губы задрожали... Ещё мгновение, и она расплачется. Но брат не хотел сворачивать тему.
    - И ещё: это правда, что валиде приказала убить нашего старшего брата, Османа? Ему было семнадцать, когда его не стало. Вот его я помню очень хорошо... Такой добрый, кроткий, мечтал сделать свой народ счастливым...
И тут султан ощутил необходимость рассказать сестре о том, что он пережил, когда ещё был шехзаде, рассказать о страшном визите Махфируз-султан, об их разговоре через прутья решётки. Рассказать всё, до последней мелочи, ничего не упустить. Пусть его ненаглядная Айшехан, самый родной человек на этой земле, узнает всё.

Ибрагим сидел как на иголках. Он слушал печальную сестрину повесть и не верил своим ушам - да и кто поверил бы, услышав такое о собственном брате? Но приходилось верить Айшехан на слово - ведь она виделась с Мурадом чаще, чем он. От каждого слова у повелителя гудело в ушах, мысли путались, переплетались; странные чувства бродили по закоулкам его истощенной дворцовой жизнью души. Как же хотелось, чтобы Мурад оказался не таким жестоким... хотя с другой стороны, к чему сестре врать? Нет, она не такова, ей незачем клеветать на старшего брата. Падршах с грехом пополам отогнал нехорошие мысли и с немым ужасом и вопросом глянул на Айшехан.
   - Родная... Как же ты терпела его? - с ужасом поинтересовался Ибрагим, не в силах сдерживать своего страха. На какое-то мгновение ему показалось, что дух покойного Мурада бродит по этой комнате, а может, притаился не террасе и прислушивается к разговору близких? - Это все, что ты о нем знаешь? Говори, не стесняйся. Я давно хотел расспросить тебя о нём, но побаивался, и видимо, не зря. Мне многое предстоит довершить из начатого им, но после твоих слов сама память о нем становится мне невыносимой. Может, это и к лучшему, что я редко видел его? Но теперь уже рассказывай все без утайки. Больнее ты мне не сможешь сделать.

Повелитель сидел, подобный грубому тысячелетнему камню. Его безрассудную голову давили тяжёлые мысли. Перед глазами стояла непроницаемая муть, а в ушах отдавались слова сестры. Вот она, горькая и жестокая правда, которой он до этого момента ещё никогда не познал. После рассказа о фаворитке Мурада султан вспомнил некое женское лицо, светлое и доброе. Значит, её звали Айше-хатунж. Значит, это...
Тут перед мысленным взором Ибрагима явилась ещё одна картина из прошлого: звуки музыки, весёлые женские голоса, звон бубнов и гортанный девичий клёкот... что празднут? Богато одетая девушка спешит к его темнице. На руках младенец... Он тихонько пищит, из-под узорчатого одеяльца виднеются его мягкие очертания. Шёпот "Смотри, Селим, это твой дядя, шехзаде Ибрагим!"... Голос звучал трепетно, без тени насмешки и презрения. У Ибрагима дух заняло от этой мелодичной речи, от этого участия. Айше-хатун на мгновение остановилась перед дверьми, как бы раздумывая, что делать. Какой взгляд был у неё... Совсем не тот, что у Махфируз-султан - добрый, светлый, но печальный.
   - Даю слово, шехзаде. - как бы самой себе вдруг прошептала наложница. - Я спасу Вас. Государь не может быть так жесток, он сжалится над Вами!
Эти слова из далёкого прошлого больно резанули султана по сердцу. Он порывисто обернулся к Айшехан, глянул ей в глаза и быстро заговорил, словно пытаясь высказать всё, пока очередная волна безумного недуга не потопит его с головой:
   - Я знаю, сестра. Знаю, почему Айше-хатун убили. - девушка вздрогнула и отшатнулась от него. Её губы задрожали, но султана было трудно остановить - теперь ему становилось ясно всё. - Мурад расквитался с ней из-за меня. Она просила его, чтоб он меня пожалел... и поплатилась. Только ты смогла спасти меня, сестра. Никого кроме тебя у меня нет в этом мире. Даже валиде глядит на меня не как на сына... Будь и дальше со мной, не оставляй меня, слышишь?
Султан прижал тонкую руку сестры к губам и стал покрывать её слезами и поцелуями. После всего услышанного он знал одно: никого роднее, чем она, его милая Айшехан, нет на свете. Жёны? А что жёны! Может, они его и любят, но не так крепко и истово, как сестра.

Услышав о скором приезде Ханзаде, Ибрагим просиял... Он безумно соскучился по ней, ведь после свадьбы с Али-пашой и отъезда в Измир они не виделись целый год. К тому же у красавицы сестры родились дети... Падишаху не терпелось увидеть племянников, поделиться этой радостью с остальными... Даа, Айшехан, действительно, привнесла в этот мрачный разговор что-то светлое. Султан Рбнял на радостях Айшехвн и поинтересовался у неё:
  - Когда Ханзаде должна прибыть в столицу? Мы должны успеть подготовиться к её встрече, тем более, что она приедет не одна... Хвала Всевышнему, сделавший нашу семью такой большой...
Да, теперь у владыки османов был повод для радости. Должна приехать младшая сестра, маленькая дикарочка, как он всегда её называл. Ибрагим предчувствовал, что семейная жизнь несколько изменила Ханзаде, сделала её чуточку серьёзнее... Хотя кто её знает? Возможно, в столицу приедет всё та же насмешница и озорница.
Приезд Ямана Али тоже радовал повелителя: во-первых, относительно его и сам султан, и валиде сошлись во мнении: его надо сделать визирем совета. Возможно, в будущем он займет и высший пост, если, конечно, докажет свою преданность.
   - Надо непременно оповестить хасеки. Особенно Турхан, Салиху и Муаззез. Хюма Шах уже видели сестру, а остальные жёны - пока ещё нет. Только Айшехан... - султан поцеловал сестру в лоб. - обещай, что вы не будете спорить, кто из вас красивее. Вы обе для меня самые прекрасные на свете.